Лоян быстро превратился в блестящую столицу, однако Чанъань остался главным торговым центром Поднебесной. Именно отсюда начинался путь, который полторы тысячи лет спустя назовут Великим Шелковым, именно к Чанъаню сходились семь императорских трактов, таких же, как тот, по которому ехали преторианцы. Это была прямая дорога, шагов двадцати в поперечнике, обсаженная соснами, и движение по ней было довольно оживленным – и впереди, и позади топали кони и мулы, грохотали тяжелые повозки и легкие двуколки. Зашуганные земледельцы жались к обочине, толкая перед собою тележки, а быстрее всех носились курьеры, обгоняя купцов и служилых людей.
И вот вдали замаячила восточная стена Чанъаня. Она прямой четкой линией тянулась с севера на юг, обозначая территорию «Ян» и положение солнца в зените.
Движение замедлилось – десятки караванов, сотни повозок, тысячи конных и пеших скопились под плакучими ивами вдоль крепостного рва. Голоса, топот, ржание сливались в прерывистый гул, озвучивая прибытие.
Могучая наклонная стена, сложенная из кирпича и утрамбованной земли, приблизилась вплотную. Огромные ворота были открыты. В них имелись три отдельных прохода, и в каждый могли одновременно въехать четыре повозки в ряд.
Сергий ехал верхом, но, даже не покидая седла, он ощущал дрожь земли от бесчисленных колес и копыт. За полутемным сводом ворот ему открылась одна из восьми главных улиц, устроенная в ханьской манере – проезжая часть была разделена на три полосы, причем средней, отделенной с обеих сторон валами высотой до пояса, мог пользоваться только император.
Дома и слева, и справа были украшены по фасаду резными карнизами, колоннами и пилястрами. Одни выходили прямо на улицу, другие скрывались за воротами с двумя невысокими прямоугольными башенками. Дома не поражали высотой, но иногда поднимались на три, а то и на пять этажей. Этажи постепенно уменьшались кверху, венчаясь маленькой пирамидальной крышей. Знаменитых изогнутых концов у кровель Сергий не обнаружил – время не пришло. И он постоянно ловил себя на некоем снисхождении к ханьцам, ощущая в душе гордыню превосходства. То же чувство выразил и Эдик.
– Нет, это не Рим, – сказал он, перефразируя известную присказку.
– Эт-точно, – поддержал друга Гефестай, косясь на философов – не слышат? А то обидятся еще…
Действительно, преторианцам было с чем сравнивать. Рим, одетый в камень и мрамор, выигрывал в сравнении с Чанъанем, где даже императорская полоса была присыпана белым песком, дома строились из дерева, а крыши покрывались когда круглой черепицей, а когда и соломой.
И все же Чанъань был очень большой. Расчерченный, как шахматная доска, на прямоугольники кварталов, он в лучшие свои времена давал кров полумиллиону человек. Ныне в его стенах проживало куда меньше народу – весь город чернел пепелищами, а на месте императорского дворца раскинулся необъятный пустырь, заросший кустарником.
Но огромные базары продолжали работать, напоминая торговые городки с улочками-проходами между гигантскими складами, между бесконечными рядами лавок, между постоялыми дворами и пыльными площадками, на которых формировались караваны. Жизнь тут прямо-таки бурлила, бронза, серебро и золото многажды пересыпались из кошелей в сундуки и обратно, а торговые гости шатались по городу, давая работу трактирщикам и «поющим женщинам» – жрицам любви. Было еще слишком рано, чтобы останавливаться на постой, поэтому Лобанов решил не задерживаться в Чанъане – вряд ли ханьские власти простят им бегство из-под стражи. Да и за само нападение на охранников «при исполнении» полагалась соответствующая мера наказания.
Контубернию здорово повезло, что они успели добраться до Чанъаня – курьер из «Золотого города», посланный с приказом «держать и не пущать», прибыл в одно время с преторианцами. Местный градоначальник выслал стражу ловить преступников, но лишь для очистки совести – в любом ином городе иностранцев поймали бы, особо не затрудняясь, только не в Чанъане, где пришельцев было едва ли не больше, чем аборигенов.
Искандер, Эдик и Гефестай остались охранять лошадей, а Сергий, вместе с Тзаной и Лю Ху отправился за пропитанием.
– Кун Цю сказал: «Пища – это Небо людей», – провозгласил конфуцианец.
– Гефестай подпишется под этим изречением, – улыбнулся Сергий.
Выбрав заведение почище, они вошли, окунаясь в волны ароматов.
– Рис, если он не варварский, а ханьский, то есть шлифованный, – наставлял Лю Ху, – можно залить соленым кипятком, настоять несколько минут, потом кипяток слить и дать рису высохнуть на солнце. После этого он хранится недолго, зато его можно замочить на час-другой в холодной воде – и он уже мягкий и вкусный, как вареный!
– Так и сделаем, – согласился Лобанов.
Поторговавшись, набрали в дорогу ломтиков сушеного мяса и маньтоу – приготовленных на пару несоленых хлебцев. Купил он и чая – это были шарики вроде пилюль, скатанные из чайных листьев, размолотых в порошок.
Накупив провизии, Сергий рассчитался с торговцем – под бдительным присмотром Лю Ху, и сказал, обращаясь к Тзане:
– Представляешь, они чай не заваривают, а варят, как суп… Тзана!
Но Тзаны в харчевне не наблюдалось. Подхватив покупки, Лобанов поспешил на улицу, откуда донеслись крики ярости. Испытывая нехорошее предчувствие, он выскочил за порог.
Тзана была неподалеку. Прислонившись к стене, она держала на дистанции четверых купцов – бактрийцев или согдийцев, багровых от отрицательных эмоций. Пятый лежал в пыли со вспоротым животом.
Сергий оставил мешок с провизией и шагнул на помощь девушке, обнажая цзянь. Конфуцианец вытащил кинжал.
– В чем дело? – резко спросил Лобанов, поигрывая мечом. Говорил он на латыни, надеясь, что Лю Ху переведет вопрос, но один из купцов был знаком с римской речью. С перекошенным от злобы лицом, он завопил, тыча пальцем в Тзану:
– Эта девка зарезала Забула! Я, Азрак, сын Гистана из Мараканды, свидетельствую – она ни за что ни про что убила моего земляка!
– А чего он полез ко мне? – ответила Тзана с ожесточением. – Я его дважды предупредила, чтоб не лез!
– О, верные сыны Авесты! – вскричал Азрак, обращаясь к товарищам по ремеслу и вере. – Вы слышали?! Эта девка…
– Угомонись, – сказал ему Сергий. – Во-первых, это не девка, а моя жена. Во-вторых, тебе было сказано – Забула предупредили. Он не внял совету? Что ж, так ему и надо! Умнее надо быть. Пошли, Тзана.
Девушка шагнула к Сергию боком, не отводя глаз от купцов, и правильно сделала. Горячие согдийские парни снова допустили промах – всем скопом кинулись на чету Лобановых.
Неласково улыбаясь, Тзана совершила молниеносный выпад, прокалывая Азраку ногу. Уходя от вертикального удара, она присела на одно колено, и поразила купца в живот. Тот хрюкнул и стал оседать в пыль.