Катастрофа вытеснила из сознания Андрея все: и бизнес, и семью. Он почти не виделся с дочерью, избегал встреч с Марго. Куда-то исчезли, испарились мысли о жене. Целыми днями Гумилев просиживал в своем кабинете, жадно выискивая в Сети новые подробности поисковой операции. Они не заставили себя ждать: спустя три дня в Атлантическом океане были найдены тела погибших, личные вещи пассажиров и множество обломков самолета.
Ковалев наконец де-факто узнал о расследовании и страшно возмутился, что его не поставили в известность.
— Вся документация и комплектующие переданы сторонним людям! — кричал он в трубку. — Андрей, что ты делаешь? Сор ни в коем случае нельзя выносить из избы!
— Эксперты получают каждый лишь часть документации и образцы микросхем. Я распорядился предоставить для анализа лишь части системы. Мне нужны результаты. Успокойся, Арсений. Успокойся — и не мешай. Иначе…
Не договорив, Гумилев отключился.
Как-то незаметно пролетел месяц. Корпорация Гумилева не получила никаких официальных обвинений. Air France прислала секретный протокол с результатами работы специальной комиссии. В документе сообщалось, что прямых доказательств ошибочных действий искусственного интеллекта не выявлено, поэтому «нецелесообразно демонтировать систему с других самолетов компании».
Тем не менее Андрей разослал всем пяти участвующим в проекте авиакомпаниям письма с настоятельной рекомендацией отключить блоки искусственного интеллекта, пока не будут получены результаты внутреннего расследования. Ковалев был против, но Андрей проигнорировал мнение приятеля. Проект был детищем Гумилева, и за все отвечал он один.
Ответы были предсказуемы: затрачено слишком много средств, причины аварии А-330 не установлены, так что мсье Гумилеву не стоит торопиться с выводами. По большому счету авиаперевозчики иносказательно и дипломатично повторили слова Ковалева: «Самолеты падали и до искусственного интеллекта, не надо суетиться».
…Последний день июня выдался пасмурным. Андрей с раннего утра сидел в кабинете, отключив все телефоны и компьютеры. Им владело какое-то странное отупение. Сердце сжималось от нехорошего предчувствия, и он ничего не мог с собой поделать.
С востока на город надвигалась тяжелая туча. Ослепительные молнии разрывали ее свинцовую плоть, и гром гулко бил по ушам, словно эхо близких взрывов. Потом пошел дождь. Гумилев некоторое время бездумно наблюдал, как капельки воды сбегают по стеклу, и вдруг, повинуясь внезапному порыву, включил телевизор.
На экране возникло изображение покрытых шапками пены волн. Они качали какой-то мусор, тряпки, оранжевые спасательные жилеты. Бегущая строка равнодушно сообщала: «Авиалайнер A-310 йеменской компании Yemenia Air, на борту которого находились сто пятьдесят три человека, потерпел крушение в Индийском океане, в нескольких километрах от побережья Коморских островов».
Yemenia Air входила в пятерку партнеров корпорации Гумилева. На ее самолетах стояла система управления с искусственным интеллектом. Андрей вскочил, отбросив кресло.
Сто пятьдесят три человека!
Впервые в жизни ему захотелось заплакать. Дело всей жизни рушилось, как карточный домик. Андрей, не попадая по кнопкам, набрал Ковалева.
— Немедленно распорядись о демонтаже всех систем исина! — заорал он в трубку. — В нем ошибка! Ошибка!!
— Андрей, не горячись, — чувствовалось, что Арсения напугал голос Гумилева, но говорить он старался спокойно. — Еще не известно, есть ли в этой аварии наша вина. Давай подождем результатов…
Швырнув телефон на стол — сил спорить не было, — Андрей включил компьютер, вывел на экран ленту новостей и прочитал: «Как сообщили йеменские власти, на месте крушения самолета Airbus-310 обнаружены тела погибших. Число найденных останков не уточняется».
У Гумилева потемнело в глазах. Закололо сердце, по спине побежала струйка пота. Сообщения медленно ползли по экрану: «На месте крушения лайнера «Йеменских авиалиний» спасателям удалось найти уцелевшего пассажира. Им оказался ребенок».
Судорожно вдохнув, Андрей вцепился руками в край стола. Выжил ребенок! Может быть, он не один? Может быть, все не так уж и страшно? Люди спаслись, люди живы! Они качаются на теплых волнах океана в своих жилетах, для них все уже позади, и сейчас опытные, сильные спасатели помогают им забираться в лодки, а на берегу уже приготовлены номера в лучших отелях, медики и психологи ждут…
Новая строчка, появившаяся на экране, разметала все мечтания Гумилева: «Единственным выжившим оказался пятилетний мальчик. Его имя и национальность уточняются».
Единственным… Мальчик. Пять лет. Чуть старше, чем Маруся. Выжил. А родители — он же не мог лететь один — погибли. Пять лет. Все забудется. Или… Или навечно впечатается в память, искалечив психику маленького человечка.
— Господи… — простонал Андрей. — Господи…
Он никогда не верил в Бога, но сейчас, находясь на краю безумия, сам не заметил, как обратился к нему.
Обратился потому, что больше взывать было просто не к кому…
«По уточненным данным, выжившим пассажиром злополучного рейса является четырнадцатилетняя французская девушка по имени Байя Бакари, а не пятилетний мальчик, как сообщалось ранее».
«Значит, мальчик погиб, — подумал Андрей. — Чертовы репортеры! Не могут отличить девочку-подростка от маленького мальчика!»
И тут копившееся неделями нервное напряжение прорвалось наружу. В голове словно вспыхнула одна из тех молний, что освещали небо над Москвой. Андрей зарычал, захлопнул ноутбук, изо всех сил рванул серебристый корпус, с мясом выдрав сетевой шнур.
Размахнувшись, он бросил компьютер в окно. Пуленепробиваемое стекло загудело, как погребальный колокол.
Андрею казалось, что он сходит с ума.
В кабинет вбежала перепуганная секретарша, за ее спиной виднелись лица охранников.
— Андрей Львович, что-то случилось? Мы слышали шум…
— Случилось?! — повернувшись, Гумилев уставился на нее безумными глазами. — Ничего не случилось! Просто сегодня погибли сто пятьдесят два человека. Могло быть больше, но одна девочка выжила. Подумаешь, рутина! А месяц назад — тоже рутина! — погибли двести двадцать восемь человек. Сколько это всего? Сколько?!
Он сорвался на крик, сжал голову руками. Кабинет кружился перед глазами, все плыло. Кое-как добравшись до дивана, Андрей тяжело опустился на него.
— Сто пятьдесят два плюс двести двадцать восемь… — растерянно пробормотала секретарша. — Это будет… триста восемьдесят!
— Надо же, ровное число, — прохрипел Гумилев, тщетно пытаясь расстегнуть пуговицу сорочки. Он начал задыхаться. Паническая атака сдавила горло, по телу пробежала волна дрожи. Последним усилием воли Андрей попытался начать обратный отсчет. Обметанные губы зашевелились, вышептывая: