Читать интересную книгу Кот в малиновом тумане - Кэрол Дуглас

— Но он не подал в суд на отца Фернандеса за растление?

— Нет. Он в тюрьме, ожидает обследования на предмет вменяемости. Как по мне, он вменяем на сто процентов. Во всяком случае, мне так показалось, когда я туда ходил, надеясь вытянуть из него правду.

— Преступники и пострадавшие не говорят правды, Мэтт, даже себе самим. Они слишком многое теряют, говоря правду.

Эта мудрость была для Мэтта глотком чистого воздуха. Он склонился над столом и еще больше понизил голос:

— Вот именно. Этот человек не хочет признавать, что это обвинение было частью его тактики, призванной опорочить теткин приход. Я видел его в тюрьме, и… понимаете, Фрэнк… это было как интервью с дьяволом. Я не утверждаю, что церковь идеальна, или что все, кто к ней принадлежит, безгрешны, но… такая злоба, ненависть, такая неприкрытая враждебность… Я знаю, что его считают психопатом. Я знаю, что он злодей и преступник. Но я не знаю, лжет он или нет про отца Фернандеса. И он так и оставил меня в неведении. Чтобы я продолжал мучиться.

— Ты не кому не говорил про это обвинение?

— Нет. Я… да ну, в самом деле… Фрэнк, я затеял, так сказать, расследование. Сочинил историю, что приход собирается чествовать отца Фернандеса, сделать шоу под названием «Вся ваша жизнь»… и позвонил хорошей, доброй католичке из епархиальной конторы, чтобы узнать, где отец Фернандес служил раньше. Чтобы найти его сослуживцев и осторожно допросить их, не выдавая своей цели.

Мэтт внезапно обнаружил, что Фрэнк усмехается поверх своего сэндвича.

— Я врал, Фрэнк! Ложь во спасение, вроде бы, ради доброго дела, но я чувствую себя каким-то… скунсом. Это было легко! Я никогда не думал, что вызываю такое доверие.

— Это все хорошее воспитание. Полировка держится, даже если фундамент треснул. Добро пожаловать в реальный мир, Мэтт.

— Вы что — нисколько не шокированы?

— Кто я такой, чтобы быть шокированным? — мягко сказал Фрэнк. — Мэтт, у меня никогда не было семинариста, который был бы настолько искренним, настолько старательным, настолько верным и таким чертовски самоотверженным. Я всегда чувствовал, что из тебя мог бы получиться идеальный священник, но что ты никогда им не будешь.

— Вы всегда это знали? А почему вы мне не сказали? Позволили мне корпеть, потеть над книгами, проводить все эти годы…

— Никто не может указывать другому, что ему делать. Даже Бог не может. Следует позволить человеку дойти до всего самому, иначе он никогда не будет свободен. К тому же… я об этом не догадывался, но мое собственное служение было выстроено на песке. Следует уступить другим, Мэтт, путь по стопам Господа. Новому поколению.

— Может быть, женщинам, — добавил Мэтт, вспомнив бедное меньшинство без всякой рациональной надежды на принятие сана, этих девушек, изучавших теологию просто для себя, но истово. Их было много даже в его семинарские годы, а сейчас их, наверное, еще больше, и они могут потребовать большего равенства, даже в монастырях, несмотря на рушащий надежды папский запрет.

Фрэнк хлопнул ладонью по столу.

— Слушай, Мэтт, успокой свою гиперактивную совесть католика. Так получилось, что ты обратился к правильному человеку, и этот человек может помочь тебе выбраться из моральной ловушки, в которую ты попал. Назовем это последним наставлением от бывшего духовника, чей жизненный курс изменился весьма радикально. Во-первых, я могу поклясться, поклясться всеми святыми, какими хочешь, что отец Рафаэль Фернандес не проявлял ни единого признака педерастии в то время, когда я был его помощником в приходе Святого Розария двадцать пять лет назад.

Мэтт заерзал, собираясь что-то сказать, и Буцек добавил:

— И я смогу это доказать. Я потихоньку проверю все предыдущие места его службы в других приходах. Если будет хоть малейшая ниточка, я ее найду. Видишь ли, у меня тоже есть обязательства. Я знал отца Рафаэля задолго до того, как ты с ним познакомился. Я делил с ним приходскую службу. А теперь у меня возникла настоятельная потребность выяснить правду. И, в отличие от тебя, у меня есть возможность это сделать.

— Но как?.. — Мэтт почувствовал невероятное облегчение, хотя и не мог пока полностью поверить в такую легкую развязку.

Фрэнк улыбнулся:

— Да ничего такого. Просто я теперь работаю в ФБР.

И он подмигнул Мэтту.

