Замнаркома В. Меркулов».
«Сов. секретно
24 августа 1940 г.
Коменданту объекта 17 товарищу Лисицыну.
Значение последних событий вам должно быть понятно лучше, чем кому-нибудь другому. Благодаря гениальному руководству товарища Сталина, удалось фактически в полном объеме восстановить государство, считавшееся фактически уничтоженным. И не только восстановить его в чисто географическом смысле (хотя и это очень важно), но сделать его даже более могущественным, чем оно когда-либо было, способным решать все поставленные историей задачи.
В связи с этим товарищ Сталин высказал мнение, что это известие должны услышать от него самого. Заключение врача убедило его только в том, что откладывать это мероприятие нецелесообразно. Более того, существует также мнение, что на объекте должно существовать «Положение 7» — общее для всех объектов, посещаемых вождем нашей партии и народа.
А. Н. Поскребышев».
«Сов. секретно
25 декабря 1940 г.
Товарищ Лисицын!
Есть мнение совершить погребение где-нибудь на ближайшем кладбище с соблюдением, если это уж так необходимо, каких угодно обрядов. Никто не собирается вмешиваться в желание скончавшегося, но вполне можно было обойтись без всяких этих старорежимных предрассудков. Все остальные, поднятые вами вопросы, получат скорее всего положительное решение в самом ближайшем будущем. Разумеется, что статус спецпоселенцев был бы оптимальным. Так, думаю, и произойдет.
Ваш, Лаврентий Берия».
«Ваш, Лаврентий Берия! Здорово! Были люди в наше время!»
«Совершенно секретно
18 февраля 1941 г.
Особая папка.
В ПОЛИТБЮРО ЦК ВКП (б)
С целью окончательного очищения органов НКВД и НКГБ от ягодо-ежовских вредителей и врагов народа применить высшую меру по списку нижеперечисленным враждебным элементам, проникшим в органы.
Народный комиссар Внутренних Дел Берия Л. П.
Далее следовал список из 142 человек. Лисицын значился в списке пятнадцатым. Напротив его фамилии было написано чьей-то раздраженной рукой:
«Выяснить, куда девал ребенка».
На полях списка размашистым почерком Сталина было начертано: «Считаю целесообразным». И крупная подпись вождя. Ниже следовали подпись Молотова, затем Кагановича, еще ниже — Маленкова и в самом низу — Калинина.
Язычок пленки выскочил из бобины и исчез в приемном барабане. Экран засветился пустотой. Куманин выключил аппарат с чувством какого-то облегчения, какое бывает после просмотра фильма ужасов. Хотя он заранее знал, что Лисицын будет расстрелян, но не предполагал, что все произойдет столь буднично, особенно после того, как под некоторыми документами увидел подпись: «Ваш Берия».
Получалось, что старший майор госбезопасности Лисицын напоследок украл какого-то ребенка.
«Последнее время, — подумал Куманин, — я все время сталкиваюсь с какими-то почти мистическими историями с детьми». Что за ребенка «куда-то девал» опер Лисицын? Не Алешу ли Лисицына? Но тогда Алеше сейчас должно быть по меньшей мере лет пятьдесят. Впрочем, судя по знаниям, его вполне можно было считать пятидесятилетним.
Было уже начало первого. По радио передавали пресс-конференцию Михаила Горбачева и канцлера ФРГ Гельмута Коля. Звучали слова: новое мышление, общечеловеческие ценности и рыночные отношения. Никто ровным счетом не понимал их значения, да и не пытался понимать — начальству виднее.
Куманин сдал пленку и сообщил Светлане, что будет в архиве, где его можно найти, если генерал появится и потребует к себе.
Куманин собирался съездить в Надин институт и выяснить в деканате заочной аспирантуры установочные данные на Феофила или отыскать его самого. В столовой, куда он зашел перекусить перед уходом, было многолюдно для субботнего дня. Взяв, как обычно, стакан кефира с булочкой, Куманин, оглядев зал в поисках знакомых, обнаружил за одним из столиков Олега Морозова — офицера Особого отдела Главного штаба флота. Как и всякий офицер Особого отдела КГБ, Морозов щеголял в полной форме капитана 3-го ранга с тремя золотыми нашивками на рукаве. В свое время он кончил какой-то институт и вместе с Куманиным проходил подготовку в школе КГБ.
— Олег, привет, — поприветствовал Куманин, подсаживаясь к особисту за стол. — Как дела?
— Дела — на Лубянке, — усмехнулся Морозов, поглащая шницель, — а у нас одни делишки. А у тебя как Сережа? Подполковника не получил?
— Сейчас только по затылку получить можно, — в тон ему ответил Куманин, — я вообще слышал, что все повышения в комитете заморожены на неопределенное время.
— Не-е, — не согласился Морозов, — мои документы пошли. Обещали к ноябрьским. — Он отодвинул тарелку и взялся за стакан с ряженкой.
— Мне справочка одна нужна, — попросил Куманин.
Морозов вскинул на него встревоженный взгляд.
— Что за справка?
— Ты не знаешь случайно, был у французов такой корабль «Дантон»?
— «Дантон»? — переспросил Морозов. — Дантон — это деятель был такой во времена их революции. Я фильм смотрел. Ему башку отрубили на гильотине…
— Это я без тебя знаю, — перебил его Куманин, — я о корабле говорю, названном его именем. Был такой во время первой мировой?
— Спроси чего полегче, — засмеялся Морозов. — Откуда я знаю, тем более, в первую мировую. Да я о своих-то, кроме крейсера «Аврора», ничего не знаю.
— Может справочники у вас какие есть в штабе, где можно было бы посмотреть, — продолжал настаивать Куманин, — мне для дела надо, Олег.
— Погоди, — сказал капитан, — сейчас сделаем. У нас в штабе есть один псих из отставников — все знает. При Андропове его чуть не посадили даже. Слишком много знал. Капитана 1-го ранга ему задробили и выперли в запас. Но без его знаний весь штаб был, как без рук. Сам Горшков ходатайствовал. Пришлось оставить на работе. Если тебе срочно, я могу позвонить.
— Позвони, пожалуйста, — попросил Куманин, — мне срочно нужно.
Морозов вытер губы салфеткой, и они отправились на четвертый этаж, где размещались особисты. Их постоянно хотели оттуда выселить, поскольку у них были помещения и при «обслуживаемых» воинских частях, а штаты Лубянки постоянно росли, и хронически не хватало места для новых отделов и управлений, которые начали плодиться еще в андроповские времена. Военное командование со своей стороны пыталось выселить их из занимаемых помещений, ссылаясь на то, что у них есть места на Лубянке. Но особисты, заняв круговую оборону, не уступали, а, напротив, время от времени отхватывали себе помещения там и сям. «Прут, как израильские танки», — недовольно помянул их как-то сам генерал Чебриков.
В комнате, куда Морозов привел Куманина, стояли два огромных сейфа и два стола с телефонами, висел портрет какого-то адмирала с иезуитским лицом — спартанская обстановка осажденной крепости. Морозов поднял телефонную трубку:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});