– А почему бы мне не радоваться, Распорядитель? Мы сделали доброе дело. Теперь вейны имеют шанс на будущее. И все это благодаря небольшому отряду людей…
– И сварогов. И в первую очередь благодаря самим вейнам.
– Вот именно. Они ведь тоже все гуманоиды!
– Координатор, я сильно подозреваю, что какие–то невообразимо далекие ваши предки были двуногими прямоходящими, а также имели по пять пальцев на ру–ках. Вы им явно симпатизируете.
– Исключено, Распорядитель. В те времена, как вам, несомненно, известно, гуманоидов еще не было во Вселенной и в помине.
– А откуда мне это может быть известно на все сто процентов?
– Ну… а какая, в сущности, разница? Вы вон тоже постоянно принимаете физическую форму, присущую вашим предкам, а я…
– Ради Единого, Координатор! Я ничего такого не хотел…
– Вот и хорошо. Вообще, все это не важно. Важно то, что они справились, а мои предположения насчет особой кармы этих восьмерых людей подтвердились. А посему я считаю, что они достойны лучшей участи, чем та, что ожидает их на родной планете.
– Ну вы даете, Координатор! У нас что, нет дел поважнее?
– Вы это прекращайте, Распорядитель. Я давно уже замечаю, что вы с некоторым пренебрежением стали относиться к тем, кто идет по великому Пути наравне с нами, но позади нас. Вынужден вам напомнить, что ЛЮБОЙ разум является величайшей ценностью во Вселенной и требует соответствующего к нему отношения с нашей стороны. Вы догадываетесь, что ждет этих восьмерых на Земле, куда они сейчас направляются?
– Я так полагаю, что их расстреляют. Ведь они считаются теперь дезертирами.
– Правильно предполагаете. Но они солдаты, а сол–дат должен умирать в бою. Или не умирать вовсе, пока он солдат. Поэтому я предлагаю следующее…
Лейтенант Александр Велга сидел в кают–компании и с большим увлечением гонял по экрану боевой крейсер класса «А», одерживая одну за другой победы в военно–стратегической компьютерной игре, название которой весьма приблизительно переводилось на русский и немецкий языки как «Экспансия». Лейтенант уже захватил одну планету, уничтожил два фрегата противника и освободил заложников с космической базы на орбите планеты–матери. Теперь ему предстояло дозаправиться, пополнить боересурс, произвести мелкий ремонт и высадить десант на одной из восставших колоний.
Рядом, развалившись в мягком и удобном кресле, лениво наблюдал за игрой обер–лейтенант сухопутных сил вермахта Хельмут Дитц, давая время от времени товарищу идиотские советы.
– Ты лучше помолчи, – не отрывая взгляда от экрана, ответил Александр на предложение обер–лейтенанта сначала высадить десант, а уж потом заняться ре–монтом. – Помолчи или сам играть научись.
– А мне неинтересно самому. Мне почему–то интересно за тобой наблюдать, когда ты играешь. У тебя, знаешь, аж язык от усердия вываливается и в глазах такой особый блеск… прямо даже не знаю, как объяснить. Меня просто благоговейный ужас охватывает.
– Это ты зря. По–моему, подобные игры очень полезны для нас, военных. Дитц расхохотался.
– Ну, чего ты ржешь?! Сам подумай. Они же развивают тактическое и стратегическое мышление!
– Бред, – коротко охарактеризовал сказанное Велгой Дитц.
– Это почему? – Александр прервал игру и вместе с креслом повернулся к Хельмуту. – Изволь объяснить.
– Пожалуйста. Я тебе сейчас докажу на примере штабных. Скажи, много ты среди них знаешь настоящих солдат?
Велга тут же почему–то вспомнил начальника штаба батальона майора Иволгина, задумался, почесал в затылке и неопределенно хмыкнул.
– Вот именно, – поднял вверх указательный палец Дитц – А почему? Да потому, что большинство из них никогда не были в настоящем бою. И в штабах у себя они разыгрывают те же самые игры, что и ты сейчас на экране.
– Ну ты сравнил!
– Почему нет? Ты подумай сам. Суть–то одна и та же. Только у тебя компьютер, а там всякие оперативные разработки, данные разведки, вводные, варианты, оценка вероятных сил противника, направления ударов, отвлеченные маневры… У тебя экран и пульт, а у них карты, схемы, макеты, наконец. Ну?
– Есть одна существенная разница, – сказал серьезно Александр.
– Какая?
– А такая, что моя игра на компьютере ни к чему не обязывает. Поиграл, выключил и спать иди. Или обедать. А эти после своих игр начинают живыми людьми двигать.
– Это да, – согласился Дитц. – Кстати, насчет живых людей. Ты не задумывался, мой друг, о нашем ближайшем будущем?
