Харди пошел искать грума. Надо было расседлать лошадей.
Капитан тем временем завел Том-Боя в конюшню. Вдруг из ближайшего стойла, над которым было нацарапано «Нед», высунулась седая растрепанная голова.
– Так-так, Нед, – устало произнес капитан, – ты, я вижу, остался тут один, поэтому поручаю тебе своего коня, если не возражаешь.
Седой старик молча кивнул. Капитан сам расседлал Том-Боя и отвел в свободное стойло.
В это время появился Харди, а за ординарцем шел пожилой мужчина, всклокоченные волосы которого указывали на то, что его только что подняли с постели.
– С приездом, капитан, – сказал он. – Э, сэр, дайте-ка я сам этим займусь, – добавил он, видя, что Брайан вытирает коня сухой соломой.
– Купер! – воскликнул Брайан, протягивая руку старому груму. – Что случилось? Где все?
– А тут никого и нет, сэр, – ответил грум, беря солому и вытирая коня.
– Но где же лошади?
– И лошадей нет, сэр.
Капитан похолодел.
– Что ты говоришь? – сердито крикнул он. – Как это нет лошадей! А где же они?
– Все проданы, чтобы уплатить долги его милости, и это факт, сэр.
– Да как же до этого дошло, Купер?
Старый грум пожал плечами.
– Точно не знаю, капитан. Но это был грустный день.
После долгого молчания капитан спросил:
– Надеюсь, для моего ординарца найдется свободная комната?
– Так точно. Пустых комнат теперь много, сэр.
Харди уже расседлал своего коня и тер ему бока соломой.
– Приходи в дом, Харди, когда тут управишься, – сказал капитан ординарцу. – Возможно, мне самому придется перебираться жить на конюшню, когда его милость узнает, что я приехал.
«Что же здесь творится? – думал капитан, шагая по дорожке к дому. – Лошадей нет?! Трудно представить Малгрейв-Парк без лошадей».
Он прошел через черный ход. На кухне было пусто, в старой железной плите горел слабый огонь. Нет аппетитных запахов свежеиспеченного хлеба, жареной баранины и сладких тортов с мелкой черной сливой. Похоже, что в доме сегодня не пахнет и ужином.
Брайан постоял с минуту, глядя на это запустение.
Что-то действительно тут случилось, подумал он. Пол грязный, посуда немытая, на огромном столе валяются полбатона хлеба и кусок сыра.
В это время открылась дверь и вошел сгорбленный слуга, неся поднос с грязной посудой.
– Фрост! – воскликнул капитан. – Может, хоть ты мне объяснишь что-нибудь.
– Мистер Брайан! – Старик чуть не споткнулся, поставил быстро поднос и выпрямил плечи. – Мы не ждали, что вы приедете, и…
– Где все слуги? – спросил капитан. Дворецкий посмотрел на него и опустил глаза.
– Ушли, сэр. Уже полгода, как почти все ушли.
– И миссис Коллинс тоже?
– Да, сэр. Бедная Мейбел ушла первая. Его светлость заявил, что ему не нужна бесполезная женщина, которая даром ест его хлеб. Представляете, ей такое услышать? Она тридцать девять лет проработала в Малгрейв-Парке.
– Мой брат снова начал играть в карты? – спросил Брайан.
– Да, мистер Брайан. По крайней мере, пока не слег, все время играл, и особенно в последний год. Всех нас скоро в работный дом загонит его светлость, это факт.
– Почему мне ничего не сообщили? – рассердился Брайан.
– Он запретил, – коротко ответил дворецкий. – Прямо рассвирепел, когда я ему намекнул, что вам надо бы сказать.
– И как сейчас чувствует себя граф?
Дворецкий снова отвел глаза.
– Да как после Нового года слег в постель, с тех пор и не встает, сэр. Доктор наш того мнения, что его светлость должен молить создателя. Не при вас, конечно, будет сказано, сэр, – поспешно добавил Фрост. – Его светлость думал отлежится немного и выздоровеет. Но на этот раз не вышло, капитан. Теперь оно все не так.
– Моя мать говорила в письме об энфлюэнце. Опасения подтвердились?
Дворецкий перешел на шепот, будто очень устал.
– Точно, сэр. И его светлость вряд ли уже поднимется с постели, мистер Брайан. Вы бы только взглянули, на кого он теперь похож.
– Где сейчас вдова графиня?
– В гостиной вместе с леди Малгрейв, – ответил дворецкий. И затем, очевидно, вспомнив о своих обязанностях, снова выпрямил плечи. – Если только вы не изменились до неузнаваемости, капитан, вы должны быть ужасно голодны. Позвольте мне принести вам немного холодного мяса. Больше, к сожалению, ничего нет.
– Сгодится и это, – сказал капитан. – И накорми моего ординарца, прошу тебя, Фрост. Я пока поднимусь наверх.
Прыгая через две ступеньки, капитан взбежал по лестнице и ворвался в гостиную.
– Брайан! – воскликнула мать.
Она бросилась к нему. Леди Малгрейв тоже встала, и Брайан сразу заметил, какие у нее усталые, лишенные блеска глаза. Маргарет всегда была слабенькая, и рождение семи девочек сказалось на ее хрупком здоровье.
Капитан хотел немедленно поговорить со своим братом, но обе леди заявили, что его светлость сейчас спит, а доктор строго приказал не тревожить сон больного.
– Джон сразу начнет брюзжать, – сказала мать.
– Он по-прежнему такой же несносный грубиян? Тогда пусть спит. Я поговорю с ним утром, – сказал Брайан.
Обе женщины облегченно вздохнули.
На следующее утро Брайан прошел, сопровождаемый незнакомым слугой, в темную спальню брата, он сразу увидел, что граф сильно изменился.
Его брат всегда отличался крепким здоровьем, был человеком громогласным и раздражительным, не терпящим никаких возражений. А теперь на кровати лежало бледное и тихое существо.
Слуга бесшумно двигался по комнате, подвигая склянки и флакончики на столе перед кроватью, подтыкая одеяло, дергая тяжелые шторы, через которые едва проникали солнечные лучи, и все время беспокойно взглядывал на неподвижную фигуру, лежавшую в постели.
– Это ты, Такер??? или Тэрнер??? или Тримб… или как тебя там зовут? – прохрипел граф.
Брайан с трудом узнал голос брата.
– Тэмбел, милорд, – ответил слуга, дрожа как осиновый лист на ветру.
– Вам что-нибудь нужно, милорд?
– Принеси мои бритвенные принадлежности, я хочу встать.
Слуга побелел от страха и уронил трясущиеся руки.
– Милорд, но доктора строго-настрого…
– Да провались он, этот эскулап! – простонал граф, пытаясь сесть. – И поправь мне подушку, а то я сесть не могу как следует.
Тэмбел подскочил к своему хозяину и стал поправлять подушку, но это вызвало только серию новых упреков.
– Неумеха, дурак! – разозлился граф. – А теперь принеси мне новый костюм. Я буду завтракать внизу.
– Вы уже сегодня завтракали, милорд, – осмелился напомнить слуга.
Граф запустил недогадливому слуге книгой в голову.
Все эти проявления гнева, очевидно, совершенно обессилели графа, и он, закрыв глаза, рухнул тяжело на подушку, а слуга снова заботливо укрыл его одеялом до самого подбородка.