Майкл не знал, о чем говорить. Эмма выглядела такой красивой, такой хрупкой на свежескошенной траве в своих дорогих итальянских туфлях.
— Как твои дела? — наконец выдавил он.
— Ничего. А у тебя?
— В порядке. Я то и дело натыкался на твои фотографии. Один раз ты была там, где катаются на лыжах.
— В Сент-Морице.
— Кажется.
«Глаза все те же», — подумал Майкл. Большие, голубые, чарующие. Заглянув в них, он почувствовал, как у него дрогнуло сердце.
— Ты здесь кого-то навешаешь?
— Нет. Впрочем, да. На самом деле…
— Майкл, — раздался голос матери. Она стояла в дверях, как всегда опрятная. — Ты не собираешься предложить своей знакомой выпить чего-нибудь прохладительного?
— Ясное дело. У тебя есть несколько минут? — спросил он у Эммы.
— Да. Я собиралась поговорить с твоим отцом.
Майкл почувствовал разочарование. С чего он взял, что Эмма приехала ради встречи с ним?
— Отец дома. — Ему удалось улыбнуться. — Злорадствует. Эмма пошла за Майклом к двери, теперь уже вцепившись в сумочку мертвой хваткой, и никакие доводы рассудка не могли бы убедить ее расслабить пальцы.
Эмма увидела у окна наряженную елку, под которой лежали подарки, аккуратно завернутые и перевязанные, а по всему дому распространялся аромат сосновых веток.
Мебель была старая, но в хорошем состоянии, добротная. Семья жила среди этих вещей так долго, что уже вряд ли кто обращал на них внимание, уютно располагаясь на диване или в кресле. Занавески подняты, у окна на подставке цвели африканские фиалки.
Эмма сняла темные очки и, держа их в руках, оглядывала комнату.
— Не хочешь сесть?
— Да, благодарю. Я ненадолго, не стану мешать вам в выходной день.
— Ага, я просто мечтал всю неделю подстригать траву. — Усмехнувшись, Майкл расслабился и указал Эмме на кресло. — Схожу за отцом.
Не успел он выйти, как появилась Мардж с подносом, заставленным стаканами свежезаваренного чая со льдом и с вазочкой домашних сахарных пирожков.
— Майкл, застегни рубашку. — Она поставила поднос на кофейный столик. Как мило, что к сыну заглянула его знакомая.
— Это моя мама. Мам, это Эмма Макавой.
Мардж сразу узнала ее и постаралась скрыть любопытство и сочувствие.
— Ах да, ну конечно же. — Она разлила чай. — У меня хранится газетная вырезка. Где вы с Майклом на пляже.
— Мам…
— Матери разрешается. Очень приятно наконец познакомиться с вами, Эмма.
— Спасибо. Извините, что я вот так, без предупреждения.
— Чепуха. Друзьям Майкла здесь всегда рады.
— Эмма хочет встретиться с папой.
— О! — Мардж нахмурилась, но только на мгновение. — Он за домом, проверяет, не скосил ли Майкл его розовые кусты. Сейчас позову.
— Всего один куст. И то когда мне было двенадцать, — сказал Майкл, беря пирожок. — Но с тех пор мне больше не доверяют. Попробуй, у мамы лучшие пироги в квартале.
Эмма взяла один из вежливости, с ужасом думая, удастся ли ей проглотить хоть что-нибудь.
—У вас прекрасный дом.
Майкл вспомнил особняк в Беверли-Хиллз, где Эмма проводила лето.
— Мне тоже нравится. — Он взял ее за руку. — Что случилось, Эмма?
Почему этот тихий вопрос и нежное прикосновение лишили ее остатков самообладания? Так просто опереться на Майкла, излить ему душу, найти утешение. Но это равносильно новому бегству.
— Не знаю.
Она встала навстречу Лу. Ее улыбка получилась неуверенной, но Майклу она показалась ужасно трогательной.
— Капитан.
