Читать интересную книгу Моя сумасшедшая - Андрей Климов

— У нас с тобой совсем мало времени. Поэтому я должна тебя попросить…

— Побудь со мной там… в спальне, — перебил он, глядя в пол.

— Не могу.

— Почему?

— Прошу тебя, выполни мою просьбу, — повторила она. — Посмотри на меня! Слушай внимательно: ты должен уехать. Исчезнуть из города. Поезжай куда-нибудь, сейчас лето, это просто. Поживи у друзей… хотя бы несколько месяцев.

— Нету у меня друзей, — отворачивая лицо, возразил он. — Разбежались. И ехать мне некуда. И вообще — с какой стати?

— Ты опять за свое, — Юлия отодвинулась. — Ну что с тобой делать?

— Найди мне выпить. Немного. Чекушку.

— Нет!

— Toдi я помру в тебе на очах. Як пес.

— Вот что мы сейчас сделаем, — Юлия встала. — Я тебя выкупаю! Будет легче, поверь. К тому же помрешь чистым…

Направляясь за занавеску, оглянулась, поймала растерянный и смущенный взгляд Казимира и едва справилась с острым желанием прижать его к себе и утешить.

Она сбросила жакет и осталась в легкой батистовой кофточке. Смешала в ведре горячую и холодную, прихватила таз, кусок простого мыла, холщовое полотенце и отнесла все в комнату. Казимир, белея в полумраке босыми узкими ступнями, рылся среди книг на полке и на ее шаги воровато обернулся.

— 3 глузду з'ïхала!..

— Не ищи. Там все равно ничего нет, — сказала Юлия, сметая все со стола и отодвигая стул. — И не вздумай сопротивляться.

— Завтра, — проговорил он. — И точка. Я моюсь дома, у Марьяны.

— Не выйдет у Марьяны. Тебе туда больше нельзя.

— Это еще почему? — надменно спросил он. — Ты, что ли, запретишь?

— Раздевайся, скорее!

— Мама дорогая!.. — Казимир, скрипнув зубами, сбросил халат и послушно шагнул к столу. Наклонился над тазом, и Юлия увидела, как его спина и предплечья стремительно покрываются мурашками озноба. Повыше локтя густо синел свежий кровоподтек.

Юлия быстро намылила ему голову и стала смывать пену, черпая кружкой из ведра. Потом накинула полотенце на мокрые волосы и опустила таз на пол.

— Становись!

Казимир откинул полотенце со лба и опасливо ступил в мыльную воду. Теперь он стоял спокойно. По спине и груди сбегали капли. Юлия поднялась на цыпочки и вскинула руки, но все равно не смогла дотянуться до холстинки, заменявшей полотенце.

— Наклонись, — проговорила она. — Я хочу вытереть… И не злись, пожалуйста!

Казимир с размаху рухнул на мокрый стул, будто у него подломились колени. Подтянул поближе таз и сунул ноги в еще теплую воду. И пока Юлия быстрыми движениями насухо вытирала его волосы, затем — очень бережно — длинную спину, грудь, плоский живот, бедра, сидел прямо, прикрыв глаза и осторожно дыша. Наконец она снова накинула халат ему на плечи.

— Сиди смирно, я вымою тебе ноги.

Он не успел возразить, а маленькие крепкие руки уже мяли его щиколотки, плескались, поглаживали стопы и пальцы.

— Перестань трястись, тебе уже не холодно… Сейчас я тебя уложу.

— Халат к чертям мокрый, — сказал он, открывая глаза. — Я кохаю тебе.

— Обещаешь уехать?

— Так…

— Завтра?

— Так.

— Пошли. Ты должен поспать…

Казимир послушно дождался, пока она сменит скомканные и грязные простыни, и лег. Юлия укрыла его, села рядом и взяла за руку.

— Иди ко мне, — позвал Казимир.

Она прилегла поверх одеяла, прижалась к нему и зашептала:

— Ты проснешься совсем здоровым. Все изменится: когда ты вернешься, будет теплая осень. Ты войдешь в мастерскую, и тебе сразу захочется работать. Вещи будут ждать тебя. Кружка. Кувшин с водой. Книги. Чисто вымытые кисти. Лист акварельной бумаги. Загрунтованный холст… Жить очень просто. Человеку нужно, чтобы ему не мешали быть самим собой и делать свою работу. Остальное не важно… Зло, ненависть, боль — все пройдет. Спи…

— Так не бывает, — пробормотал он. — Сказки… И ты из той же породы, что Хорунжий… — Казимир дернулся, сбросил ее руку, вцепился в одеяло: — Я и сейчас помню, как он бегал тут по мастерской, сверкал своими византийскими очами: «Який час, якi можливостi! Треба вipити в майбутнє!..» Ну, и где он, я тебя спрашиваю? Где?

