— А знаете, майор… Вы ведь — трус, — неожиданно усмехнулась Ольга. — Сами считаете меня монстром, но не хотите ни марать рук, ни остановить меня. Знаете, что я вам скажу? Не бойтесь врагов — они могут только убить, не бойтесь друзей — они могут только предать. Бойтесь людей равнодушных — именно с их молчаливого согласия и происходят все самые ужасные преступления на свете.
— Быть может, вы и правы, — спокойно пожал я плечами, поднимаясь со стула и коротко кивая. — Ваше высочество… Разрешите откланяться. Доброй ночи.
Я прошёл мимо Батори, но та неожиданно схватила меня за руку.
— Вы верите в судьбу, майор? — тихо спросила леди-протектор.
— Вы снова повторяете этот вопрос, — сказал я, не глядя на неё. — Для вас он так важен?
— Однажды я прочитала, что на самом деле значит, когда говорят — от судьбы не уйти… Это означает, что нельзя уйти от последствий своих действий. И если это так, то действуй я иначе… могла бы я избежать своей судьбы?
— Вы обратились не по адресу, ваше высочество. Этот вопрос нужно задавать философам или богословам, а не офицеру Пакта.
— Мне известно, как меня называют, — неожиданно произнесла Батори. — «Кровавая Леди», Ольга Окаянная… Завтра мне придумают новые прозвища. Я не переживаю, нет. Но… Я и не бездушный механизм. Поэтому…
На мгновение мне показалось, что она попросит меня остаться. Только на одну ночь. Чтобы завтра разойтись навсегда и больше никогда не встретиться…
Но затем Батори отпустила мою руку.
— Доброй ночи, майор Винтер, — сказала Ольга. — И если мы встретимся ещё раз, то прошу… Ответьте на мой вопрос.
…И вот мы встречаемся снова.
В ином месте, в ином времени.
Где я не майор Пакта, а она не леди-протектор. И где она всё ещё… нормальная? Не ставшая убийцей и Кровавой Леди? Ещё не ставшая?
Но главный вопрос — что со всем этим делать?
Мы ехали по московским улицам, сёстры вовсю крутили головами, рассматривая кажущийся с непривычки просто-напросто огромным город. Хотя, как по мне — всё дело было в застройке.
Москва разрасталась вширь уже не первый век, но населения тут было не так уж и много, на самом деле. Просто почти на каждом шагу были парки и скверы, а многоэтажных зданий почти что и нет. Это же не Новгород, где земля всегда была на вес золота, и где весь центр застроен тучерезами в десятки этажей высотой.
Нет, тут ведь до сих пор даже крепостные стены сохранились — Китайгородская и Белая. А что? Шестьсот лет назад это был главный конкурент Твери за власть над центральными землями Руси, да и потом Москва долгие годы считалась важным узлом обороны южных рубежей. Это сейчас она утратила всякое военное значение, и потому вместо учебных корпусов в Китай-городе Академию перенесли непосредственно в Кремль. И было это… Ну лет сто назад, если правильно помню.
Высоченные шпили факультетских башен уже виднелись над верхушками деревьев, но, миновав ворота в Китайгородской стене, мы свернули налево — в сторону массивного здания, занимающегося едва ли не пару кварталов.
Три этажа, сплошные арки снаружи — Гостиный двор, традиционное место размещение для всех поступающих в Академию. Фактически — маленький городок внутри города, где есть всё необходимое и нет нужды выходить на улицу. И, естественно, всё это хорошо охраняется.
У главного входа стояла пара светловолосых здоровяков в просторной форме, стилизованной под восточные доспехи, и вооружённых массивными гуань дао. Скорее всего — таримцы. Наёмники московских князей с многовековой историей — вроде шведов и швейцарцев при дворе Константинополя, и ашанти и маори в Британии…
Нас с вещами выгрузили аккурат перед главным входом, и мы попрощались с княжеским посланником.
— День добрый, — нас немедленно встретил молодой придверник в строгом чёрном костюме. — Что угодно молодым господам?
— Мы от князя Печорского, — я передал одно из рекомендательных писем, которыми его высочество нас снабдил на все случаи жизни. — Вас должны были предупредить.
