Читать интересную книгу Фонарь на бизань-мачте - Лажесс Марсель

— Верно, в одном коридоре, но довольно-таки далеко.

— А гости к ней часто захаживали?

— На борту, вы знаете, не уследишь, кто откуда выходит или куда идет. Вероятно, госпожа Фитаман, как, впрочем, и госпожа Дюмангаро, сама принимала гостей и заглядывала к другим.

Не знаю зачем, но я решила как можно чаще связывать этих двух женщин. Быть может, я тоже хотела дать бой госпоже Дюмангаро на ее собственной территории.

— А не заметили вы чего-нибудь странного в ее отношениях с капитаном?

— Не более, нежели в отношениях с капитаном госпожи Дюмангаро, — ответила я. — Вообще между этими дамами и офицерами царили мир и согласие. Надо же как-нибудь поразвлечься, когда вы пять месяцев заперты на корабле посреди океана.

— Но как вел себя капитан в тот вечер, когда погибла госпожа Фитаман? Что он делал?

Настала очередь госпожи Дюкло задавать мне вопросы. Ее муж делал вид, что просматривает какой-то реестр, но, как мне показалось, он ни словечка не пропускал из нашего разговора.

— Он был потрясен, как и мы. Может быть, даже сильнее, чем остальные: ведь капитан отвечает за все, что случается на борту. Возможно, он чувствовал себя виноватым, что не уследил за ней. Тем более что ему доложили, будто она была чем-то очень расстроена.

— Вот как? Расстроена? Но почему?

— Понятия не имею. Впрочем, она это отрицала.

— Откуда вы знаете? Капитан был с вами столь откровенен?

— Ну что вы, сударыня! Это господин Дюмангаро сообщил нам, что капитан Мерьер написал обо всем в протоколе, который затем был передан королевскому прокурору на острове Бурбон.

— А как капитан вел себя с вами, юными барышнями?

— Так, как ведут себя взрослые с маленькими детьми, — ответила я. — Угощал нас конфетками.

Что ей хотелось установить? Что капитан завел у себя на борту гарем? Второй процесс, в дополнение к первому, официальному, будет вестись в этом доме, где мне уготована роль основного свидетеля. А значит, мне нужно держаться настороже, говорить лишь то, что уже все равно доказано, не отягчая ничьей вины. Это будет не так-то легко, но я чувствовала себя достаточно сосредоточенной, чтобы в конце концов оказаться на высоте. Я ведь тоже считала себя виноватой. Останься письмо на месте, не поддайся я искушению сыграть эту шутку с госпожой Фитаман, дело, может быть, не зашло бы так далеко. Теперь уже поздно идти на попятный, поздно и причитать.

— Я его сразу заметила, когда прибыл корабль, в первый же день, — сказала госпожа Дюкло. — Вот уж не представляла его себе в таком свете!

Я не ответила. В эту минуту мне даже выгодно было, чтобы она принимала меня за дурочку, способную простодушно выболтать важные на ее взгляд подробности, которые будут без промедления, как я думала, переданы нотариусом в суд. Однако же я ошиблась: любопытство госпожи Дюкло не отличалось недоброжелательством. Она попросту отдавала дань своему мечтательному характеру.

— Путешествие вам показалось, наверное, нескончаемым, — сказала она.

— Все для нас было так ново, так интересно, мы же попали на борт корабля прямиком из сиротского дома! Нет, путешествие не показалось нам ни слишком долгим, ни утомительным.

— А теперь вам не тягостно ожидание?

— Ожидание чего? — спокойно спросила я.

— Жениха. Вы же сюда приехали, чтобы выйти замуж.

Захотелось ли ей намекнуть, что две из моих подруг уже хорошо пристроены и что мне не след особенно-то привередничать? Как бы то ни было, я решила, что она рассуждает чисто по-женски. Нотариус не замедлил вмешаться.

— У нее еще будет время об этом подумать, друг мой, — сказал он. — А меж тем все небо затянуто облаками. Я должен успеть в канцелярию до дождя. Отдохните до моего возвращения. За детьми пока присмотрит Армель.

