Читать интересную книгу Небеса - Анна Матвеева

Митрополит Иларион приветствовал собравшихся клириков и начал обстоятельно делиться с ними впечатлениями от Николаевска и последних московских событий. Вытерпев минут пятнадцать, Вера заерзала в кресле — маскарад не был рассчитан на долгое время, да и чувствовала она себя в таком наряде очень неуютно. Кроме того, Веру интересовало исключительно дело епископа, но о нем никто даже и не заикался. Самого Сергия здесь, кстати, не было — а жаль…

Не одна Вера тяготилась интродукцией, игумен Гурий то и дело вспархивал с кресла и укоризненно вопрошал комиссию:

— Ваши высокопреосвященства! Скажите, разве мужеложник может быть епископом?

Архиепископ Антоний примирительно отвечал:

— Сядьте, отче. Придет время и для этого разговора.

Вере показалось, что игумен сильно перенервничал в последние дни и теперь не способен себя контролировать, выкрикивая с места вопросы. Бас у него был вполне шаляпинский.

— Ваши высокопреосвященства! По апостольским правилам…

— Отче, — хмурился митрополит, — пожалуйста, потерпите немного.

Вера заметила, что сидевшие впереди нее священники беззвучно смеялись, Артем тоже улыбался — он повернулся к жене в профиль, и она сжалась от страха.

Прошло минут, наверное, сорок — на часы Вера смотреть побаивалась. Московские гости, как нарочно, оттягивали зачин скандальной темы, и на игумена Гурия смотреть было больно — он так сверкал очами, что мог бы прожечь в облачении высоких гостей по хорошей дыре. И еще подпрыгивал, будто кресло под ним было раскаленным, как сковорода.

— Ваши высокопреосвященства! — вновь не выдерживал игумен. — Мы считаем, что богохульнику, содомиту и вору не место в нашей епархии! У нас есть свидетели!

— Отец Гурий, — слегка повысил голос архиепископ, — кто дал вам право распоряжаться собранием? Немедленно сядьте. Мы выслушаем всех в свое время.

Игумен школьником рухнул на место и нахохлился, как большая птица. Вера смотрела на него во все глаза — наконец начиналось нечто похожее на шоу.

— У вас борода отклеилась. — Близкий шепот прозвучал так, будто был произнесен в микрофон. Вера закусила губу вместе с бутафорскими волосами и потом уже только повернула голову влево: сосед смотрел на нее с исследовательским интересом и тоже кусал губы — чтобы не засмеяться. — Не бойтесь, это видно только мне, — прошептал он ей на ухо, и Вера рассвирепела:

— Если вы не замолчите, тогда все заметят!

Она бросила опасливый взгляд на Артема, но тот, к счастью, был поглощен московскими рассказами.

— Я никому не скажу. — Снова этот нахал. — Вы бороду поправьте, вот здесь, сверху отошла.

Вера сердито припечатала непокорную нашлепку.

— Какой красивый маникюр! — заметил сосед, но, к счастью для Веры, по залу пронесся холодный ветерок официоза. Лицо митрополита ужесточилось, под глазами легли складки — словно темным грифелем проведенные. Вера не подозревала, что человек может так сильно меняться в какие-то минуты. Теперь митрополит обращался не ко всем собравшимся, а персонально:

— Вы, отец Гурий, говорили тут о неких свидетелях, якобы готовых подтвердить факт греховной связи с епископом. Помните ли вы, что согласно Апостольским правилам, на которые вы так эмоционально ссылались полчаса назад, свидетельствовать против епископа могут только люди православного вероисповедания, ведущие церковную жизнь? Ваши свидетели обладают такими достоинствами?

Игумен напрягся как тетива, а Вера вспомнила, что единственный свидетель, накатавший бумагу на Сергия, бывший ученик духовного училища Александр Гавриленко еще в прошлом году был отчислен за пьянство: об этом нехотя проговорился Алексей Александрович, когда выплачивал Вере первое вознаграждение. Другой свидетель, Румянцев, почти сразу отозвал свое заявление.

— Вы обвиняете епископа Сергия в очень серьезных преступлениях, но в качестве доказательств предлагаете единственное свидетельское показание. Вдруг оно сфабриковано?

В ответ Гурий повел рукой в сторону, призывая к поддержке, и та не замедлила явиться. Игумен Николай спросил растревоженным голосом:

— А как же мой рапорт? Вы ведь читали его… И еще сорок рапортов от священников епархии.

— Рапорты тоже нуждаются в доказательствах, — мягко сказал архиепископ. — Впрочем, мнение уважаемых игуменов нам понятно, а что думают другие отцы? Пожалуйста, высказывайтесь, мы всем дадим слово.

