Шрифт:
Интервал:
Закладка:
КРЫМ
Хожу,гляжу в окно ли я —цветыда небо синее,то в нос тебе магнолия,то в глаз тебеглициния.На молокосменилчаив сияньелунных чар.И днеми ночьюна Чаирводабежит, рыча.Под страшнойстражейволн-борцовглубины вод гноятповыброшенныхиз дворцовтритонов и наяд.А во дворцахдругая жизнь;насытясьводной блажью,иди, рабочий,и ложисьв кроватьвеликокняжью.Пылают горы-горны,и море синеблузится.Людейремонт ускоренныйв огромнойкрымской кузнице.
ТОВАРИЩ ИВАНОВ
Товарищ Иванов —мужчина крепкий,в штаты вроспокрепше репки.Сидитбессменноу стула в оправе,придерживаясьна службеследующих правил.Подходит к телефону —достоинствоскладкой.– Кто спрашивает?– Товарищ тот —И сразуротв улыбке сладкой —как будтоу него не рот, а торт.Когданачальстворассказывает анекдот,такой,от которогопокраснел бы и дуб, —Иванов смеется,смеется, как никто,хотяот флюсаноет зуб.Спросишь мнение —придет в смятеньице,деликатноотложитдо днядо следующего,а к следующемуузнаетемненьице —уважаемоготоварища заведующего.Начальствоодносмахнут, как пыльцу…Какоеему,Иванову,дело?Он служиттак жедругому лицу,его печенке,улыбке,телу.Напялитна себяначальственную маску,начальственные привычки,начальственныйвид.Начальство ласковое —и онласков.Начальство грубое —и он грубит.Увидя безобразие,не протестует впустую.Протестзамираетв зубах тугих.– Пускай, мол,первымидругие протестуют.Что я, в самом деле,лучше других? —Тот —уволен.Этот —сокращен.БессменноодноИвановье рыльце.Вездеи всюдупролезет он,подмыленныйскользкимподхалимскиммыльцем.Впрочем,написанноени для кого не ново —разве нету вастакого Иванова?Кричублагим(а не просто) матом,глядяна подобные истории:– Где я?В лонахкрасных наркоматовилив дооктябрьской консистории?!
ПОСМОТРИМ САМИ, ПОКАЖЕМ ИМ
Рабочий Москвы,ты видишьвезде:в котлах —асфальтное варево,стропилы,стуки дым весь день,и ценысползают товаровы.Союз расцветету полей в оправе,с годамиразделаем в рай его.Мы землюзавоевалии правим,чистя ееи отстраивая.Буржуитоже,в кулак не свистя,чихаютна наши дымы.Знают,что несколько лет спустя —мы —будем непобедимы.Открыташпанебуржуев казна,хотят,чтоб заводчик пас нас.Со всех сторон,гулка и грозна,идетна Советыопасность.Сегоднясоветской силы показ:в ответна гнев чемберленскийв секундунаденемпротивогаз,штыки рассияем в блеске.Не думай,чтоб займаминас одарили.Храниреспубликуна свои гроши.В ответ Чемберленамвзлетай, эскадрилья,винтамивражье небо кроши!Страна у насмягка и добра,но землю Советов —не трогайте:тому,кто свободу придет отобрать,сумеемостричькогти.
ИВАН ИВАНОВИЧ ГОНОРАРЧИКОВ
(Заграничные газеты печатаютбезыменный протест русских писателей.)
ПисательИван Иваныч Гонорарчиковправительствосоветскоеобвиняет в том,что живет-де писательзапечатанным ларчикоми владеетзамокобцензуренным ртом.Елепреодолеваяпивную одурь,напевает,склонясьголовой соловой:– О, дайте,дайте мне свободуслова. —Я тожесделаниз писательского теста.Действительно,чего этой цензуре надо?Присоединяюголоск писательскому протесту:ознакомимсяс писательскимларчиком-кладом!Подойдемк такомудемократично и ласково.С чего начать?ОтодвинемтоварищаЛебедева-Полянскогои сорвемс писательского ртапечать.Руки вымоеми вынемсодержимое.В началеротика —парасоветских анекдотиков.Здесь жесразу,от слюней мокра,гордая фраза:– Я —демократ! —За ней —другая,длинней, чем глиста:– Подайтетридцать червонцев с листа! —Что зуб —то светоч.Зубовная гнильсветит,как светятгнилушки-огни.А когдаязыкприподняли робкий,сидевшийв глоткенаподобие пробки,вырвалсявизг осатанелый:– Ура Милюкову,даешь Дарданеллы! —И сразувсе заорали:– Закройте-канедраблагоухающего ротика! —
Мыцензуройбелые враки обводим,чтоб никтоне мешалсловам о свободе.Чем точитьдемократические лясы,обливаясьчаямидо четвертого поту,поможеми словомсвободному классу,силойоберегающемуи строящему свободу.И вдругмелькаетмысль-заря:а может быть,яи рифмую зря?Не эмигрант лигрязныйиз бороденки вшивойвычесали этотпротестик фальшивый?!
