По команде «к бою» Вольдемар отложил лопату и, взяв в руки винтовку, привычным движением снял ее с предохранителя. Сколько времени прошло, а руки помнили. Клубы пыли на дороге уже были видны невооруженным глазом. Времени замаскировать окопы не было, позиции роты были своевременно обнаружены противником с воздуха. Ротный опорный пункт можно было и обойти, но окружающая местность была иссечена множеством небольших оврагов, колесные машины по ней не пройдут, а ровную дорогу перекрывала штрафная рота.
В километре от позиций роты вражеская колонна притормозила и начала расползаться в ширину, между машин встали первые разрывы, казавшиеся совсем безобидными на таком расстоянии, — это полковая артиллерийская группа открыла огонь.
— В укрытие! Ложись!
Вольдемар успел упасть на дно траншеи до того, как первый «чемодан» взорвался перед бруствером, основательно тряхнув землю. Несколько минут высотку обрабатывала артиллерия передового отряда имперской механизированной дивизии. Однако количественно она существенно уступала артиллерии республиканского пехотного полка, для контрбатарейной борьбы ей просто не хватало количества стволов. Когда в атаку пошли танки и мотопехота, их встретил сильный и точный огонь республиканской артиллерии.
— Огонь!
Вольдемар выставил винтовку в амбразуру, вырезанную в бруствере окопа и, прежде чем нажать на спуск, взглянул на открывшуюся картину. Несмотря на длинную военную биографию, в правильном общевойсковом бою он участвовал впервые. Ровное поле перед высоткой и лента дороги уже были основательно перепаханы полковой артиллерией, пушки били часто и довольно точно, а экономить снаряды необходимости, видимо, не было. Один танк, развороченный внутренним взрывом, стоял в трехстах метрах перед позициями роты, его башня просто исчезла. Второй, без видимых повреждений, замер у самой дороги. Горели несколько колесных и гусеничных машин. Имперская пехота под прикрытием дымовой завесы попыталась сблизиться с позициями роты, именно ее и давили огнем штрафники. Взвод Вольдемара находился на правом фланге роты, основной прорыв намечался существенно левее. Выбрав цель, Вольдемар открыл огонь.
Ответный огонь был не слишком удачен, танковые снаряды то и дело проносились над головами или рвались в десятке метров перед бруствером, попасть в сам бруствер было очень трудно. Гораздо эффективнее был огонь малокалиберных автоматических орудий, установленных на имперских БМП. Буквально в десятке метров очередь из БМП смела несколько метров бруствера вместе с укрывавшимися за ним штрафниками.
Танковый снаряд просвистел, казалось, над самой головой, подкосив ноги даже у самых храбрых. Вольдемар уже хотел опять подняться к амбразуре, но команда «прекратить огонь» оставила его на месте. Уцелевшие бронемашины противника, пятясь, выходили из боя, республиканская артиллерия перестала стрелять. Попытка с ходу смахнуть штрафную роту с высотки не удалась.
Ко второй атаке подошедшие подразделения имперского механизированного полка подготовились более основательно. Сначала позиции роты смешали с землей десятиминутным артиллерийским огнем, затем накрыли из реактивных установок, а потом снова обработали артиллерией. Под прикрытием артогня в атаку пошло десять танков и не меньше батальона пехоты на БМП. Огонь республиканской артиллерии на этот раз был гораздо менее точным. Во-первых, имперская артиллерия начала контрбатарейную борьбу, а во-вторых, корректировщик не пережил имперскую артподготовку.
При второй атаке штрафная рота продержалась всего пятнадцать минут, после чего ее позиции были проутюжены имперскими танками, а потом зачищены подошедшей пехотой. Однако гибель роты не была напрасной, она задержала передовой полк имперской механизированной дивизии и заставила его преждевременно развернуться из походного порядка в боевой. Выиграв тем самым для республиканского полка еще почти два часа времени на подготовку и укрепление позиций.
В небольшом овраге, поросшем мелким кустарником, собралось десятка полтора штрафников, все, кому удалось ускользнуть из-под танковых гусениц еще до того, как остатки окопов были зачищены пехотой. От роты остались самые опытные или самые везучие, почти все из четвертого взвода и пара человек из третьего. На второй взвод пришелся основной удар, а позиции первого выходили к дороге, укрыться там было негде. Стремясь снизить потери своей пехоты, имперцы на последнем этапе поставили дымовую завесу. Зря они это сделали, а может, и не зря, это с какой стороны смотреть. После артподготовки сопротивление штрафной роты носило символический характер, а дым позволил некоторым счастливчикам незаметно выбраться с разрушенных позиций.
