— Пожалуй, именно они и самые зоркие, — задумчиво проговорил Гийом. — Вы правы, Мари. Всякий раз, когда я снова вижу госпожу де Варанвиль, она мне кажется еще более красивой, чем прежде. Она просто излучает сияние.
— Вот тут я соглашусь, — заявил Фелисьен, вставая, чтобы выбить трубку о каминную доску. — Только я предпочитаю, чтобы она — как это вы сказали? — излучала сияние здесь, у нас, а не в городе. Разве тебе, Мари, понравится, если она вернется в замок с воздыхателем, одним из этих никчемных господ? Нам хватает и господина Франсуа, господин Гийом, с которым вы подружились у дикарей. Он настолько потерял из-за нее голову, что мы думали, что он вообще никогда не вернется к себе на родину. А я вот что скажу: все эти долгие визиты, эти праздники, эти городские развлечения совершенно не для нее.
— Это же надо! Дожить до такого возраста и болтать такие глупости! — проворчала Мари. — Госпожа Роза просто немного развлечется, она же не собирается снова замуж! Она на это не способна, если только не...
Мари замолчала на середине фразы, покраснела как рак и, чтобы избежать взглядов обоих мужчин, начала убирать со стола. Но ни Гийом, ни ее муж не собирались требовать от нее продолжения. Фелисьен спрятал улыбку в усах, а гость встал и начал прощаться. Он чувствовал себя немного успокоенным. Есть такие слова, которые приносят больше пользы, чем долгие речи. Или он полный дурак, или Мари хотела сказать, что только он, Гийом Тремэн, может заставить вдову своего лучшего друга отказаться от одиночества. Но это было всего лишь мнение Мари Гоэль. Разделяла ли это мнение Роза или Ламориньеру удалось переубедить ее?
Пытаясь найти разнообразные ответы на свои вопросы, Гийом решил не возвращаться прямиком в дом «Тринадцать ветров», а сделать большой круг и посмотреть, как идут работы в доме каторжника. Пусть одна забота прогонит другие. Рабочие начали там работать уже дней десять назад. Впрочем, сделали они это не без отвращения. После дела мадемуазель Може и трагического конца разбойничьей банды, этот дом пользовался достаточно плохой репутацией. Действительно, уже более сорока лет судьбы сменявших друг друга его обитателей подтверждали недобрые слухи. Сначала Альбен Периго, влюбленный в юную Матильду Амель, которая позже стала матерью Гийома, был приговорен к каторжным работам за преступление, которого он не совершал. Он в одиночку решил наказать истинного убийцу и предпочел утонуть вместе с ним в зыбучих песках. Именно Альбен Периго, сам того не желая, дал название этому дому. Потом там жила Аньес де Нервиль до свадьбы с Гийомом, пока по ее приказу сносили отцовский замок. Затем ее сменит Габриель, последний слуга де Нервиля, которому Гийом и Аньес предложили пожить в доме. Габриель был страстно, мучительно влюблен в молодую женщину и даже последовал за ней на эшафот. Потом дом заняла Адель Амель, кузина Гийома. Она скрывалась там под именем Элали Може под черной вуалью, запятнанной кровью ее жертв.
Нет, Гийому было непросто добиться того, чтобы в старом доме начали ремонт! Ему потребовалось упорство, уговоры, несколько золотых монет и даже святая вода, которой кюре из Морсалина окропил внешние и внутренние стены здания, чтобы помочь человеку, на щедрость которого он мог рассчитывать в случае необходимости. После этого дела пошли достаточно гладко. Строители хотели не только подушить хорошую плату, но и поскорее убраться из этих мест. Крышу починили, поставили новые замки и отремонтировали деревянные украшения, сильно попорченные обысками и теперь нуждавшиеся в покраске. Предстояло еще поменять обои, поставить новую мебель, чтобы в этом доме снова можно было жить.
Гийом подъехал к дому и нашел Барбаншона, старшего плотника из Сен-Ва. Тот отдыхал, подкрепляясь хлебом и сыром и сдабривая еду сидром. Он любезно предложил Тремэну разделить с ним трапезу.
— Даже если бы я и хотел, то не смог бы проглотить ни крошки, — отказался Тремэн. — Я только что из Варанвиля, Мари Гоэль накормила меня досыта.
— Ей трудно отказать, — засмеялся Барбаншон. — Но если вы вернетесь домой сытым, то рассердится Клеманс!
— Истинная правда! По-моему, работы продвигаются неплохо, а? Что скажете? — спросил Гийом, слушая симфонию звуков, создаваемую рубанками, пилами и топорами.
— Надо сказать, что вы все для этого делаете, господин Гийом. Работу, за которую хорошо платят, найти непросто... Но мы с вами знакомы давно, поэтому вы позволите задать вам вопрос?
— Если бы я держал пари на ваш вопрос, я бы наверняка выиграл. Вы хотите знать, зачем я трачу столько сил на старое здание с такой дурной славой. Верно?
— Точно так! У всех этот вопрос вертится на языке, но никто не осмеливается вас спросить об этом.
— И зря! Видите ли, мастер Барбаншон, я всегда любил этот дом. Моя покойная супруга тоже его любила, и мои дети относятся к нему так же. Именно поэтому дом принадлежит теперь моей дочери. Мне бы очень хотелось, чтобы о печальном эпизоде с мадемуазель Може все поскорее забыли. Пусть лучше все вспомнят о других обитателях дома: они жили здесь честно и пользовались всеобщим уважением.
— Вы говорите о семье Периго, бывших управляющих де Нервилей? Вы правы, они были хорошими людьми!
— Счастлив это слышать от вас! Я был знаком лишь с Альбеном, последней жертвой, и к тому же недолго. Но он не только спас мне жизнь, увлекая графа за собой в зыбучие пески, но был дорог сердцу Матильды, этой святой женщины, моей матери. Поэтому я и восстанавливаю этот дом! Теперь, когда с вами об этом заговорят, вы сможете ответить.
— Я предполагал что-то в этом роде, но решил, что лучше спросить! Вы делаете этот дом намного лучше... И не я один так думаю.
— Что вы хотите этим сказать?
— О, ничего такого! Мы об этом говорили в прошлое воскресенье после мессы, я, Луи Кантен и Жан Калас, когда все втроем ели блины в трактире. Больше никого не было, поэтому мы поговорили начистоту...
— И что же? — спросил заинтригованный Гийом.
— А вот что! Мы ваши друзья, и вы давно об этом знаете. Последнее время все только и делали, что болтали о вашей племяннице-англичанке, которая у вас живет... И еще об Элизабет. Говорят, что ваша дочка уехала из-за прекрасной дамы, которую она видеть не могла.
— Это правда! — признал Гийом, который почти не сомневался, что обо всех событиях в доме «Тринадцать ветров» станет известно в округе, несмотря на все предосторожности. — Вам всем известно, что Элизабет — девушка с характером. Она не хотела жить под одной крышей с мисс Тримейн, а так как из-за войны мою племянницу трудно отправить обратно в Англию, я был вынужден позволить дочери дожидаться перемен к лучшему в монастыре.