с этого ублюдка шкуру.
— Я удивлен, что ты не тусуешься со своими друзьями, — говорю я ей.
Она пожимает плечами. — Я собиралась посмотреть фильм с Пейсли, но мне нужно собрать вещи.
— Собирать вещи?
— Да. Я уезжаю завтра утром, — отвечает она. — Валери, Куинн и я собираемся на ночь в Миртл-Бич. Мы вернемся в воскресенье, вероятно, поздно утром.
Я напеваю, пытаясь вспомнить эти имена. — Знаю ли я их?
— Нет. Мы встретились в новом спортивном клубе, где я работаю помощником тренера. И даже не позволяй этой мысли промелькнуть у тебя в голове. Я отказываюсь приводить их сюда.
Да, это определенно не то, о чем я думал. Не тогда, когда все мои мысли, кажется, прикованы к Лейкин.
— Боже, — поддразниваю я. — Однажды я переспал с одной из твоих подруг во время вечеринки с ночевкой и внезапно захотел их всех.
Она скрещивает руки на груди. — Я беспокоюсь не о том, что они нужны тебе. Ты знаешь, как раздражает, когда твои друзья постоянно говорят о том, какой у тебя горячий брат?
— Не могу сказать, что понимаю, — отвечаю я. — У меня нет брата, и если бы кто-нибудь из моих друзей назвал тебя горячей, я бы заехал им локтем в лицо.
Мое подсознание впивается взглядом в вопиющее лицемерие, которое только что сорвалось с моих губ, и я понимаю это. Я — ходячий двойной стандарт. Добавь это к списку вещей, которые обрекают меня на адские муки.
— Хорошо, что я не считаю никого из твоих друзей привлекательным. — Она замолкает. — Кроме, может быть, Айзека. У него есть эта атмосфера богатого парня.
Я сужаю глаза до щелочек. — Во-первых, он не считается одним из моих друзей, а во-вторых, если он хотя бы произнесет твое имя, я заставлю его пожалеть о том дне, когда он вообще родился.
— Я расскажу маме, какой ты ненормальный.
— Как ты думаешь, откуда я это взял?
Она усмехается, когда микроволновка выключается, и хватает еду, прежде чем отнести ее в свою комнату. Тем временем шестеренки в моей голове уже вращаются.
Если Девин не будет здесь завтра вечером, это значит, что дом будет в моем распоряжении. Мама работает по ночам в больнице — славная жизнь медсестры, — и поскольку это в часе езды отсюда, она спит там после смены, чтобы не рисковать заснуть за рулем. Иногда, в зависимости от того, насколько они заняты, она вообще не приходит домой, пока у нее не выдастся выходной.
Это дерьмовый график, и я могу сказать, что это сказывается на ней, но это то, что происходит, когда твой муж уходит и оставляет тебя одну содержать двоих детей. Возможно, она позволила этому сбить ее с ног на какое-то время, но как только она взяла себя в руки, она преисполнилась решимости по-прежнему обеспечивать нам лучшую жизнь, на какую только была способна. И ей это удалось.
Я бросаю взгляд на свой телефон, вижу ожидающее сообщение от Лейкин и улыбаюсь идее, которая приходит на ум.
О, я задела твое большое мужское эго?
Девин чуть не увидела мой телефон. Я меняю твой контакт на имя парня.
Это приведет к такому неловкому секстингу. Я не могу дождаться.
Субботнее утро — единственный день, когда хоккейная тренировка начинается раньше смены Лейкин. Тренировки обычно отстойные, когда мы все страдаем от похмелья после пятничных ночных костров. Но поскольку никто из нас вчера вечером не пил, мы необычайно оживлены для десяти утра.
Кроме Оуэна. У него все еще похмелье.
Лейкин сидит на трибунах, ожидая начала своей смены, пока мы выполняем кое-какие упражнения. Она попеременно пишет в блокноте и листает свой телефон. Как бы то ни было, ее внимание приковано не ко мне, и мне это чертовски не нравится.
Выровняв шайбу в нужный момент, я отталкиваю ее от клюшки и отправляю в полет прямо в стекло. Громкий хлопок, эхом разносящийся по катку, пугает всех вокруг, но особенно Лейкин. Ее глаза расширяются, когда она подпрыгивает, блокнот падает на пол, а рука прижимается к груди.
Это не должно было быть смешным. Это должно было привлечь ее внимание. Но, судя по ее реакции, я, кажется, не могу перестать смеяться, и Кэм тоже. Лейкин показывает мне средний палец, и как только я убеждаюсь, что никто не обращает внимания, я пару раз приподнимаю брови — молча говоря: «Я только за».
Проезжая мимо нее во время следующего упражнения, я подмигиваю. Она закатывает глаза, но я вижу, как она улыбается, глядя на свой телефон.
Все, чего я хочу, — это снова заполучить ее в свои руки. Уложить ее на свою кровать и почувствовать ее под собой, когда я буду скользить в нее своим членом. Может, я и далек от отчаяния, но я чертовски изголодался по ней.
Если я в ближайшее время не останусь с ней наедине дольше, чем на несколько минут, я почти уверен, что мои яйца сморщатся и умрут. В последнее время они и так натерпелись от постоянных поддразниваний.
Это как самое долгое оттягивание оргазма в мире, и мое имя даже не занесено в «Книгу рекордов Гиннесса».
Если бы это не означало, что больше никаких пятничных ночных костров не будет, я бы настоятельно рекомендовал оставаться трезвым вечером перед каждой утренней тренировкой. Конечно, я знаю, что мог бы не пить, но что в этом веселого? Сидеть у костра с кружкой пива в руке — это мой личный рай. Ну, один из них.
Я выхожу с катка вместе с ребятами, наблюдая, как Оуэн чуть не сбивает ребенка, не обращая внимания.
— Черт, извини, — говорит он, затем морщится. — И прости, что наговорил дерьма!
Лукас посмеивается. — Ты такой образец для подражания.
— Отвали.
Я качаю головой, когда вижу двух других детей в пределах слышимости от него. — Ты довольно успешен, чувак.
Он отмахивается от этого. — Как будто они не слышали от своих родителей ничего хуже.
Ладно, в чем-то он прав.
— Встретимся у меня дома? — спрашивает Кэм.
— Я бы хотел, — отвечаю я. — Вместо этого моя счастливая задница следующие восемь часов сидит в магазине серфинга и присматривает за идиотами, которые покупают доску, полагая, что заниматься серфингом легко.
По крайней мере, раз в неделю приходит кто-то, кто явно понятия не имеет, что он делает, и покупает доску для серфинга, основываясь на том, как она выглядит сама по себе. И когда я рассказываю им об уроках, которые мы предлагаем, они практически смеются мне в лицо.