Грязные, оборванные после долгого ползания по сухой, утыканной низкорослым кустарником земле, многие легкораненые и все выбившиеся из сил люди получили наконец возможность отдохнуть в относительной безопасности. Минут через десять Вольдемар сумел перейти из положения лежа пластом в сидячее. Фляга уже давно была пустой, но он на всякий случай все равно потряс ее. Пусто. Зудела рана в левом плече, небольшой осколок прошел неглубоко, даже кровь сама остановилась, но перебинтовать на всякий случай было нужно. Вольдемар разорвал упаковку перевязочного пакета, но одной правой рукой справиться не получалось.
— Давай помогу.
Лежавший неподалеку штрафник лет сорока подобрался к Вольдемару, ножом разрезал рукав и, взяв бинт, начал перевязку.
— Ты откуда будешь? — спросил штрафник, закончив бинтовать руку.
— В смысле?
— В смысле, кем до штрафной был?
— Штурманом крейсера «Гриф».
— Вэкаэф, значит. Что-то не похоже, больно ты шустрый для флотского. Да и окоп выкопал вполне приличный. Космонавты первого боя обычно не переживают. Я в роте уже почти год, и до сих пор живой, на всяких тут насмотрелся.
Вольдемар пригляделся к собеседнику, стараясь понять, кем был до штрафной роты этот пропыленный уже немолодой мужчина.
— А ты чем командовал? Ротой?
— Батальоном.
Вопрос, за что попал в штрафную роту бывший комбат, вертелся на языке, но среди штрафников задавать его считалось верхом неприличия. Захочет человек, сам расскажет, а не захочет… Здесь все равны.
— Я эту войну еще на Зеде в партизанском отряде начинал, потом немного у десантников был, а уже потом во флот подался.
— Понятно. Дальше что делать думаешь, лейтенант?
— Бывший лейтенант.
— Все мы здесь бывшие. Ну, а все-таки?
Вольдемар пожал плечами и поморщился от боли. Рана, хоть и небольшая, давала о себе знать.
— До ночи здесь можно отсидеться, а ночью к нашим выйти.
— Ага, а там тебя за узду и опять под танки, — подал голос наголо бритый молодой парень.
— Верно, ничего хорошего нас там не ждет, — поддержал бритого штрафник неопределенного возраста.
Услышав, что здесь решается их судьба, к месту действия подтянулись другие уцелевшие. Кое-кто остался лежать на месте, то ли сил не было, то ли им уже было все равно.
— Дезертировать решили, сволочи?! — вскипел Вольдемар. — Или сразу в имперскую армию заявление подавать?
— Ах ты, сука! — начал приподниматься бритоголовый. — Да я тебя…
— А ну, тихо, щенки!
Ствол лазерной винтовки бывшего комбата как бы невзначай смотрел в направлении бритого и его подпевалы. Те были без оружия. Вольдемар был готов поспорить, что и с предохранителя винтовка была снята. Когда только успел?
— Если кто в плен решил сдаваться или в дезертиры податься, пусть валят. Я им не судья, мы здесь все равны. Но до ночи сидим все здесь, а в темноте каждый свою дорогу найдет. А ты что скажешь, лейтенант?
— Бывший лейтенант. Хрен с ними, я им не судья и не прокурор, пусть уходят, в спину стрелять не стану.
— Вот и ладно, — подвел итог «комбат». — Кто дальше воевать решил, давайте сюда. Совет держать будем.
Бритоголовый и еще трое убрались подальше, эти уже не бойцы. Остальные подсели ближе, даже те, кого, казалось, уже не интересует собственная судьба. Всего собралось одиннадцать человек.
— Сегодня, как стемнеет, уходим к нашим, — продолжил свою речь «комбат». — Пока устойчивой линии фронта нет, у нас есть хороший шанс проскочить без лишнего шума.
— А если этот прав? И нас опять так же кинут? — подал голос один из штрафников.
— Не кинут, нас слишком мало осталось. Либо отправят в тыл, в такую же роту, либо используют в ближнем тылу, на строительстве укреплений. А в строй нас поставить не рискнут, несмотря ни на какие потери.
Когда стемнело, группа из трех человек направилась на запад и быстро растворилась в темной варенской ночи. Вторая, в составе одиннадцати человек, двинулась на восток. А минут через сорок пошел дождь и превратил пыль в жирную вязкую грязь, которая дополнительными килограммами налипала на ботинки штрафников. С трудом вытягивая ноги и стараясь не поскользнуться, люди брели в сторону невидимой и неслышимой линии фронта. Ночь и непогода временно остановили войну. Никто не заметил, как прошли позиции имперцев. Да и были ли они, эти позиции?