Лило весь день, так что выйти с детьми в сад нельзя было и помыслить. Время почти не двигалось. Сплошная завеса ливня окутала дом, вода струилась по листьям кровли, просачивалась внутрь. Пришлось поставить корзины и сундуки на столы. Нечего было делать, кроме как ждать.

Воспользовавшись недолгим затишьем, нотариус добрался до дома уже в темноте. Едва успев скинуть промокший до ниточки плащ, он объявил, что молодой хирург из Юго-восточного порта, Жак Рафен, узнав о прибытии шестерых невест, еще утром нагрянул в Порт-Луи и остановился у своего коллеги, господина Фитамана. Встретившись у королевского прокурора с Луизой Денанси, он тут же принял решение жениться на ней.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Но и эта новость была не единственной: Катрин Гийом тоже пришлась по вкусу некоему человеку, который плыл вместе с нами на «Стойком».

— Никола Жанни — вам что-нибудь говорит это имя? — спросил нотариус.

— A-а, Никола… Видимо, это тот молодой пассажир с нижней палубы? С какими-то пятнами на лице?

— Он очень славный малый, — с укором сказал господин Дюкло. — У него контракт с Вест-Индской компанией. Как он сказал префекту апостольской церкви, ему еще с первого дня понравилась эта девушка, однако он воздержался признаться ей в этом во время плавания.

— А Катрин-то согласна?

— Почему бы и нет? — сказала госпожа Дюкло. — Создать домашний очаг — разве это не то, о чем только и грезит юная девушка?

— Для меня куда предпочтительнее вообще не вступать в брак, нежели выйти замуж против своей воли.

— Да кто же вас заставляет идти против воли? Подождите по крайней мере, пока вам сделают предложение!

— Я не спешу, — смеясь, ответила я.

Деньги, выделенные настоятельницей на обратный путь, я рассматривала как свою охранную грамоту Я могла позволить себе быть веселой и терпеливой.

Процесс длился полмесяца. Пятнадцать дней, в течение которых в Порт-Луи царило великое брожение умов. Именно в эти дни и произошло событие, перевернувшее мою жизнь.

После Фитамана стали допрашивать офицеров, а вслед за тем пошли показания пассажиров, боцмана, парусников, плотников, юнг, кока, его помощника… В освещении фактов выявились такие противоречия, что пришлось провести несколько перекрестных допросов. Нотариус сказал, что самыми сенсационными были показания господина Дюмангаро, поскольку он в них подтвердил все слухи, которые легли в основу судебного процесса.

В чем обвиняли капитана? В том, что он вел себя как тиран и помыкал своими людьми. Ему вменялось также в вину, что он допускал отдельные случаи неподчинения приказам. А еще, что он часто действовал по своему разумению, не считаясь в трудных ситуациях с советами офицеров. Полагали, что он подавал дурной пример экипажу, поддерживая преступные отношения с пассажиркой, вынужденной принимать ухаживания капитана, чем и довел эту даму до самоубийства, поскольку, благодаря своему поведению, она превратилась в посмешище всей команды. Вдобавок его упрекали в том, что после гибели госпожи Фитаман он совсем потерял голову и в ту же ночь едва не покончил с собой, уже не заботясь ни о корабле, ни о пассажирах, за жизнь которых он отвечал.

Как только в суде был зачитан обвинительный акт, его содержание облетело Порт-Луи; одни его тотчас одобрили, другие с ним не согласились. Предполагалось, что заседания будут открытыми, но губернатор распорядился впускать в зал лишь официальных лиц, что вызвало недовольство жителей и еще более разогрело их любопытство. Офицеры с двух кораблей, стоявших на рейде, торчали на площади все то время, пока тянулись судебные заседания. Утром эти заседания проходили с семи до двенадцати, пополудни — с часа до четырех. В перерыве арестованного выводили на прогулку. Никто не имел права сказать ему ни единого слова.

По вечерам, когда укладывали детей, в доме нотариуса продолжался второй, параллельный процесс. Чтобы легче было меня расспрашивать, господин Дюкло и его жена разговаривали при мне, уже не таясь, и в открытую обсуждали все, что происходило сегодня в суде. Допросы свидетелей длились долго, каждый должен был высказаться по всем пунктам обвинения. Был ли капитан самодуром, поступал ли взбалмошно в критических обстоятельствах?