* *
На следующий день во вторник Полянск взбудоражило новое происшествие. Артамон Георгиевич Синицкий обнаружил свою жену без сознания на ее любимой скамейке в окрестном леске.
Елизавета Григорьевна имела обыкновение почти каждое утро, если не имела важных дел, непогоды и какого-либо недомогания, отправляться на прогулку – нарвать васильков и колокольчиков, а также пофотографировать. Эти ее утренние походы были известны всей деревне, также, как и привычка посидеть на лесной скамейке. В этот вторник, примерно в девять часов утра, как показал следователю Синицкий, он отправился на поиски супруги и обнаружил ее лежащей без сознания на скамейке. Не разобравшись, жива та или нет, он бросился к доктору Егорову, которого пришлось будить с помощью его тещи. Вдвоем они подъехали на машине Синицкого, насколько возможно было близко и поспешно добрались до скамейки. Максим Ильич за несколько минут с помощью нашатыря привел ее в чувство.
– Значит, и ее, как и Штеменко, ударили по голове, – задумчиво пробормотал Макушкин, теребя бороду.
– Именно так, Еремей Галактионович, – горячо поддержал инженер на пенсии. – Максим Ильич говорит, что скорее всего ее ударили.
– Спасибо, Артамон Георгиевич, – перебил следователь. – Я у Егорова все уточню сам, а вы идите домой, побудьте с супругой.
– Конечно, я ей нужен, – поспешно поднялся Синицкий. – А вы уж, Еремей Галактионович, найдите того, кто ее чуть не убил, я готов оказать любую помощь.
– Приложу все старания, – придав своему голосу максимальную уверенность, пообещал усердный профессионал.
Максим Ильич прописал пострадавшей строгий постельный режим, но к вечеру все же разрешил следователю допросить потерпевшую. Что касается Егорова, то он высказал авторитетное мнение, что библиотекарь на пенсии потеряла сознание от удара по голове тяжелым предметом, предположительно камнем или толстым суком. Сама же Елизавета Григорьевна рассказала, что нарвав цветов, как обычно, присела отдохнуть на скамейку и сделать несколько фотографий; едва она успела сделать пару-тройку снимков, как неожиданно услышала шорох. Она повернулась без особой спешки и без какого-либо страха, но не успела понять, кто был источником шума, так как почувствовала удар по голове и отключилась. Придя в себя, она увидела мужа и этого эскулапа; подозрительный, честно говоря, тип, отметила Синицкая, но на этот раз пригодился: привел ее в чувство.
– После чего погрузили меня в машину и доставили домой, – завершила разговор Елизавета Григорьевна.
– Никого не видела, никого не подозревает, – устало резюмировал Макушкин, обращаясь к Сапфировой.
Они беседовали вдвоем дома у Таисии Игнатьевны. Скворцов и Баринов были отправлены проверять алиби Дымина. А вот с Аллой Дмитриевной Васильевой дело обстояло весьма неожиданно. Накануне вечером наша жрица пресс-культа приехала в Полянск с целью арендовать у кого-нибудь в деревне комнату: пожить несколько дней, а то и неделю. Сотрудница «Смены» с ходу попала на главную местную сплетницу и та без колебаний сдала ей комнату за весьма умеренную плату – глубокоуважаемую Елену Поликарповну интересовали не только и, возможно, в первую очередь, не столько деньги, сколько компания и законное удовлетворение собственного любопытства.
Сотрудники милиции и Холмспообщались с журналисткой-арендатором (комнатосьемщицей). Алла Дмитриевна сообщила, что вечером в понедельник вновь уехала в Утёсово забрать кое-какие вещи и уладить дела, а утром вернулась в Полянск. Ленка, конечно же, присутствовавшая при допросе, подтвердила сказанное Аллой. Из слов Образцовой вытекало, что Васильева вернулась в Полянск примерно в девять утра во вторник. И сразу же пришла к ней, Ленке, домой, встававшей, как и все деревенские, довольно рано.
Васильева заявила, что Синицкую лично не знала, возможно, видела мельком, что предстояло уточнить, а в то утро никуда по дороге не заезжала и сразу повернула в Полянск.
Елизавета Григорьевна на следующий день уже почувствовала себя лучше, взглянув на журналистку, подтвердила, что не помнит ее, хотя, возможно, видела в день убийства Саврасовой в лесу, а также добавила, что утром во вторник заметила мельком какую-то проезжавшую по шоссейной дороге машину, но не обратила на нее внимания. Васильева, в свою очередь, также подтвердила, что не помнит Синицкую в лицо.
Показания остальных опрошенных сводились к следующему: Цельские были утром вместе, что удостоверялось только из их собственных слов. Однако через некоторое время бдительная Симагина разнюхала, что Николай Антипович ходил к Демкиной за козьим молоком, а потом заглянул к Рулеткину, которого, со слов Цельского, не застал. Что касается Рулеткина, то он позднее подтвердил, что в указанное Цельским время, действительно отсутствовал дома.
Всё это происходило вскоре после восьми часов. Под давлением новой информации Николай Антипович вспомнил, что отлучался за молоком и, таким образом, он и Инна Андреевна лишились алиби, хотя оба в один голос уверяли, что Николай Антипович не успел бы за то время сбегать в лесок, стукнуть по голове жену двоюродного брата и вернуться назад.
– Зато Инночка вполне бы успела, – резонно поделилась с мужем Мария Николаевна. – Артамон с утра копался в огороде и особо не следил, в доме она или нет.
– Тогда получается, что у самого Артамона нет, как вы там говорите, алиби, – сообразил Михаил Антонович.
– Естественно, – откликнулась сплетница номер два. – У него-то в первую очередь и нет. Кто же докажет, что он сам не ударил ее по голове, и не побежал за врачом?
– Ну ты уж напридумываешь, Мария! – сердито отреагировал Симагин. – Чтобы Артамон и так поступил?! Да и с какой стати?
– А что ж ты сам отмечаешь, что у него нет алиби? – усмехнулась супруга. – Ты ведь первый об этом заговорил.
С Максимом Ильичем Егоровым вроде все было ясно: он спал, когда прибежал Синицкий, доктора пришлось будить.
– Подтверждаю полностью, товарищ следователь, Еремей… э-э-э… – так и не вспомнила Полетаева. – Я была дома, когда прибежал Артамон Георгиевич, – тут она четко озвучила и его имя, и отчество. – Максимушка спал, прямо скажу я вам, сном младенца, – и теща ласково улыбнулась.
– Да, действительно, что этот раз я крепко заснул, обычно раньше встаю, – согласился Егоров.
– А вы-то сами, где были утром, Софья Карповна? – поинтересовался следователь.
– Да по дому, по участку крутилась, хотя, пардон, – и она подмигнула смутившемуся Макушкину. – Спустилась умыться к ручью, вода там чистая, проточная. У меня за домом, заметили?
– Мне эта тропинка, конечно, известна, – суховато проговорила Таисия Игнатьевна и, обращаясь к Макушкину, Скворцову и Баринову, резюмировала. – Похоже, и у этих нет железного алиби.
Из всего круга подозреваемых только супруги Штеменко буквально с пеной у рта настаивали, что все утро были вместе дома. Света спала, а они никуда не выходили. Однако, чем эмоциональнее оба настаивали, тем больше начинал сомневаться Еремей Галактионович.
– Ну, я надеюсь, теперь-то к нам никаких