– Задумывался, – хмуро кивнул Велга и выключил игру совсем. – Ну вот, все настроение мне испортил.
– Уход от действительности, – наставительно заметил Дитц, – еще никогда и никому пользы не прино–сил. Ты не ответил на мой вопрос.
– Почему это не ответил? Ответил. Ты спросил, не задумывался ли я над нашим будущим. Я ответил: задумывался.
– Ну и?
– Что?
– Тьфу ты… Что ты надумал, лейтенант? План есть какой, нет? Или ты предпочитаешь покорно отправиться в подвалы НКВД, где тебя и твоих бойцов без долгих разговоров поставят к стенке? Хотя нет, вру. Разговоры, конечно, будут. Долгие и очень болезненные.
– Ну, знаешь ли… подвалы гестапо ненамного лучше. Если вообще лучше.
– Полностью с тобой согласен. А почему и спрашиваю: что ты надумал?
– Ничего пока. Куда ни кинь, бля, везде клин, то есть, полный п…ц кругом.
– Так что же делать?
– А хрен его знает. Ты–то сам что думаешь?
– Я? Лично я собираюсь попросить, чтобы меня и моих солдат высадили в Южной Америке. Лучше всего в Аргентине.
– Та–ак. А почему, позволь спросить, именно в Южной Америке да еще именно в Аргентине?
– А ты сам подумай. Европа отпадает и вообще вся Евразия тоже. Африка? Хрена там делать среди дикарей… Австралия отпадает, потому что мы немцы. Северная Америка тоже и по той же причине. В Антарктиде, сам понимаешь, одни пингвины. Ну и что остается? Правильно. Южная Америка. Очень хороший материк, по–моему. А почему Аргентина… В Бразилии слишком много джунглей этих амазонских, в Чили – гор, и вообще мне Чили что–то не очень нравится. Колумбия? Не знаю, не знаю… Кофе там, конечно, хороший, но… В общем, я решил, что лично мне и моим парням больше всего подходит Аргентина.
– А язык?
– А что язык? Выучим, не впервой. А война кончится, вернемся, кто захочет, в Германию. Если будет куда возвращаться, потому как я хоть и простой «обер», а понимаю, что тысячелетний рейх протянет еще от силы год–два, не больше. – Дитц как–то не очень весело усмехнулся,
– Насчет рейха ты прав, – охотно согласился Алек–сандр. – А вот насчет Аргентины… Ты уже говорил об этом со своими?
– А как же, говорил. Они согласны. Жить–то всем хочется, а национал–фанатиков среди нас нет.
– Жить… Смотря как жить.
– Да брось ты! Что, лучше будет, если тебя свои же и расстреляют на родной земле? Подумай, марксист чертов!
– Маркс, между прочим, был немцем…
– Евреем, – безапелляционно вставил Дитц.
– Какая разница? Жил–то и теорию свою придумал в Германии! И вообще ты меня с мысли сбил… А, так вот, для себя я пока не решил, но если кто из моих н захочет возвращаться в Россию, насильно держать н стану.
– Уже прогресс, товарищ лейтенант. – Хельмут потянулся всем своим длинным худощавым телом, отчетливо хрустнув суставами. – Ладно, Саша, пошли обедать. Что–то я проголодался.
Лейтенант Александр Велга без особого энтузиазм ковырялся вилкой в тарелке и продолжал размышлять над словами Хельмута Дитца.
Счастливчик обер–лейтенант, все уже для себя решил и в ус не дует. И немцы его тоже все решили. Тупа: тевтонская решительность. Без комплексов. Аргентина… Страна на краю света, где, кажется, говорят по–испански и неплохо играют в футбол. Немцам хорошо, них и до войны был капитализм, когда границу пересечь, что два пальца… А у нас… Нет, если выбирать тоже Аргентину, то с Россией можно распрощаться навсегда. А я, черт возьми, не люблю этого слова. И мама… с ней–то как быть?
– О чем закручинились, товарищ лейтенант?
Александр вздрогнул и поднял голову. Прямо на него через стол смотрели темно–карие глаза Михаила Малышева. Рядом Стихарь и Вешняк перестали жевать тоже выжидательно смотрели на своего командира.
За соседним столом притихли немцы, и в этой неожиданно наступившей тишине буквально грянул веселый голос невесть когда появившегося на пороге старшего советника Карсса:
– Поздравляю, друзья! Через час мы выходим из гиперпространства в Солнечной системе где–то на орбите вашей десятой планеты!
Из выжидательной тишина сначала превратилась радостно–изумленную, а потом и вовсе кончилась.
– Что?! Ух ты…
– Наконец–то!
– Не верится даже…