А рядом другое… Разорванность сознания кремлевских детей между их спецжизнью и обычной жизнью усугубляется появлением отблесков третьей жизни — куда более шикарной и свободной, чем спецжизнь, — загнивающей, капиталистической, возникшей вместе с появлением союзников на арене войны. Спецжизнь меркнет и тускнеет перед нею. Тем более обычная жизнь.
Москва радуется американским подаркам — продуктам, пластинкам, кинофильмам, фотографиям звезд Голливуда. Воображение переносит новые идеалы на тех, кто рядом или близко.
Кремлевские девушки поголовно влюбляются в Серго Берия. Марфе, внучке Горького, кажется, что «он как две капли воды похож на американского артиста Роберта Тейлора» — фильмы с его участием сначала привозят на правительственные дачи, а потом уже пускают в прокат.
Поэт Константин Симонов, киносценарист Алексей Каплер увлекают женское воображение свободой поведения.
Любовь Орлова, еще в конце тридцатых создавшая себя на экране по образу и подобию американских кинозвезд, теперь отступает перед явлением голливудской звезды Дины Дурбин, поющей на ломаном русском языке, сидя в освещенном круге. Фильм с участием Дины «Сестра его дворецкого» — странное, манящее название!.. Забытое, царских времен слово: «дворецкий». Это не фамилия, это должность при знатном господине…
«Серенада солнечной долины»… Виртуозная конькобежка Соня Хенни.
Мужские свитера и галстуки с оленями…
Во всех углах и уголках звучит под сурдинку Гленн Миллер. Хриплый голос Луи Армстронга чудится голосом свободы.
Замочная скважина на Запад полуоткрыта — заглянувшие в нее не могут оторваться. Она грозит разрастись, стать окном на железном занавесе, окном в Европу, в Америку, окном в запрет…
Затем ли Сталин в тридцатых изживал всю эту нечисть, чтобы в сороковых она возникла с еще большей силой?!
Царевна Светлана на то и царевна. Она не падка на западные приманки. Она готовится в университет. Она будет историком.
В то время все вокруг учили немецкий, некоторые французский, но вот появился английский язык. Сталин захотел, чтобы дочь изучала английский. Именно этот язык пригодился ей в той жизни, которую Сталин для нее и представить не мог.
* * *
Осень сорок второго.
«Василия втянули в создание какого-то фильма о летчиках, который он должен был консультировать. Так Василий познакомился с Каплером, а через него со многими деятелями литературы и искусства. В Зубалове начались гульбища и застолья, в них принимали участие А.Каплер, Р.Кармен со своей красавицей женой Ниной, К.Симонов, М.Слуцкий, В.Войтехов, А.Мессерер и его сестра Суламифь, В.Серова, Л.Целиковская и многие другие, всех не упомнишь, — пишет живший на сталинской даче в Зубалове племянник покойной Надежды Сергеевны Владимир Аллилуев. — Василий сошелся с женой Кармена, а у Светланы начался роман с Каплером».
Вот как видится этот роман Марфе Максимовне: «Первая ее серьезная влюбленность была связана с Каплером. Он вскружил ей голову. Во время уроков она показывала мне газету со статьей «Письма с фронта», которая несомненно была адресована ей. Я ее читала, держа газету под партой.
В день своего рождения она в классе показала мне его подарок — замечательный старинный эмалевый кулон: зеленый лист с жучком.
Это было первое внимание к ней взрослого мужчины.
Они встречались, гуляли по улицам Москвы, и, конечно, ей было с ним очень интересно, он массу чего рассказывал, вводя ее в окружающий мир. Я думаю, что эта несостоявшаяся любовь во многом сломала ее и предопределила будущее«.
А вот что говорит сама Светлана: «После шумного застолья начались танцы. Люся — так все его звали — спросил меня неуверенно: «Вы танцуете фокстрот?»
Мне сшили тогда мое первое хорошее платье у хорошей портнихи. Я приколола к нему старую мамину гранатовую брошь, а на ногах были полуботинки без каблуков. Должно быть, я была смешным цыпленком, но Люся заверил меня, что я танцую очень легко, и мне стало так хорошо, так тепло и спокойно рядом с ним!
Я чувствовала какое-то необычное доверие к этому толстому дружелюбному человеку, мне захотелось вдруг положить голову к нему на грудь и закрыть глаза…
«Что вы невеселая сегодня?» — спросил он, не задумываясь о том, что услышит в ответ. И тут я стала, продолжая переступать ногами, говорить обо всем — как мне скучно дома, как неинтересно с братом и с родственниками; о том, что сегодня десять лет со дня смерти мамы, а никто не помнит об этом и говорить об этом не с кем. Все полилось вдруг из сердца, а мы все танцевали…
Нас потянуло друг к другу неудержимо…
Люся приходил к моей школе и стоял в подъезде соседнего дома, наблюдая за мной. А у меня радостно сжималось сердце, так как я знала, что он там.
Люся приносил мне книги: «Иметь и не иметь», «По ком звонит колокол» Хемингуэя, «Все люди — враги» Олдингтона.
Он давал мне «взрослые» книги о любви, совершенно уверенный, что я все пойму. Не знаю, все ли я поняла в них тогда, но я помню эти книги, как будто прочла их вчера…
Огромная «Антология Русской поэзии от символизма до наших дней», которую Люся подарил мне, вся была испещрена галочками и крестиками около его любимых стихов. И я с тех пор знаю наизусть Ахматову, Гумилева, Ходасевича… О, что это была за антология — она долго хранилась у меня дома, и в какие только минуты я не заглядывала в нее!«
Странное сочетание: школьница и сорокалетний московский бонвиван, вдруг воспламенившийся от… чего? От юности прелестной Светланы?
Она была хороша тогда, по признаниям внучек Горького Марфы и Дарьи: «Зеленоглазая, живая, с копной рыжих волос — чудо! И умница».
Мать горьковских внучек Надежда Алексеевна писала портрет Светланы и наслаждалась ее красотой.
Но мало ли юных красоток в Москве? Ах, не прочувствовал ли отзывчивый Каплер одиночество царевны и не решил ли душевно помочь ей? Или просто захотел в зятья к самому Сталину, не слишком представляя себе последствия такого смелого желания?
Они ходили по улицам Москвы, никак не могли наговориться, а за ними поодаль брел постоянный сопровождающий царевны, охранник, чекист Климов. Иногда смелый Каплер давал ему прикурить и всегда любезно здоровался с ним.
Сталин уже знал все. Дочь сама рассказала ему о Каплере, показала его пьесу — отец хохотал, читая ее, но потом нахмурился и сказал, что она ведет себя недопустимо.
Вскоре Каплер уехал в Сталинград — это был канун Сталинградской битвы, а в конце ноября 1942 года, развернув «Правду», Светлана прочла статью спецкора А.Каплера под названием «Письмо лейтенанта Л. из Сталинграда». Статья в форме письма к любимой. С намеками на Светлану.