Читать интересную книгу Третья сила - Дмитрий Ермаков

Чувство, возникшее было в душе юной Лены, так и не развилось во что-то большее. Это была просто кратковременная вспышка, за которой ничего не последовало. Слишком велика была разница в возрасте между ней и Борисом Андреевичем. Слишком редко он заглядывал на станции Оккервиля. Зато на долгие годы Лена и Борис стали друзьями, и каждый раз, когда сталкер оказывался в гостях у Рысевых, они оба искренне радовались друг другу. О своей минутной влюбленности девушка теперь уже и не вспоминала, но всегда чувствовала: рядом с Борисом ей становится как-то особенно хорошо, легко и спокойно. Точно за каменной стеной…

* * *

Сталкер Молотов много лет работал на Приморский Альянс. Жил на Адмиралтейской в отдельной комнате. Рядом в каморке спали его люди — Игнат Псарев и Кирилл Суховей, фамилию которого все считали кличкой.

Они ходили в рейды, неизменно заканчивавшиеся успешно, пользовались всеми благами, доступными сталкерам крупнейшего в метро объединения станций, но оставались при этом, как говорил Молотов, «тиграми, которые гуляют сами по себе».

Начальство Молотова ценило, на многие его фокусы закрывало глаза. Осторожно, исподволь руководство Альянса начало «одомашнивать» свободного стрелка: то квартиру предложат на Невском, в самой глубине Альянса, то девушку красивую подсунут, чтобы, значит, семьей обзавелся. Аналогичные предложения получали и соратники Бориса, Игнат и Кирилл. Те, однако, хоть с девушками и развлекались, но семьями обзаводиться не спешили. Молотов эту нехитрую комбинацию довольно быстро разгадал. От уютной хаты и теплого женского бока отказался. Начал тайно подыскивать новое жилье… И вот в один прекрасный день Борис поверг всех в шок, перебравшись из богатого, влиятельного Альянса на нищую станцию Владимирская.

Сталкеры-приморцы лишь покрутили пальцами у виска.

— С жиру бесится мужик, — говорили про Молота. — Казака вольного из себя корчит. Ну, иди, иди, придурок. Скоро обратно попросишься.

Молотов и его друзья на насмешки не отвечали, на угрозы не реагировали — молча взвалили на спины весь нехитрый скарб и зашагали прочь с Адмиралтейской. В сырую, вязкую тьму. Отдать приказ остановить Молота никто из офицеров так и не решился. Все понимали: строптивому сталкеру лучше уступить.

Гулкие шаги прозвучали под сводами подтопленного туннеля, и три фигуры растворились во мраке и тишине, точно и не было их…

Борис Андреевич знал, что делает. Готовясь к переезду, Борис обошел многие независимые станции. На Горьковской от влажности в пять минут отсырела вся одежда сталкера. Значит, и оружие тут постигла бы та же судьба. Посмотрев на жителей Петроградской, поклоняющихся кустам, Молотов буркнул: «Психи». Сброд, ютившийся на Черной речке, Борис назвал «отбросами». Женоподобных жителей Пионерской окрестил таким выразительным словом, что его оттуда прогнали. И на Выборгской Молоту не понравилось, слишком много там народу толклось. Так бродил он по метро много дней — где-то напрягало соседство бандитов или выродков, где-то просто было неуютно или, напротив, слишком уж сонно и спокойно.

А вот Владимирская Борису полюбилась сразу. Безоговорочно. Почти центр метро. В случае необходимости хоть до Альянса, хоть до Торгового города — рукой подать. Выход на улицу тоже удобный: все крупные магистрали города рядом. Близость зловещего Разлома, делившего красную линию на две части, Молоту тоже пришлась по душе: оттуда ждать нападения не приходилось. Местные жители, постоянно спускавшиеся в Разлом, заметили бы монстров, если бы они там обитали. От безбожников и Империи станцию отделяла заброшенная Достоевская, переход на которую владимирцы хорошо укрепили. Да и народ на Владимирской жил хоть и шумный, хоть и потрепанный жизнью, но веселый, радушный.

Одни называли себя спелеологами. Это были серьезные, немногословные люди. Они изучали Разлом, пытались постигнуть его тайны. Другие, молодые и отчаянные, именовались прыгунами, они просто туда прыгали. Не во имя науки, а просто так. Адреналина хотели. Не боялись дергать смерть за усы. С других станций иногда заглядывали мужики с диковинным снаряжением, их тут называли туристами (сами они называли себя гордо «альпинистами»). Они были моложе первых и старше вторых, и цели у них тоже были не совсем научные; альпинистами двигало скорее любопытство[26]. Имелся тут и музыкант, прозванный почему-то Психопатом, без конца бренчавший на старенькой гитаре. А Молот музыку очень любил. Да и вожак прыгунов, Прохор Кузьмич, мужик внушительных размеров по прозвищу Жбан, носивший забавную вязаную шапочку, сразу понравился Борису.