— Разумеется, ваше благородие, — чуть склонил голову придверник. — Прошу, следуйте за мной. Вашими вещами сейчас займутся.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Разместили нас быстро, на втором этаже. Сектор Гостиного двора явно был не самый элитный, но всё равно весь приличный — нам вот достались просторные двухкомнатные апартаменты с туалетной комнатой.
Хильда ввалилась первой, осмотрела первую комнату с двумя односпальными кроватями, осмотрела вторую с огромной двуспальной и немедленно заявила:
— Моё.
— Ну уж дудки, — не согласилась Вилли. — Моё!
— Посторонись, подчинённые элементы, — сказал я, оттирая сестёр в стороны и плюхаясь на кровать прямо в одежде. — Вам — другая комната, чтобы своими прелестями меня не смущали.
— Да ты просто хочешь на этом мощном лежаке валяться! — возмутилась Хильда.
— Всё лучшее — старшим… — пробормотал я, на всякий случай просвечивая наше временное жилище поисковыми чарами и накладывая чары заглушающие.
Мало ли кто захочет нас подслушать?
— Подвинься, — сказала блондинка и тоже плюхнулась на кровать.
Вилли издала победный клич и завалилась между нами, ввинтившись, будто червяк.
— А тут и втроём можно без проблем разместиться, — заявила она.
— Так! Я уже заявила свои права вообще-то!
— Как старшой скажет, так и будет, — вздохнула Мина. — Так ведь, старшой, а?
— Старшой говорит — пошли вон, прилипалы, скоро наши вещи принесут, а мы тут втроём валяемся как овощи, — я вяло махнул рукой. — Кыш, кыш!
— Беспокоишься о том, как это будет выглядеть? Зря! Я скажу, что вы мои мама и папа, а мне страшно спать одной.
Хильда издала странный звук — что-то среднее между хрюканьем и кряканьем. Совершенно нечеловеческий звук, в общем.
— Эй, Конрад, а ты чего такой смурной-то? — Вилли закончила дурачиться, перевернулась на живот, подпёрла голову рукой и посмотрела на меня. — Ты как ту принцессу увидал, так будто из-за угла пыльным мешком стукнутый.
— Версию, что ты влюбился, я отметаю, — фыркнула Хильда.
— Что-то связанное с твоим Даром?
— Вроде того, — поморщился я, закладывая руки за голову и пялясь в потолок. — Она просто напомнила мне о… Вот представьте — встретили вы человека, который в будущем станет… ну, скажем так, плохим.
— Насколько плохим? — педантично уточнила Вилли.
— Хм… Как насчёт убийства родичей, сотрудничества с завоевавшим страну врагов, казней неугодных, приказов на уничтожение сотен и тысяч людей по подозрению в сотрудничестве с повстанцами?
— Ну, то есть не сильно плохим, если речь идёт о князе или короле, — пожала плечами Мина. — А что? Среди правителей подобное скорее обыденность, чего уж там… Хотя, так делать, конечно, нехорошо.
— Ты о том, что человек, ну… — Хильда наморщила лоб и пощёлкала пальцами. — Вроде как рождается преступником или нет? Теория такая же есть, да? Эта, как её… Лям… Лам…
— Ламброзо, — подсказала Вилли. — Но это фигня. Никто не рождается ни преступником, ни героем. И уж тем более тебя не сделает преступником цвет волос или форма черепа.
— Да, я тоже помню критику теории Ламброзо, — сказал я. — Всё это негативное поведение определяется не внешностью, а скорее уж условиями, в которых жил человек… Если мир раз за разом вытирает об тебя ноги — сложно остаться добряком.
— То есть, получается, речь о том, что делать, если мы встретили человека, который в будущем ступит на кривую дорожку и станет злодеем, но пока что… Он же ещё не ступил, да?
— Не ступил.
— Ну, тогда, может, ещё есть способ помочь этому человеку не стать злодеем? — спросила Вилли.
Хм. Неожиданная трактовка. Я о таком что-то даже не подумал, потому что… Ну даже не знаю. Потому что не видел в этом смысла?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— А… зачем это делать?
— Ну, потому что помогать людям в беде — это хорошо, это правильно, — терпеливо объяснила Мина.
— Значит, вот что ждёт ту принцессу, да? — протянула Хильда. — Так себе будущее, я вам скажу…