С места поднялся вальяжный, пышный батюшка, увешанный орденами, как ветеран в День Победы. Протоиерей Евгений Карпов, или шеф Артема, как Вера звала его про себя.

Откашлявшись в кулак, отец Евгений повернулся к залу и патетически воскликнул:

— Доколе нам терпеть произвол в епархии? Почему мы должны мириться с самодурством владыки Сергия, когда каждому известно, что у него нет никаких прав творить свои порядки?..

Речь Карпова при всем ее эмоциональном наполнении на деле была продуманной и крайне осторожной: батюшка осуждал архиерея, но делал это очень деликатно. Вера страшно не любила такой стиль — «и нашим и вашим станцуем и спляшем!». Получалось, что отец Евгений критиковал владыку, но весьма ловко, дабы в случае чего без проблем переметнуться в стан сторонников. В своем зажигательном выступлении Карпов ни разу не упомянул о содомском грехе архиерея, и Вере показалось, будто отец Евгений сознательно обходит эту тему.

— А скажите нам, пожалуйста, отец Евгений, — снова тихий голос архиепископа, — кто дал вам все эти награды?

Карпов выпрямился как на параде и отбарабанил:

— Патриарх Московский и Всея Руси!

Архиепископ тонко улыбнулся:

— Разумеется! И все же кто отправлял рекомендации, кто выдвигал вас на получение всех этих орденов — Даниила Московского, Сергия Радонежского? Кто хлопотал за вас перед Москвой, кто вручал награды здесь, в Николаевске?

— Владыка Сергий, — пробурчал отец Евгений. Потом он вдруг затрясся весь и выкрикнул: — Да я хоть теперь их могу вернуть! Вот прямо вам на стол положу!

И правда начал откреплять награды.

— Успокойтесь, отче, — велел митрополит Иларион. — Не надо возвращать награды, мы знаем, что вы получили их по достоинству и праву! У нас есть к вам еще один вопрос.

Карпов дышал тяжеленько, но кивнул.

— В епархии все знают, как близки вы к владыке Сергию. Вы долгое время были секретарем епархиального управления, повсюду сопровождали епископа в далеких и ближних поездках. Скажите, отец Евгений, хотя бы раз замечали вы за своим архиереем содомитские наклонности? Ведь судя по обвинениям, епископ охвачен страстями такой силы, что не мог сдерживать своего порока; так, верно, вы видели за ним нечто такое, да?

— Э-э-э… м-м-м… ну-у-у… — Карпов так долго и разнообразно мычал, что веселые соседи Веры громко захихикали.

Игумен Гурий грозно шикнул па них через проход.

— Нет, не замечал!

— Но вы же все время были рядом с владыкой, что он, маскировался?

— Наверное! — развел руками отец Евгений под неприкрытый уже смех галерки.

Вера тем временем костерила себя — следовало все же взять диктофон, его легко можно спрятать в широком рукаве рясы.

— Давайте для разнообразия послушаем кого-нибудь из сторонников епископа, — предложил митрополит. — Скажете нам что-нибудь, отец Никодим?

Все обернулись в сторону Вериного соседа, сна же опустила глаза долу. К счастью, Никодим не стал говорить с места, вышел в середину зала — Вера мысленно поблагодарила его за благородство.

Вопиюще молодой священник в качестве защитника выглядел неубедительно, и жаркая волна неприязни быстро побежала по рядам. Отец Никодим, словно не замечая этого, начал говорить — в отличие от шепота полный голос его звучал приятно. Вера всегда была неравнодушна к качеству людских голосов и ставила приятный тембр едва ли не первым местом среди внешних достоинств. Говорил Никодим выразительно и точно («Вот бы наши журки так писали!» — машинально позавидовала Вера), а глядел при этом на игумена Гурия.

— Вы так много всего замечаете за епископом, отец Гурий, но лучше бы рассказали нашим гостям, какие порядки устроили в своем монастыре! Оборотитесь на свою обитель, ведь всякий знает, что вы бьете монахов и даже прихожанам от вас достается.

— Это как? — поинтересовался епископ Тихон. — Есть здесь кто из монастыря отца Гурия?

С места вскочил шустрый красноухий малый — прикладывая ладонь к сердцу, он не то кивал, не то кланялся.

— Правда ли, что отец игумен применяет физическую силу?

Малый молчал, на лице у него застыла старательная улыбка, а в глазах лихорадочно гулял страх: Вере хорошо был виден профиль бедняги.

— Отец настоятель бьет ли вас? — Архиепископ упростил вопрос, и малый благодарно закивал: