Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Уставшие и не отдохнувшие, зевающие и подавленные ползли мы в общественный транспорт, не успев выпить чая.
Возвратившись вечером домой, мы опять сразу же должны были «радостно» принимать у себя Бориса с сыном.
Действие алкоголя в это время было в веселящей стадии и сопровождалось бессмысленным словоблудием – весёленьким словесным поносом, насыщенным всё теми же вопросами относительно уважения, кто кого уважает: мы его, он нас и евреев вообще, всё остальное человечество его, а также евреев, среди которых попадаются хорошие люди, как, например, мы.
На наши попытки интеллигентно его выдворить, он не обижался, но неинтеллигентно не уходил.
Когда он, наконец, спотыкаясь, удалялся, действие алкоголя, как раз переходило в агрессивную стадию, он перебирался на половину, где находился «козёл отпущения» то есть его любимая жена.
Комедия переходила в драму с криками, воплями, детским плачем, побоями, грохотом, хлопаньем дверей, матом и многим другим.
К средине ночи всё стихало, но ещё слышались всхлипывания детей, стоны Ирины, клокочущий храп Бориса и молитвы мамаши.
Несколько дней дом напоминал поверженный город после крупного сражения.
Для нас эти дни были бы наиболее терпимыми, если бы не надо было видеть и слышать жизнь по ту сторону тонкой стенки.
Борис ходил как нашкодившая побитая собака, бабка лежала почти тихо, испуганные и голодные дети, как беспризорники бродили по объятой трауром квартире.
Ира в синяках и ссадинах лежала на раскладушке с завязанной головой.
Проходило несколько томительных дней и в разгромленном «семейном очаге» постепенно, исподволь возрождалась жизнь.
Превозмогая боль, поднималась Ира, чтобы накормить детей.
Ночами слышался громкий умоляющий шепот Бориса с клятвами, что он больше не будет.
Старуху в эти дни пока ещё было неслышно.
Наконец, наступало примирение. Борис каждый день брился, одеколонился и не казался таким толстым.
Ира хорошела и приобретала некоторую уверенность.
Они вдвоём ходили за покупками и даже делали генеральную уборку, украдкой целуясь. Возникала реальная надежда на спокойную жизнь.
Однако, через какое-то время всё явственней оживала бабка.
Молитвы незаметно переходили в ворчание, брюзжание, подначивание и перечисление всех невесткиных недостатков.
Внучек, как барометр, чувствовал атмосферу и заметно наглел.
Ирина порой не выдерживала и бросала бабке несколько недостаточно любезных слов, не смея, к сожалению, послать её по-настоящему подальше, что, безусловно, заставило бы старую воительниц у присмиреть раз и навсегда.
Но так как в этой жизни пока ещё не тот властвует, кто прав, а тот, кто наглей, то верх всегда одерживала бабка.
Наконец в один из не самых прекрасных дней, Борис вновь приходил домой изрядно надравшись.
С каждым днём шло накопление грозовых туч и… в итоге новый разряд!
Гром и молнии! Драки и крики! Опрокинутая мебель, разбитая посуда!
Цикл повторялся с небольшими вариациями.
Мы выдержали несколько месяцев и добровольно стали искать новую квартиру.
Вскоре мы переехали на новую квартиру, где прожили до того времени, пока у меня не появился «животик» который не оставлял сомнений, что недалёк тот час, когда вместо двух квартирантов, станет трое.
Это не вызвало восторгов у наших очередных хозяев и послужило поводом для новых, более безнадёжных (в связи с «животиком») хождений по собачьим калиткам.
Вся дальнейшая «квартирная» эпопея могла бы послужить хорошим материалом для отдельного романа под неброским названием:
" Образ жизни – советский ". Но это как-нибудь в другой раз, возможно, во второй части.
О дальнейшей судьбе героев драмы из семейства Бориса я случайно узнала спустя 10-15 лет.
Однажды в универмаге меня окликнула по имени незнакомая женщина.
Глядя на моё недоумение, она засмеялась: «Не узнаёшь?»
Я напрягалась, всматривалась и была уверена, что никогда не встречала эту красивую, хорошо одетую женщину.
Это была Ира, которая рассказала мне, как закончилась тогда её беспросветная семейная жизнь с Борисом под руководством матери.
Однажды, обезумев от побоев, она вырвалась в ночной сорочке и убежала к соседям.
Больше она не вернулась, хотя они не отдавали ей детей и настраивали их против матери.
Ира жила на квартире, страдала, тосковала по детям, но не вернулась.
Позже она познакомилась с нормальным хорошим мужчиной, вышла за него замуж, родила дочку, работает, имеет квартиру. Дети от Бориса выросли, повзрослели и теперь навещают и любят мать.
Недавно она случайно встретила Бориса. Он не стал умней, зато стал ещё толще.
Я смотрела на Ирину и не верила, что 10-15 лет могут так украсить женщину!
