Синтия просмотрела утреннюю почту, пришло письмо от леди Галифакс. Мать, как всегда, давала Синтии многочисленные инструкции, как должна себя вести женщина в таком деликатном положении. Да, леди Галифакс по-настоящему обрадовалась, когда на Рождество Синтия сообщила ей о своей беременности.
Сделав знак лакею, чтобы тот снова наполнил ее чашку, Синтия взяла номер «Газеты», которую капитан, прочитав, оставил на столе.
Она пробежала глазами страницу светской хроники, но не увидела ни одного знакомого имени в объявлениях о предстоящих помолвках. Поскольку ей было неинтересно читать о незнакомых людях, Синтия сложила газету и хотела уже встать из-за стола. Но тут дворецкий тихонько кашлянул.
Синтия взглянула на него.
– Да, Тэрпин?
– Прошу прощения, миледи, но только что прибыл посыльный из Шропшира и хочет говорить с капитаном Шеффилдом.
– Капитан сейчас в конюшне, Тэрпин, – сказала Синтия.
Она недоумевала, что могло случиться в Малгрейв-Парке, чтобы посылать в Суррей курьера.
– Передайте это немедленно капитану, – приказала Синтия.
Десять минут спустя, когда Синтия примеряла в своей комнате новую каракулевую шляпку, дверь неожиданно распахнулась и вошел капитан. Он выглядел очень расстроенным, и Синтия заволновалась.
– Важное сообщение от моей матери, дорогая, – сказал он.
– Ее милость не заболела, надеюсь, – произнесла Синтия.
– О, речь вовсе не о ее здоровье! Моя мама никогда не болела, насколько я помню, разве, может быть, какой-нибудь мигренью. Болен мой брат. – Капитан отвернулся и подошел к окну. – Похоже, что он подхватил простуду еще в ноябре, во время охотничьего сезона, и не хотел лечиться. Джон терпеть не может лечиться. Излишние нежности, так он говорит.
– Болезнь серьезная? – спросила Синтия.
Капитан повернулся к жене, его лицо было печально.
– Слишком серьезна. Мама просит, чтобы я приехал, хотя бы на неделю или на две. Кажется, у Джона больны легкие. Доктор утверждает, что это инфлюэнца, и в доме полный переполох. Маргарет еще не выздоровела окончательно, так что все это свалилось на мою бедную мать. Кроме того, две девочки заболели ветрянкой, а значит, и другие скоро тоже слягут. – Он мрачно пожал плечами. – Хоть я не очень люблю моего брата, но не могу отказать в просьбе матери.
– Конечно, не можешь! – воскликнула Синтия. – Мы едем немедленно! Я распоряжусь, чтобы Аннетт начала уже собирать наши чемоданы.
Капитан подошел и обнял жену.
– Не так быстро, любовь моя, – сказал он. – Я не хочу тащить тебя в Шропшир, да еще в такую погоду и в таком положении! – Он поднял руку, когда леди Синтия открыла рот, чтобы возразить. – Если я не справлюсь там один, я обязательно пошлю за тобой, моя дорогая.
– Ты обещаешь?
Синтия с тревогой смотрела на него. От тепла и ласки в его глазах она неожиданно вспыхнула. Ей было трудно представить, что она будет без мужа целую неделю. А две недели без него ей и вовсе казались вечностью.
Муж улыбнулся, и Синтия сразу ожила.
– Я обещаю, – проговорил капитан, – но только, если ты обещаешь не заходить в загон к лошадям. С Джейком мы договорились, он приведет двух своих племянников, и они справятся втроем без меня. Так что ты можешь ни о чем не волноваться. Ты мне обещаешь, любовь моя?
Когда он говорил с ней так ласково, Синтия могла пообещать ему все, что угодно! Она улыбнулась.
– Ты возьмешь серых?
Брайан кивнул.
– Домчусь быстрее. Со мной поедет только мой ординарец Харди.
– Тогда возьми Том-Боя! – предложила Синтия. – Он самый быстрый и сильный.
Синтия несказанно обрадовалась, когда капитан наклонился и поцеловал ее в губы. Охваченная неожиданно жгучей страстью, Синтия хотела обнять мужа и прижаться к нему сильно-сильно всем телом. Но капитан вышел из комнаты и кликнул своего ординарца, приказав собираться в дорогу.
Уже через час муж уехал. Синтия села за стол и стала писать длинное письмо леди Галифакс. А затем, решила Синтия, надо будет сразу написать письмо мужу. Синтия уже соскучилась по капитану, без которого их дом казался ей странно пустым и молчаливым. Она будет посылать письма мужу каждый день, поклялась она себе.
И, конечно, самое время снова написать письмо графине Малгрейв. И послать ей еще один чек.
Синтия послала ей деньги перед Рождеством, под предлогом того, что сама не знает, какие выбрать подарки для племянниц капитана. Письмо, которое Синтия затем получила в ответ, было таким же прямым, как сама графиня, надо полагать. Деньги истрачены на праздничный стол, объясняла леди Малгрейв, и на покупку новых теплых пальто. Девочки растут не по дням, а по часам. Между строк Синтия прочитала сердечную благодарность и поняла, что семья капитана нуждается в финансовой помощи. Чтобы не задевать гордость мужа, Синтия решила посылать деньги графине сама, ни о чем у него не спрашивая.
Следующий чек был предназначен, чтобы купить красивые платья для маленьких близняшек. Третий – для старшей девочки Матильды, которой как раз исполнилось семь лет. И теперь, четвертый чек, на гораздо большую сумму, на подарки для двух младших – у них обеих день рождения был в феврале.
Синтия улыбнулась. Она радовалась, что нашла способ таким образом отблагодарить капитана за то счастье, которое он ей дал. И поскольку сама не нуждалась в благодарности, то лучше было, чтобы капитан об этом ничего не знал.
Ах, если бы подарить ему сына, думала Синтия. Тогда, может быть, она могла бы надеяться на любовь капитана. Синтия вздохнула и снова склонилась над письмом, охваченная романтическими мечтами.
* * *
С волнением в душе капитан подъезжал по дубовой аллее к Малгрейв-Парку.
В нем оживали сладкие воспоминания детства. Но Брайан также размышлял о характере своего брата. Брайан скривился, представив, как Джон снова будет его укорять.
Только подумав о Синтии, капитан успокоился. Она дала Брайану все, что отнял у него брат. У Брайана снова есть семья, впервые за последние пять лет. И за это он благодарен своей жене. С ней он снова ожил и стал самим собой. Он улыбнулся и подстегнул коня, с трудом пробиравшегося в глубоком снегу.
Дом показался капитану странно пустым и заброшенным. Хотя уже опустились январские сумерки, в большом кирпичном здании горело всего несколько окон. Никто не открыл ему тяжелые дубовые двери, никто не вышел приветствовать его.
Капитан и его ординарец Харди свернули за угол, где были конюшни. Весь двор был пуст, и только одиноко светил фонарь в помещении для грума наверху.
Брайан громко позвал и спрыгнул с уставшего Том-Боя.
– Я знаю, как тебе тяжело, старина, – сказал Брайан и погладил коня.