Некоторые вещи, которые помнила хозяйка, бабушка никогда не говорила ей, и более того, она об этом не слышала ни от кого. Она помнила как пыталась вырваться из пещеры, вместе с другими немногими, кто выжил, чтобы увидеть мир разрушенный огнём, упавшим с небес, и гигантские кратеры, оставшиеся на земле, сейчас наполняющиеся парящей водой, и только через несколько недель, превратившихся в озёра.
Она помнила как стояла на горе и видела огромный лес, изумрудное море, покачиваемое нежным бризом. Ярко окрашенные бабочки перелетали с дерева на дерево, но когда её память углубилась и окрепла, хозяйка поняла, что это были не бабочки, а прекрасные летающие люди с которыми она говорила в Тейр. Многие порхали около пастельных тонов шпилей, идущие от полога леса в небо.
Она помнила время, когда летающие люди были не самыми странными существами, которых она ожидала встретить на рыночной площади, и когда песни и музыка были так широко распространены, что жизнь проходила среди мотивов и ритма.
Она помнила время, когда звёзды были ближе, и было больше богов, больше чем Артор, который ходил по Земле.
На этом память хозяйки застопорила и вернула её ноги на твёрдую почву. "И к чёрту этот плуг," она бормотала, "ничего для нас не сделал, только покалечил спину моему мужу и погружал его ноги в грязь день за днём."
После нескольких дней ходьбы (может быть прошло даже больше времени, но она была погружена в воспоминания настолько, что потеряла чувство времени), хозяйка достигла леса Молчаливой Женщины. Много часов она стояла прежде на его южной опушке, всматриваясь в его тёмные глубины. Всю её жизнь её учили ненавидеть леса, которые когда-то покрывали эту землю, но хозяйка не испытывала страха, всматриваясь в эти деревья. Учение Сенешалей угнездилось в ней так прочно, что она только стояла и восхищалась, и думала, что дебри леса, скорее не угрожающе темны, а приятно затенены от солнца. А деревья говорили с ней, хотя она и не слышала слов.
Через некоторое время она кивнула, затем повернулась и пошла на северо-восток, подвинув её мешок более удобно на спине.
На следующий день она достигла первых посадок.
Хозяйка стояла и смотрела на это долго-долго. Бедняжка, бороться за выживание в этой засорённой земле, сорная трава уже поднялась в три раза выше. Потерянное и одинокое, как и сама Фарадей в этот момент, как хозяйка могла представить.
Хозяйка крякнула и почесала щёку в раздумье. Разве она не должна делать что-то в этой точке? Разве не было чего-то о этих саженцах, что она могла вспомнить? Таких заброшенных, одиноких, крошечных, борющихся за жизнь в этой враждебной почве.
Это напоминало хозяйке её первого ребёнка, её дочку; ребёнок родился таким маленьким и тихим, что никто не думал, что она выживет. Всю ночь хозяйка сидела на её кровати, её муж храпел рядом с ней, она держала младенца, приказывая ей жить. Затем, когда свет зари прокрался через дверные щели, хозяйка нерешительно, убедившись, что муж её спит, загудела ритмичные колыбельные песни над ребенком, одну из немногих мелодий, которые она сохранила от своего бабушкиного учения.
Это была хорошая песня, младенец принял сердце от неё и процветал с того времени.
Когда появлялись остальные дети, хозяйка напевала им эту песню в первые часы их жизни (и всегда вне пределов слышимoсти её мужа), и никто из её детей не умер от эпидемий и болезней, которые унесли так много соседских детей.
Счастье Артора, говорили её соседи завистливо, но теперь хозяйка знала совсем другое, и она знала, что эти дорогие маленькие ростки также нуждаются в этой старой колыбельной, чтобы подбодриться и уцепиться покрепче за жизнь.
Так, что хозяйка загудела свою старую песню, нагнувшись, когда она закончила, чтобы погладить подбадривающе верхние листья.
"Дорогое маленькое существо, твоя мать любит тебя."
Затем она пошла вперёд пока не достигла следующего саженца, и следующего, и следующего, и всё время пела древнюю колыбльную над их листьями, гладила их и говорила, что их мать любит их.
И она продолжала.
А когда она проснулась следующим утром, она села, моргнула и застыла в изумлении.
Она не входила в Древние курганы, не потому, что опасалась встретить Икарии, и не из-за голубого пламени, и не из-за чистой Силой, висящей над курганами, а потому, что хотела догнать Леди Фарадей и чувствовала, что та лишь в нескольких днях пути впереди неё.
Однако Чародеи с верхушек курганов были потрясены, глядя на то, что было позади крестьянской женщины пробирающейся через равнины, слыша звук, достигавший их ушей. Так вот, что за музыка, которая отзывалась в их снах две прошедшие ночи.
Женщина улыбнулась им и помахала рукой, но продолжала двигаться решительно.
Когда она прошла, они, не сговариваясь, запели песню Благодарности.
Хозяйка подумала, что звучит она неплохо, однако ей далеко до той, что отдаётся эхом позади неё.
Фарадей безрадостно лежала без движения под её одеялами в это холодное утро. Она даже не могла открыть глаза, потому что она знала, что будет окружена нежно бормочущими саженцами, нетерпеливыми чтобы быть посаженными ею.
Она чувствовала себя обессиленной. Когда же наступит время для отдыха?
Она вздохнула и потёрла свой желудок. Хотя её опять тошнило, она знала, что должна будет заставить себя есть. Но даже деликатесы, которые могли ей предложить волшебные седельные мешки, не интересовали её. Может быть попозже, когда солнце поднимется высоко, и первые саженцы будут посажены, она поест.
Ветер пробрался под её одеяла, холодный и настойчивый, и Фарадей, наконец, открыла глаза. Она моргнула, затем застыла удивлённая. Перед нею стояли, как и ожидалось ряды крошечных саженцев, но над ними… над ними стояли потёртые кожаные ботинки, облегавшие пару крепких лодыжек, а над ними ещё более крепкие ноги исчезавшие в коричневой деревенской одежде из камвольной шерсти.
Фарадей села и посмотрела на лицо крестьянки. Сначала она подумала, что не знает её, затем вспомнила женщину. "Хозяйка Ренкин! Что? Как…" Её голос сорвался. Хозяйка Ренкин? Здесь?
"Моя Леди," воскликнула хозяйка, её лицо расплылось в широчайшей улыбке, её глаза сияли, её руки перебирали юбки. "О, моя Леди! Пожалуйста, разреши мне остаться с тобой, не гони меня. Я буду делать всё, что нужно, правда, я буду!"
"Хозяйка Ренкин," Фарадей сказала снова, бесполезно, потому, что хозяйка уже наклонилась и помогла ей встать. Уже поднявшись, Фарадей взглянула на равнину позади хозяйки… и поняла, что звуки, которые её разбудили и наполняли воздух в это утро, были не только бормотанием новых саженцев, или шумом от пасущихся ослов. За спиной хозяйки поднимался лес. Огромные деревья в сотню шагов высоты поднимались к солнцу, их ветви распространялись на пятьдесят шагов или даже больше, так что они переплетались с соседними. Под ними жесткие травы Тарантейс и южных равнин Аркнесса сменились низкими ароматными кустами и цветами среди пятнистых тропинок с золотым светом, который проникал через полог леса.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});