ветвях которого я замечаю черный камень.
– Здесь туристы оставляют свои рюкзаки, – поясняет Габриэль и снимает с плеч снаряжение, которое все это время нес на себе. – Некоторые из них предпочитают заночевать здесь, прежде чем продолжить восхождение к кратеру. Попасть к нему можно только в составе экскурсии – в сопровождении смотрителя парка или гида.
Мы нарушаем комендантский час, Габриэль больше не водит экскурсий, а вулкан, оказывается, активен. Что может пойти не так?
До этого момента мы шли по грунтовым тропинкам влажного тропического леса. Путь к Сьерра-Негре, по словам Габриэля, начинается на высоте 800 метров над уровнем моря, а сам вулкан расположен на высоте свыше 1000 метров над уровнем моря. Из своего рюкзака Габриэль достает ланч, приготовленный Абуэлой, и делит еду между нами: две пластиковые миски с рисом и курицей, а также плитку шоколада, заметно подтаявшего на жарком солнце. Я вытягиваю ноги перед собой, глядя на запылившиеся кроссовки.
– Долго еще? – спрашиваю я.
Габриэль улыбается. На глаза ему падает тень от бейсболки.
– Ты говоришь прямо как Беатрис в детстве.
Я пытаюсь представить Беатрис, умную и требовательную, маленькой девочкой.
– Бьюсь об заклад, она была сущим наказанием.
Габриэль на мгновение задумывается, а затем отвечает:
– Наказанием она никогда не была.
Я открываю было рот, чтобы пояснить идиому «сущее наказание», но потом понимаю, что его ответ и так идеален.
– Не думай, что я не заметила, как ты ушел от ответа на мой первый вопрос, – вместо этого говорю я.
– Ты скоро узнаешь, – отвечает он. – Доверься мне.
И я понимаю, что и так уже доверяю ему.
Мы собираем пустые миски и обертку от шоколадки в рюкзак Габриэля, и бодрым шагом поднимаемся на вершину кратера.
– Каковы шансы, – спрашиваю я, – что вулкан начнет извергаться прямо при нас, как Сент-Хеленс в восьмидесятом?
– Шансы ничтожно малы, – заверяет меня Габриэль. – Двенадцать геологических систем отслеживают активность Сьерра-Негры. Кроме того, существует множество признаков возможного начала извержения, которое происходит примерно каждые пятнадцать лет. Я был здесь, когда это случилось в предпоследний раз. Мы с отцом заночевали на середине пути. Земля была теплой, как будто под ней расположены трубы центрального отопления. Он научил меня определять направление ветра и угол склона, чтобы не оказаться на пути лавы. Мы сделали несколько фотографий. Я помню вид оранжевой лавы из трещины в земле на расстоянии около фута от меня. Мои ботинки тогда прилипли к камням, потому что подошвы расплавились.
– В каком году это произошло?
– В две тысячи пятом. Я был еще подростком.
Габриэль что-то упоминал про пятнадцатилетний цикл.
– Значит, вулкану уже пора извергнуться вновь? – пугаюсь я.
– Если тебе от этого станет легче, Галапагосские острова движутся по своей тектонической плите на восток, поэтому, если извержение и произойдет, лава потечет на север, северо-запад… А значит, Сьерра-Негра больше не представляет особой опасности для живущих здесь людей.
Легче мне не становится, но, прежде чем я успеваю сказать об этом Габриэлю, мы выходим к кратеру.
Он резко выделяется на фоне окружающей его пышной растительности. Поверхность кратера диаметром около шести миль черная, но сейчас она накрыта белым туманом. Кратер выглядит пустынным и бесплодным, каким-то потусторонним. Справа виднеются океан и изумрудное высокогорье, а слева – извилистые, застывшие черные завихрения кальдеры. Такое чувство, будто стоишь на грани между жизнью и смертью.
Мы должны спуститься в кратер, пересечь его, а затем подняться к фумаролам – активной части вулкана. Выжженное чрево кратера с его расплавленными вихрями обугленной лавы напоминает мне поверхность какой-то далекой планеты. Я следую за Габриэлем, четко наступая в его следы, словно опасаясь, что одно неверное движение может низвергнуть меня к центру земли.
– Знаешь, – бросает Габриэль мне через плечо, – со дня приезда на Исабелу ты сильно изменилась.
Я гляжу на себя. Благодаря зеркалу в ванной комнате я знаю, что мои волосы выгорели на солнце. Шорты висят на бедрах, вероятно, потому, что я не ем каждый день в «Святом Амвросии», кафе на верхнем этаже «Сотбиса», много бегаю и хожу пешком, а не просто перемещаюсь между домом и работой.
Габриэль останавливается, и мы оказываемся плечом к плечу. Он замечает мою задумчивость.
– Не внешне, – поясняет он. – А здесь, – и кладет руку на сердце.
Он продолжает путь, и я шагаю с ним в ногу.
– Ты приехала сюда обыкновенной туристкой. Носилась по острову со своим чек-листом, согласно которому тебе надо было непременно сфотографировать черепаху, морского льва и олушу, а потом выложить их в Instagram.
– Не было у меня никакого чек-листа! – возмущаюсь я.
Габриэль приподнимает бровь:
– Да неужели?
Может быть, не в буквальном смысле… Разумеется, я планировала посмотреть на Исабеле определенные достопримечательности. Туристические достопримечательности, потому что какой смысл вычеркивать что-то из своего списка, если…
Вот черт! У меня ведь действительно есть список – наш с Финном чек-лист.
– Туристы приезжают сюда, чтобы, по их словам, увидеть Галапагосы, но на самом деле это не так. Они хотят увидеть то, что обозначено в путеводителях или выложено в Интернете. Настоящая Исабела большинству людей безразлична. Например, feria, на которой за пару резиновых болотных сапог можно получить свежего омара. Или лавовые камни в ветвях деревьев – это местные дорожные знаки. Или вкус выращенного твоими руками обеда. – Он смотрит на меня в упор. – Туристы всегда четко расписывают свой маршрут. Местные же просто… живут.
– Габриэль Фернандес, это был комплимент? – спрашиваю я серьезным тоном.
Он смеется.
– Это подарок на твой день рождения, – признается Габриэль.
– Ты, должно быть, повстречал немало тупых американцев, – сетую я. – Не тупых в интеллектуальном плане. А избалованных, напыщенных людей.
– Не сказал бы. Чаще всего туристы приезжают сюда и видят по-настоящему дикую природу, которую ничто не сдерживает и не ограничивает – городские кварталы или решетки, как в зоопарках. Подобный вид туристов очень… смущает. Они начинают задумываться – и этот мыслительный процесс легко читается на их лицах – о том, как бы сделать эту природу доступной для других людей, при этом ничего не меняя на Исабеле? Как сохранить уголок планеты, откуда они приехали сюда, живым? Чем помочь природе? Самое лучшее в работе гидом – посеять маленькое семечко сомнения в чьем-то сознании и знать, что, хотя ты этого никогда не увидишь, оно будет расти и принесет свои плоды.
Учитывая его презрительное отношение ко мне как к туристу в нашу первую встречу и тот факт, что он больше не работает гидом, мне интересно, что же все-таки изменилось.
У меня начинает покалывать в носу – первый признак того,