«Этот не станет нос в мои дела совать», — понял Молотов.

В общем, едва попав на Владимирскую, Молотов почувствовал себя в своей тарелке. И жалеть о выборе сталкеру не пришлось.

Он приходил и уходил, когда и куда ему было надо, перед Жбаном не отчитывался. Коротал вечера, беседуя с местными парнями. Пел песни с Психопатом, а потом и сам начал учиться играть на гитаре. Один раз Молот сам прыгнул в Разлом вместе с гитаристом, обвязавшись тросом. Так он и среди прыгунов окончательно стал своим, и убедился: никакой опасности Разлом, о котором столько ужасов рассказывали на других станциях, не представляет.

Постепенно появилась у сталкера и работа — то от одного бывшего заказчика весточка пришла, то от второго. Молота помнили. В Молоте нуждались.

На улицах центральной части города Борис работал редко: тут все уже было разграблено, а остальное поделено. Но этот факт Молота не сильно огорчал — он давно протоптал дорожку на правый берег Невы. Во владения Оккервиля…

Сталкеров, говоривших, что за реку хода нет, и кто туда сунется, тот псих и в ближайшем будущем покойник, Борис не разубеждал. Молча слушал, кивал… А потом, взяв с собой верных друзей, шел в сторону заброшенной станции Литовский проспект. Выбирался в город через вентшахту. У берега ждала сталкеров лодка, тщательно спрятанная и замаскированная. У лодки даже имя свое было, красивое, гордое.

«Калипсо».

Молот проверял, не прохудилась ли «Калипсо», не надо ли просмолить ее, потом Кирилл садился на весла, Игнат вставал на нос, Борис устраивался на корме, и друзья пускались в путь. И всегда возвращались, да не с пустыми руками.

— Риск, однако… — заметил Жбан, когда Молот рассказал ему о своих переправах на правый берег.

— А то, — усмехнулся сталкер. — Но знаешь, Кузьмич, не так страшен черт, как его малюют. Все говорят: «Река, река, ужас, опасность, мы все умрем». И даже не суются туда. А я, сам видишь, живой.

— А то. Та же фигня с Разломом. Пока сам туда не прыгнешь — страшно. А потом уже нет, — кивнул задумчиво Прохор Кузьмич, и добавил, протягивая Молоту руку: — Думаю, мы поладим, сталкер.

Так и вышло.

Богачи, нанимавшие сталкеров для доставки из города всевозможного хабара, Молота сторонились: они были уверены, что не сегодня так завтра тот обязательно пойдет на дно, и рисковать не хотели. И все же имелись и у Бориса наниматели. Он не успел всех их оповестить о переезде, но этого и не потребовалось — барыги сами отыскали его.

«Надо будет — хоть в заднице у птера меня найдут. Не пропаду», — думал сталкер, получая очередной заказ от проверенного клиента. И он не ошибся.

Сюда же, на Владимирскую стали наведываться Фил и Будда, случайные приятели Бориса, быстро ставшие для него хорошими друзьями. Филипп и Психопат быстро спелись и в прямом, и в переносном смысле: то под гитару, то а капелла они горланили песни часами напролет без устали. На родной Чернышевской Филу и строчки спеть иной раз не давали, заставляли замолчать. Тут же всем его музицирование было только в радость.

Только вот Борис в этих веселых посиделках участвовал редко. Обычно он сидел около своей палатки и думал о чем-то своем. Когда ему предлагали выпить со всеми, не отказывался, но как только про него забывали, отходил от костра и снова о чем-то думал.

Однажды вечером, когда разношерстные жители Владимирской собрались у костра и увлеченно резались в подкидного дурака, к Борису подсел Будда. Молчаливый бурят долго внимательно смотрел на сталкера, а потом придвинулся еще ближе, чтобы больше никто не мог услышать, и шепнул:

— Она не готова бросить ради тебя свою профессию? Печально. Очень печально.

Борис чуть не поперхнулся брагой, которую попивал из видавшей виды эмалированной кружки. Сталкер не рассказывал никому из товарищей о том, что влюблен в проститутку Женю-Эмилию с Сенной. Конечно, слухи ходили, он понимал это, и готов был к тому, что о его связи с Женей узнают соратники, но не предполагал, что кому-то из парней станут известны все подробности этой странной и грустной истории.

— Откуда ты знаешь, Буд?! — выпучил глаза Борис. Будда приложил к губам указательный палец, давая Молоту понять, что лучше говорить тише. Правда, их беседу так и так бы не услышали, у костра грянули: «Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались!»