— Успокойся! — Юлия снова обняла его. — Не нужно ни о чем больше говорить… Ты единственный, кого я люблю. Каким угодно: грубым, пьяным, глупым. Когда постареешь, когда выгонишь меня… Ты мне нужен… — Она все теснее прижималась к нему, гладила его лоб, щеки, слезы текли по ее лицу, но она ничего не замечала: — Бедный мой, родной… я увезу тебя, и никто — слышишь, никто! — тебя у меня не отнимет…

— Юлю, дiвчинко… Моя божевiльна…

…Когда Казимир наконец утих, уткнувшись в подушку, она бесшумно поднялась, поправила одеяло и вышла, притворив дверь. С порога оглянулась — он крепко спал.

Сквозь плотные шторы с улицы не доносилось ни звука. Однако она знала, что скоро рассвет. Нужно спешить.

Юлия накинула жакет и едва присела с папиросой к столу, как раздался осторожный стук в дверь. Она вздрогнула, однако сразу догадалась, что это тот, кого обещал прислать отец Василий.

Доктор с первого взгляда вызывал доверие: средних лет, похожий на прибалтийского немца или литовца, с крупно вылепленным носом и прозрачно-карими быстрыми и внимательными глазами. При нем был только небольшой саквояж. Едва переступив порог, он поинтересовался состоянием больного. Юлия ответила: «Лучше… спит», — и сразу засобиралась.

Доктор вышел проводить ее на улицу, и на прощание она горячо пожала его руку. Он ответил спокойной дружеской улыбкой и вернулся в мастерскую.

Было сумеречно и очень свежо. Трамваи еще не ходили. Юлия сунула сумочку подмышку, руки — в карманы жакета и ускорила шаг. Где-то наверху хлопнула форточка, залаял пес, но она не оглянулась.

Утро неумолимо приближалось, и ничто не могло ему помешать. Всему свой черед — вот о чем она сейчас думала. И о том, что с Казимиром увидится еще не скоро. Напоследок доктор сказал, что сегодня увезет его в лечебницу. Так безопаснее. Но только к вечеру, не раньше, чем он сам заступит на дежурство.

Это выход, убеждала она себя, может даже и лучший, чем отъезд в никуда, да только как же прожить так долго без него?..

Когда она подходила к своему дому, совсем рассвело. Из открытого окна на втором этаже доносился плач ребенка, у подъезда стояла чья-то служебная машина. Пожилой краснолицый шофер дремал, откинувшись и забыв на баранке тяжелые, перевитые веревками жил кисти…

4

А он-то надеялся, что хоть сегодня с этой барышней получится. Вроде бы согласилась прийти в гости и была совсем не прочь задержаться в его конуре подольше.

Начальство сказало: «Пока все. Отдохни, товарищ Ягодный…» Вот он и отдыхал. Прибрал в своей части дома — после скандального раздела имущества с дурой теткой ему достались всего две комнатушки да половина веранды. Затеял постирушку, на пару с племянником починил забор, вырубил бурьян за сараем, малость порыбачил с утра под Горбатым мостом. Сходил в парикмахерскую, купил в «Швейторге» две новые сорочки в полоску, а вечером поехал в парк культуры и отдыха и там, валандаясь без дела по аллеям, познакомился с девушкой по имени Зоя. Совсем наивная, молоденькая, она сразу понравилась ему — крепкая, как белый грибок, с румянцем во всю щеку, и на его искалеченную левую смотрела без всякой брезгливости. Он, кстати, управлялся ею не хуже, чем здоровой правой. Что и доказал, обнимая эту самую Зою уже через день.

На фронтах гражданской, — сказал он про руку, и этого оказалось достаточно. Девушка завороженно слушала его байки о штурме Перекопа и походе на Варшаву — сама мечтала стать парашютисткой и в свободное время бегала в кружок Осоавиахима в своем электротехникуме связи. Ох, как загорались ее большие и доверчивые, словно у годовалой телушки, глазищи, как пахла она юной здоровой плотью. И наконец-то сдалась…

Ягодный по такому поводу расстарался. Добыл сладкого вина, накрыл стол, встретил на трамвайной остановке — Зоя жила в общежитии у вокзала, — сунул в руки растрепанный букет, и они еще погуляли, прежде чем он повел ее к себе. Выглядело, будто дело идет к серьезному предложению, может, так оно и случится, он еще сам не знал, но сейчас, сидя поздним вечером с девушкой за столом, хотел единственного — чтобы она перестала щебетать всякую бессвязную чепуху, захмелела и легла с ним. Он так давно не касался женщины, что сердце заходилось…

И тут в запертую дверь бесцеремонно заколотили. Ягодный удивился: время вроде позднее, кого там принесло? Он поднялся, извинившись, скинул щеколду и вышел на веранду. Там стоял Мишарин, порученец Балия, или кем он там, чертов ушлепок, значился. Таких хлыщей вечно полно при начальстве. За забором темнела машина, а сам незваный гость был в полной форме.