Читать интересную книгу Третья сила - Дмитрий Ермаков

Потрескивал огонь костра. Всполохи пламени освещали короткий центральный зал Владимирской, играя на мощных пилонах. Единственная люстра, чудом уцелевшая на потолке станции, отбрасывала на стену корявую тень, дергавшуюся вместе с огнем. Посторонний человек, окажись он сейчас тут, мог бы подумать, что это живое существо, засевшее на потолке и готовящееся кинуться сверху на людей. Густой мрак клубился между пилонами. Легкий сквозняк гонял по гранитным плитам комья пыли. Холодом и страхом веяло от перехода, ведущего на соседнюю Достоевскую. Где-то там истязали своих рабов безжалостные безбожники…

Бадархан молча сидел на корточках рядом с Молотом, наблюдая за тем, как крупные горькие слезы катятся по обветренным щекам его друга. Психопат продолжал петь. Песня про «изгиб гитары желтой»[27] кончилась и теперь он распевал балладу собственного сочинения.

— Господа, внимание! Моя новая, только вчера сочинил. Трам-па-пам… «Ворота слез»! — торжественно провозгласил он и добавил с хитрым прищуром: — Посвящается гермоворотам.

— Чему-чему? — переспросил Суховей, удивленно хлопая глазами. Сталкеру доводилось слышать всякие песни, но ни одна из них не воспевала элементов системы жизнеобеспечения метро.

— Э-эх! Гермоворота — наше все! — воскликнул музыкант, с важным видом поднимая вверх указательный палец. — Мы все тут, за заслонками. Они нас спасли двадцать лет назад. А песни нет. Непорядок. Вот я, кхе-кхе, и сочинил.

Сталкеры выразительно переглянулись. От Психопата следовало ожидать практически любых чудачеств.

Гитарист откашлялся, подстроил инструмент, и запел, сосредоточенно перебирая струны. Постепенно все, включая Будду и Молота, поневоле заслушались его немного фальшивым, но проникновенным пением.

Смерть человека — это смерть миров,

Сквозь пыльный гул летящих поездов…

У бездн разверстых вод, невзятых нот,

Разоблаченье грез — Ворота Слез.

Укрыть от дураков и катастроф

Тоска разъятых створ — гермозатвор.

А вы все ждете под землей рассвет?

Смерть человека — солнца больше нет!

Сквозь шелест лет незаданный вопрос,

Хронический невроз — Ворота Слез!

Разорванных объятий приговор,

Тоска разъятых створ — гермозатвор

[28]

.

И когда Психопат закончил песню, все дружно захлопали. Аплодировал, одобрительно кивая, даже Суховей. Музыкант запел еще что-то, но Борис его больше не слушал. Он снова повернулся к Бадархану.

— Так откуда… — начал снова спрашивать сталкер, но бурят редко отвечал на вопросы, адресованные ему. А вот сам спрашивать любил. Так вышло и в этот раз. Бурят не обратил внимание на слова Бориса, зато сам заговорил вновь.

— И даже близости у вас не было, верно?

Молотов кивнул. Если бы этот нюанс его взаимоотношений с Женей стал известен остальным парням, Бориса бы просто не поняли, а то и подняли бы на смех. Он уже представил себе озадаченную физиономию Псарева, а насмешливый голос друга зазвучал будто бы наяву в его ушах: «Молот, ты это, больной? Импотент?».

— Люблю я ее, понимаешь? Люблю! А, не поймешь ты, — отмахнулся было Борис от Бадархана. Но бурят не отставал. И был сегодня поразительно, прямо-таки необыкновенно многословен.

— Как раз я пойму, Боря. Уже понял. Она не такая, как все эти. Ну, эти, путаны. Ты в ней увидел что-то еще. Не внешнее. Ты сказал, что любишь ее, ее тронули твои слова. Но ты не можешь смириться с ее работой, а она не хочет уходить из борделя. Или не может. Грустно, Боря. Очень грустно. Но знаешь, есть тут что-то такое… Это, знаешь, и есть Любовь. Да-да, не удивляйся. Без обладания, без возможности иметь. В самом прямом смысле слова. А значит, без эгоизма. Если бы у вас был секс, она бы в твоих глазах мигом потеряла цену. И ты в ее глазах тоже. Ты бы сразу стал одним из длинного ряда мужчин, купивших жар ее тела за деньги. А ты не такой. И она это чувствует.

Молотов слушал рассуждения товарища и кивал, соглашаясь с разумностью его доводов. Скажи ему кто-то, любой другой человек, что его любовь к Эмилии, падшей женщине, ублажавшей за деньги десятки, сотни мужчин — и есть пример настоящего чувства, он бы сам поднял этого человека на смех. Он воспринимал чувства, которые испытывал к темноволосой красавице с Сенной, как беду, как проклятие. И вот сейчас Будда открыл ему совсем иную картину, показал привычные вещи с той точки зрения, с какой сам сталкер никогда бы и не подумал на них посмотреть.