— Эмма. — Обрадованный Лу взял обе ее руки. — Совсем взрослая.
Девушка едва удержалась от желания положить голову ему на грудь и заплакать, как уже случалось давным-давно. Но она только сжала ему руку, заглянула в глаза:
— А вы почти не изменились.
— Такого именно комплимента ждет мужчина от красивой девушки.
Она улыбнулась, на этот раз легко:
— Нет, правда. Я учусь на фотографа, поэтому стараюсь наблюдать, запоминать лица. С вашей стороны очень любезно встретиться со мной.
— Не говорите ерунды. Садитесь же. — Заметив чай со льдом, Лу взял стакан, давая ей время освоиться. — Ваш отец тоже в городе?
— Нет. — Эмма провела пальцами по стакану, но пить не стала— Он в Лондоне… или по пути туда. Я теперь живу в Нью-Йорке, учусь в колледже.
— Я уже много лет не был в Нью-Йорке. — Лу откинулся на спинку уютного полосатого кресла. — Значит, фотография. Помню, когда мы виделись в последний раз, у вас была камера.
— Она по-прежнему у меня. Папа частенько говорит, что сотворил чудовище, подарив мне этот «Никон».
— Как поживает Брайан?
— Хорошо, — неуверенно ответила Эмма. — Весь в работе. — В этом она была уверена. — Отец не знает, что я здесь, и мне не хочется, чтобы ему стало известно об этом.
— Почему?
— Он бы очень расстроился. Ведь я приехала к вам поговорить о Даррене.
— Майкл, мне нужна твоя помощь. — Мардж собралась встать.
— Нет, пожалуйста. Останьтесь. Это дело не личное. Полагаю, таким оно никогда не было. — Эмма взволнованно поставила стакан. — Я только хотела узнать, нет ли чего-нибудь такого, известного вам и не попавшего в газеты, о чем в то время не сказали мне, посчитав слишком маленькой. Хотя мне удавалось надолго задвигать это в глубь памяти, но по-настоящему оно никуда не уходит. И вчера ночью я вспомнила…
— Что? — подался к ней Лу.
— Только песню. Которая звучала в ту ночь. Она доносилась снизу, когда я шла к комнате Даррена. На мгновение все стало таким отчетливым. Музыка, слова, плач Даррена. Но, понимаете, я не могу подойти к двери. Когда я пытаюсь вспомнить, то вижу лишь, как стою в коридоре.
— Возможно, ничего другого и не было. Нахмурившись, Лу глядел в свой стакан. Ему тоже удавалось надолго задвигать все это в глубь памяти. Но воспоминания постоянно возвращались. Л у знал, что лицо мальчика всегда будет являться ему, и не только во сне.
— Эмма, мы никогда не были уверены, что вы заходили в комнату и что-то видели. Тогда вам это лишь показалось, но, испугавшись, вы побежали к лестнице, чтобы позвать отца, и упали. Вам было только шесть лет, и вы боялись темноты.
«Боялась и боюсь», — подумала она.
— Я так никогда и не разобралась в случившемся. Но я не в силах выносить неизвестность: была ли у меня возможность предотвратить это? Спасти Даррена?
— Могу вас успокоить. — Лу отставил стакан. Пусть девушка видит в нем полицейского, официальное лицо. — В ту ночь в комнате вашего брата находились двое мужчин. Няня утверждала, что слышала шепот двух человек, когда ее связывали. Экспертиза подтвердила это. Шприц, обнаруженный там, содержал снотворное, детскую дозу. Согласно нашему анализу событий получилось, что с момента, когда связали няню, до вашего падения прошло меньше двадцати минут. Попытка похищения оказалась неумелой и привела к трагическому результату, но все было хорошо продумано. Что-то нарушило их планы. Возможно, мы никогда не узнаем, что именно. Но если бы вы вошли в комнату, вы не смогли бы защитить Даррена, а вас бы, наверное, тоже убили.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});