Отец Фрэнк Буцек, отец Проныра, бывший отец Фрэнк подмигнул.

Глава 25

Полуночник Луи попадает впросак с Икоркой

Поскольку в «Хрустальном фениксе» теперь творились темные дела, я был вынужден спать и есть в своих прежних владениях. Я бы, разумеется, предпочел свою по-настоящему мягкую лежанку в «Серкл Ритц», но слишком многое (включая мою куколку, которой я столь многим обязан, и все такое) сошлось на «Хрустальном фениксе», чтобы я мог оставить его без присмотра.

К счастью, я могу делать и то, и другое (есть и спать) в одном и том же месте: под широкими листьями тропических лилий, окружающих мой личный пруд. Кое-кто может задать вопрос: почему, если темные дела творятся внутри отеля и казино, я прохлаждаюсь снаружи?

Во-первых, всякий нуждается в месте для отдыха. Плюс, я должен работать на земле[80], а это трудно сделать в помещении. Во-вторых, мне необходимо хранить инкогнито, тогда как я весьма известная личность, возможно, даже знаменитая, в окрестностях «Феникса» и внутри оного. Если мой знакомый силуэт будет замечен, это может породить ненужные слухи. Вдобавок, я оказался, в некотором роде, в безвыходном положении. Мне приходится скрываться не только от мерзких типов, творящих саботаж и преступления в «Хрустальном фениксе». Я также не желаю привлекать к себе внимание прелестной Икорки.

Она выказывает определенную тенденцию рыскать по отелю, охотясь на несчастное создание, которое ее породило. Если бы он знал раньше, он бы дважды подумал, прежде чем затевать какие-нибудь интрижки с ее мамашей, вот что я вам скажу. А поскольку он — это я, то утверждаю это со всей ответственностью.

По счастливой причуде ее маленького мозга, мисс Икорка не подозревает меня в том, что я и есть данный безответственный тип, хотя я подхожу под его описание по всем статьям. Самая тонкая задача — постараться сделать так, чтобы мисс Икорка не встретила меня в компании с кем-то, кто может случайно проболтаться и назвать меня по имени. А это практически невозможно в «Фениксе», где все вокруг меня знают и любят, начиная от хозяев и девочек-хористок, и кончая кучей братьев Ники, которые в последнее время носятся по всему отелю, по горло занятые непонятно чем.

Никому, наверное, не нужно объяснять, что сыщик, вынужденный большую часть времени прятаться, как мышь в норе, фактически, связан по рукам и ногам.

Итак, листья каллы предоставляли моему телу надежное укрытие, хотя я время от времени выскальзывал из-под них, чтобы подкрепить гаснущие силы свежим карпом.

Это, прямо скажем, становилось все труднее.

Неизвестно по какой причине, столь же загадочной, сколь возмутительной, маленькая мисс Икорка тоже избрала мой пруд излюбленным местом отдыха. Ни намека на врожденную кошачью грацию, никакого скольжения тенью по берегам — она просто открыто валялась на камнях, окружающих пруд, распушив хвост и помахивая им из стороны в сторону.

Для существа женского пола, выросшего на улице и знакомого с общепитовской сетью помоек, это просто поразительная наивность. Я почувствовал альтруистическую потребность предостеречь бедное создание, но взял себя в руки и не стал. Честно говоря, юность нуждается в жестоких жизненных уроках, а мисс Икорке это более чем необходимо. Показывая зубы, когти и тому подобные вещи старшим (уж не говоря о собственных предках), нельзя рассчитывать, что останешься безнаказанной.

Фактически, я все последнее время должно быть, вел поистине ангельскую жизнь, ибо, когда я задремал в своем скиту под листьями каллы, никем не замеченный, даже собственной не ведающей правды дщерью, и особенно ею, кто возник в сиянии солнца и белом одеянии на краю пруда? Кто же, как не шеф-повар Сонг собственной персоной!

Ослепительные лучи сверкали на широкой стальной поверхности его карающего тесака. Обычно эти тесаки используются для рубки таких вкусных вещей, как мясо, но шеф-повар Сонг, будучи азиатом по происхождению, рубил им также и овощи, а однажды я даже заметил несколько кусочков грибов, осквернивших зеркально-гладкое, острое, как бритва, лезвие!

Когда повар Сонг крадется к пруду, держа в руках карающий меч (или тесак), я всегда спасаюсь бегством с замечательной сочной морковкой в зубах. Мои морковки вкусны, и даже иногда имеют оранжевый оттенок, но еще у них есть чешуя и плавники. Никто не охраняет императорских рыб кои так преданно, как шеф-повар Сонг. И никто не может так искусно слямзить самые нежные куски прямо из-под носа и тесака шеф-повара Сонга, как Полуночник Луи.