— Но что же мне делать? — произнес Борис, когда Будда умолк и стало ясно, что он выговорился, поведал все, что хотел.

— Не знаю, — пожал плечами бурят, — тут нельзя дать никаких советов. Но если ты счастлив, когда видишь ее, если она не тащит тебя в постель, если понимает, почему ты не хочешь этого… Если тебе достаточно просто смотреть на нее, слушать ее голос… Пусть все останется так, как есть. Однажды она решится, оставит свою профессию, или ты, Боря, встретишь другую. Время покажет, друг мой.

И, похлопав на прощание друга по плечу, Будда зашагал прочь, оставив Бориса наедине с его горем… И надеждой.

Глава 3. ПОБЕГ

Много баек, сказок и легенд ходит о метро Санкт-Петербурга.

Их рассказывают друг другу и на относительно богатых, и на совсем бедных станциях при свете костра, фонаря, керосинки, аварийной лампочки… А иногда и вообще во мраке. Большинство историй жителей метро страшные, они заставляют кровь стынуть в жилах, а волосы — вставать дыбом. Новые страшилки расходятся по метро, точно круги от брошенного в воду камешка. Кто-то где-то поведает кому-то очередную историю. Кто-то кому-то тут же ее перескажет, да еще шепнет на ухо в конце: «Смотри, никому не разболтай! Секрет». И вот уже половина линии передает из уст в уста легенду, обрастающую подробностями, точно тюбинг грибком.

К примеру, не успел пройти по метро слух о разгроме секты «Исход», члены которой обещали людям доставить их на корабль, прибывший в Кронштадт — и вот уже разнесся слух: нет никакого корабля. И не было. А секта поставляла свежее мясо общине каннибалов[29]. Но проходит несколько дней… И жуткую историю уже просто не узнать. Кто-то утверждает, что против людоедов, засевших в маяке, бросили не одну группу известного сталкера Таранова, а целую армию, и вся она полегла на каменистых берегах острова Котлин. Кто-то добавляет, что и сам Таран сложил свою буйную голову в том кровавом сражении.

— Ты дурак?! — набрасывается на одного болтуна другой. — Жив Таран! Я сам его видел позавчера! Зато я вам вот что расскажу, мужики. А корабль-то был. Был корабль. Просто эти плотоядные ублюдки, команду всю чик-чик. Порешили.

— Брехня! — осаживает третий любитель почесать языком. — Прожектор сняли со старого ржавого судна и сигналили, чтоб людишки, как мотыльки, на огонь слетались. Зато там, в заливе, — добавляет человек, чуть понизив голос, — остров есть. Мощный называется. Там люди живут. Там нет радиации, прикиньте? И скоро мы все, мы все туда переселимся, слышите?!

— Все не переселимся, паря, — сурово обрывает рассказчика побитый жизнью седой боец со шрамом через все лицо, сжимающий старый, как мир, АК. — На всех там не хватит места.

— Так это правда?! — с трепетом поворачиваются все, кто только что слушал рассказы о маяке и Таране, к солдату-ополченцу. — Остров есть?!

— Остров есть, — кивает тот. — И платформа «Вавилон», которая по заливу плавает, тоже есть. Всё правда. Но вы губы не раскатывайте. Вот спят и видят колонисты Мощного, чтоб вся наша грязная, шелудивая толпа туда приперлась и объела их. Щас. Это только богачам светит.

И снова гаснет надежда в людских сердцах. И опять выходят вперед любители попугать соседей и друзей байками про Черного Санитара, Блокадника или Голодного Солдата, про собак Павлова или крылатых летающих фурий, уничтожающих все живое.

Но встречаются и добрые, светлые истории. Редко, но бывает.

Слишком много зла и жестокости творится в метро. Слишком беспросветен мрак, клубящийся в человеческих душах. Вот и появляются иногда совсем другие байки, дающие хотя бы слабую, призрачную надежду… Их авторы не сулят слушателям легкое и быстрое спасение от всех страданий. Они просто помогают слабому лучику света пробиться в царство тоски, отчаяния и безнадеги, в которое давным-давно превратилось метро Северной Столицы.

Сталкеры рассказывают, что на набережной Фонтанки возле Инженерного замка сохранился памятник Чижику-Пыжику. И что если бросить ему монетку, сбудется заветное желание.

Ходят слухи о Деде Морозе, который явился на одну из станций под Новый Год[30]. Все понимают: не настоящий это был Дед, а просто какой-то мужик переоделся, решив порадовать малышей, но так ли это важно? «А на нашу станцию в следующем году тоже придет Дед Мороз?» — с робкой надеждой смотрят на родителей бледные, тощие детишки, никогда не видевшие солнечного света, не знающие, что такое свежий воздух.