то есть, как говорят, экстериоризирует вовне прежде интериоризированное внутрь.
Габитус, с одной стороны, позволяет нам производить свойственные ему практики, но, с другой стороны, жёстко ограничивает нас изнутри — в отношении иных практик, не нашего габитуса.
Наш «стиль жизни», наше внутреннее чувство «вкуса» диктует нам то, как мы будем поступать. Однако же этого специфического внутреннего цензора мы в себе не обнаруживаем (в значительной части потому, что мы сами являемся этим цензором, но для других). Для нас наше поведение естественно, закономерно, и нам кажется, что мы осуществляем его совершенно свободно, «по собственной воле».
На самом деле мы настолько же свободны в своих поступках, насколько свободно в своих движениях «броуновское тело». В связи с этим не могу не привести одну цитату из «Эскизов» А. Бадью: «…агенты никогда не бывают свободны, но никогда иллюзия свободы (или отсутствия принуждения) не бывает столь полной, как в случае, когда они действуют, следуя схемам своего габитуса, т. е. объективным структурам, продуктом которых является сам габитус: в этом случае агенты ощущают принуждение не более чем тяжесть воздуха».
По сути, социальные институты создают что-то вроде набора социальных ролей, которые мы разыгрываем в отношениях друг с другом, совершенно об этом не догадываясь, и вместе они складываются в наш габитус.
Понятно, что в разных обществах (читай: в обществах с разными социальными институтами, а потому и габитусами) роль мужа или жены, родителя и ребёнка, гражданина и собственника будет сильно отличаться. Так же у представителей разных обществ будут отличаться отношение к религии, искусству, образованию, закону, гендеру и даже медицинским практикам.
Через эти социальные роли господствующие институты «производили», как говорил Мишель Фуко, нашу «субъективность»: посредством разлитого в обществе социального давления («инстанции истины» и «власти») они, по сути, заставляли человека определять самого себя через соответствующие социальные роли.
После этого человек становился своего рода «социальной программой», которая ведёт себя определённым образом в рамках общей системы отношений. И многие из нас хорошо помнят, каким шоком стала для общества его трансформация при переходе из Советского Союза в современную Россию.
Люди в буквальном смысле не понимали, как себя вести. Прежние социальные роли трещали по швам, а новые выглядели поначалу абсолютно чужеродными, гротескными, глупыми. Но с течением времени всё изменилось, и изменилось наше восприятие экономических отношений, политики, семьи, образования, религии и т. д.
По сути дела, нам нужно было сменить габитус с одного на другой, но проблема состоит в том, что однажды сформированный габитус не может быть просто вынут из человека и заменён на новый. В каком-то смысле мы и есть тот самый габитус.
Так что если я человек, чей габитус формировался в Советском Союзе, то в каком-то смысле навсегда остаюсь «советским человеком», и лишь адаптируюсь, подстраиваюсь, мимикрирую под новые реалии.
Можно сказать, что само существование феномена «поколений» определяется различием в габитусах, которые формировались под воздействием социальных институтов, актуальных на тот исторический период, когда представители того или иного поколения проходили процесс своей социализации, «врастания в культуру»[115].
Если же не прибегать к теории поколений, мы в любом случае имеем в рамках одного общества представителей разных цивилизационных волн — тех, кто ещё успел застать индустриальную волну, но таких немного, а основная масса — это представители информационной и цифровой волн.
Да, степень их влияния на то, что происходит в обществе, различна: политику, по сути, определяют представители информационной волны, а общественные отношения, социальные институты всё больше соответствуют тренду цифровой. Всё это не может не приводить к внутреннему напряжению системы.
Мы не осмыслили этого ещё в полной мере, но правда состоит в том, что в наших обществах, и речь не только о России, соседствуют генерации людей, которые вроде бы живут в одном временном слоте, но воспринимают всё происходящее принципиально по-разному.
Сам этот факт есть удар по социальным институтам, потому что никто не знает, какие «роли» правильные — как правильно быть «отцом», «мужем», «начальником», «экономическим агентом» и т. д., — и все делают это по-разному.
В результате все мы испытываем острейший дискомфорт, потому что не можем ни соответствовать своему габитусу, ни мимикрировать под другой.
Нет проблемы в том, что два человека из разных темпоральностей могут жить в одно историческое время — возьмите хотя бы Робинзона Крузо и Пятницу. Но проблема в том, что один человек не может одновременно существовать в разных темпоральностях, то есть быть одновременно и Пятницей, и Робинзоном Крузо.
Социальные институты в такой ситуации начинают трещать по всем швам, а то и буквально отмирать. Общественная ткань истончается, и нет никакой альтернативы утраченным социальным ролям. Прежние социальные роли больше не являются императивом, но как вести себя в актуальном социальном пространстве, если кроме них у тебя толком ничего нет?
Самой простой способ — минимизировать социальное взаимодействие.
Глава третья. Производство субъективности
Требование, чтобы на лестницах и в коридорах не плевали и не бросали окурков, есть «мелочь», мелкое требование, а между тем оно имеет огромное воспитательно-хозяйственное значение.
Лев Троцкий
Символическая власть распространяется по социальным стропам, и поскольку все мы продолжаем быть людьми — «социальными животными», как когда-то назвал нас Аристотель, то и социальное давление, сама структура нашего габитуса должны, казалось бы, продолжать своё действие, как и прежде.
Но этого не происходит: трансформация социальности из естественной в виртуальную изменила механику становления и функционирования различных типов габитусов буквально по всему спектру социальных институтов.
Габитус, если предельно упростить суть этого феномена, это то, как люди функционируют в рамках своей социальной группы как исполнители той или иной роли. Каждый из нас включён в разные системы отношений и практик, которые диктуют нам определённые формы поведения:
• где-то это национальная идентичность и соответствующая ей социальная роль;
• где-то это политико-идеологические взгляды и связанные с ними форматы восприятия себя (например, принадлежность к тому или иному классу) и социального действия;
• где-то это профессия, отношение к деньгам и так по всему списку социальных институтов, включая личную и духовные сферы.
П. Бурдьё называл габитусы «структурирующими структурами», то есть каждый из нас интроецировал в себя некий набор поведенческих стереотипов, что было обусловлено опытом нашего взаимодействия с другими людьми в рамках того или иного социального института (то есть социальным давлением), и уже они — эти стереотипы, — будучи интроецированными, ставшими нашей частью, воспроизводятся нами в рамках наших социальных отношений, организуя таким образом пространство социального бытия других людей (экстериоризация социального давления).
Сливаясь в единую структуру социального давления, эти практики