Я думала о том, что было бы с ней, если бы она не использовала тогда своего единственного права – уйти.
Мой брак во время нашей встречи в универмаге уже не был таким лучезарным и прошедшие 10-15 лет не пошли мне на пользу, как Ирине и не украсили меня, скорей наоборот.
Осмысливая, каким образом мой брак по любви, моя мечта превратилась в тридцатилетнюю войну, где я отступала, защищалась, зализывала раны и лила слёзы, не умея принять единственно правильного решения, я во многом виню себя.
За свою слабость и непоследовательность, любовь и темперамент я заплатила тридцатью годами жизни и чувством вины перед дочерью и сыном.
Но я всё-таки ушла, оставив дом, превращённый в поле боя, и всё, что в нём было, большую часть жизни, здоровье, сломленные судьбы детей и даже надежды.
Я не испытываю к нему ненависти или желания мстить.
Я не испытываю к нему ничего и благодарна за это.
Слава Богу, что нет фантомных болей, как бывает при ампутации ноги, когда нет ноги, но остаётся боль в несуществующих пальцах.
Но я сомневаюсь в том, что следовало испить сию чашу до дна.
Уходить надо вовремя.
Если жизнь превращается в войну, надо спасать Душу и уходить, хотя есть одна деталь: от себя не уйдёшь и чаще всего, уйдя от чего-то, нередко обретаешь нечто похожее.
Наверное судьба человека – это он сам.
Он всегда находит способ окружить себя тем дерьмом, в котором привык плавать, хотя потом находит себе массу оправданий и обвиняет во всём окружающих и обстоятельства.
Мало кто способен признать, что получает именно то, что сам создаёт.
Но это относится больше к сильным субъектам, которые в любых ситуациях «гнут свою линию».
Слабым, податливым натурам, подобным Ирине, важно попасть в благодатную среду и всё будет хорошо, но если, не дай Бог, они встречают беззастенчивых хамов, подобных Борису и его матери, то линия их жизни пойдёт по воле сильных и наглых.
Мне же всегда мешало то, что я была недостаточно сильной, чтобы самой командовать жизнью и недостаточно слабой, чтобы подчиняться.
Я страдала потому, что не хотела терпеть и не могла уйти…
ОТСТУПЛЕНИЯ. СТРИПТИЗ – МОНОЛОГИ. ЧЕТВЕРТЫЙ.
Моим детям уже тридцать!
Какой прекрасный возраст!
Ещё паришь, но меньше падаешь!
Ещё всё хочется!
И много можется.
Не растерял ещё.
Но поумнел уже!
Ещё надеешься…..
И может сбудется!?
А я!
Зачем пришла я, ГОСПОДИ?
Чего достигла и с чем ухожу?
Есть ли справедливость и в чём?
По каким законам строится судьба ЧЕЛОВЕКА, и кто этим руководит?
Одному ничего не надо делать.
Всё приходит само.
Другой всю жизнь суетится, чтобы убедиться, что ничего не получится.
Одному достаточно наклониться, чтобы поднять с земли крупную купюру там, где до него прошли десятки людей…
Другому легко достаются только потери…
Стоит ли суетиться?
Я не знаю.
Живя по самым высоким правилам, как правило, проигрывала.
Жила по правилу: «НАДО!», хотя следовало бы по правилу: «ХОЧУ!»
А ещё лучше: «МНЕ НАДО ТОЛЬКО ТО, ЧТО Я ХОЧУ!»……
Но хотела не всегда то, что надо хотеть, и не очень знаю как надо….
А кто знает?
Родился ЧЕЛОВЕК! – Как крохотная искорка Огня с Олимпа.
В чьи руки ОН попадет, и кто поведёт ЕГО по ЖИЗНИ?
Кто и чем будет подпитывать ЕГО Горение?
Будет ли это Яркое Пламя, несущее Свет и Тепло, или смрадный дым, всё отравляющий?
ЧЕЛОВЕК РОДИЛСЯ!
Кто выберёт путь, которым ОН пойдёт и кто оценит финиш, к которому ОН придёт?
ЧЕЛОВЕК РОДИЛСЯ!
ОН приходит ни с чем и уходя всё оставляет……
Каждый родившийся чист и светел. Как сберечь эту Чистоту и Святость, чтобы в конце пути он оценил себя, достойным своей юности?
Я терзаю себя тоской и неуверенностью в том, что хоть кто-то прочтёт мою книгу до конца?!
Мир живёт в другом ритме и в другом измерении…
Почти дословный перевод из воскресного приложения к самой крупной шведской утренней газете « Экспрессен» № 31 за 4 августа 1996 года:
Вопрос: Как могу я знать, что имела половое сношение?
Я девушка 14 лет, которая была на празднике и мне кажется, что я лежала с одним парнем.
- Иван-чай - Лев Куклин - Современная проза
- Зима в Тель-Авиве - Дмитрий Дейч - Современная проза
- Чай из трилистника - Киаран Карсон - Современная проза