ЧУДЕСА
Как днище бочки,правильным дискомстоялалунанад дворцом Ливадийским.Взошла над землейи пошла заливать ее,и льется на море,на мир,на Ливадию.В царевых дворцах —мужики-санаторники.Луна, как дура,почти в исступлении,глядятглазаблинорожия плоскогов афишу на стенах дворца:«Во вторниквыступлениетоварища Маяковского».Сам самодержец,здесь же,рядом,гонял по залами по биллиардам.И вот,где Романовдулся с маркерами,шарыложапод свитское ржание,читаю якрестьянамо форместихов —и о содержании.Звонок.Лунаотодвинулась тусклая,и я,в электричестве,стою на эстраде.Сидят предо мноюрязанские,тульские,почесывают бороды русские,ерошат пальцамирусые пряди.Их лица ясны,яснее, чем блюдце,где надо – хмуреют,где надо —смеются.Пусть тот,кто Советамне знает цену,со мною станетот радости пьяным:где можноещечитать во дворце —что?Стихи!Кому?Крестьянам!Такую странуи сравнивать не с чем, —где ещемыслимыподобные вещи?!И думаю яобо всем,как о чуде.Такое настало,а что еще будет!Вижу:выходятпосле лекциидва мужикаслоновьей комплекции.Уселисьвдвоемпод стеклянный шар,и первыйвторомузаметил:– Мишка,оченно хороша —этапоследняябыла рифмишка. —И долго ещегудят ливадийцына желтых дорожках,у синей водицы
МАРУСЯ ОТРАВИЛАСЬ
Вечером после работы этот комсомолец
уже не ваш товарищ. Вы не называйте
его Борей, а, подделываясь под
гнусавый французский акцент,
должны называть его «Боб»…
«Комс. правда».
В Ленинграде девушка-работница
отравилась, потому что у нее не было
лакированных туфель, точно таких же,
какие носила ее подруга Таня…
«Комс. правда».
Из тучки месяц вылез,молоденький такой…Маруська отравилась,везут в прием-покой.Понравился Маруськеодинс недавних пор:нафабренные усики,Расчесанный пробор.Он былмонтером Ваней,но…в духе парижан,себеприсвоил званье:«электротехник Жан».Он говорил ей частоодну и ту же речь:– Ужасное мещанство —невинностьзряберечь. —Сошлись и погуляли,и хмуритЖанлицо, —нашел он,чтоу Ляликрасивше бельецо.Марусе разнесчастнойсказал, как джентльмен:– Ужасное мещанствосемейныйэтотплен. —Он с нейрассталсяровночерез пятнадцать дней,за то,что лакированныхнет туфелек у ней.На туфлиденег надо,а денегнет и так…СебеМарусяядукупилана пятак.Короткойжизниточка.– Смер-тель-ныйя-ядиспит… —В малиновом платочкев гробуМарусяспит.Развылся ветер гадкий.На вечер,ветру в лад,в ячейкеоб упадкепоставилидоклад.
Почему?
В сердцебез лесенкилезутэти песенки.Где родинаэтихбездарных романсов?Там,где белыелаются моською?Нет!Эту песнюродила масса —нашакомсомольская.Легковрагапродырявить наганом.Или —голову с плеч,и саблю вытри.А каксейчаснащупать врага нам?Таится.Хитрый!Во что б ни обулись,что б ни надели —обноскибуржуеву нас на теле.И неттебепути-прямика.Нашейкультуришкебез году неделя,а ихней —века!И растутчерныедурнии дуры,ничем не защищенныеот барахла культуры.На улицу вышел —глаза разопри!В каждой витринебуржуевы обноски:какая-нибудьшляпас пером «распри»,и туфлипоказываютлакированные носики.Простенькуюблузу нами надеть конфузно.На улицах,под руководствомГарри Пилей,расставилосетиСовкино, —от нашейсегодняшнейтрудной былиуноситк жизни к иной.Тамни единогони Ваньки,ни Пети,одниЖанны,одниКэти.Толча комплименты,как воду в ступке,людисовершаютблагородные поступки.Всебароны,графы – все,живутпо разнымроскошным городам,ограбяти скажут:– Мерси, мусье, —изнасилуюти скажут:– Пардон, мадам. —На лентекаждая —графиня минимум.Перо в шляпуда серьги в уши.Куда жесравнитьсяс такими графинямизаводскойФеклуше да Марфуше?И мальчикипачкамистреляют за нэпачками.Нравятсямальчикамв маникюре пальчики.Играютэтим пальчикомнэпачкина рояльчике.А сунешься в клуб —речь рвотная.Чешутязыкамичиновноустые.Раз международное,два международное.но нельзя же до бесчувствия!Напротив клубадверь пивнушки.Веселье,грохот,как будто пушки!Стараетсяразнаямузыкальная челядьпианинитьи виолончелить.Входите, товарищи,зайдите, подружечки,выпейте,пожалуйста,по пенной кружечке!
Что?