Читать интересную книгу При реках Вавилонских - Нельсон Демилль

Хоснер пошел на слабо охранявшийся западный склон. Нашел небольшую яму в земле, в стороне от всех, и лег в пыль. Он смотрел в меняющееся небо. Воздух быстро остыл, как всегда бывает в пустыне, и ветер утих до легкого бриза. Хоснер смотрел, не мигая, на чудесное черное небо, усеянное более яркими и крупными звездами, чем виденные им когда-либо с самого детства. Тогда все дни были полны солнца, а ночи – звездного света и волшебства. Давно уже не лежал он на спине под звездами.

Яков блаженно потянулся в теплой ласковой пыли. Темная половина неба продвигалась на запад и вытесняла свет все дальше и дальше. Все это было невероятно красиво. Неудивительно, подумал он, что люди пустыни всегда были более фанатичными в отношении своих богов, чем остальные народы. Боги находились так близко, что к ним можно было прикоснуться и увидеть их в поразительной игре земных и небесных явлений. С болотистых равнин донесся вой шакалов. Их тявканье приближалось очень быстро, и Хоснер понял, что животные бегут к Евфрату, преследуя какую-нибудь несчастную мелкую дичь, которая отважилась выйти на водопой под покровом темноты. Шакалы снова завыли, заунывно и тоскливо, потом раздались ужасающие крики и шум, и все стихло. Хоснер передернул плечами.

Странная тьма пустыни длилась лишь несколько минут после захода солнца, а затем наступила темнота.

Луна взойдет лишь через несколько часов. Станет ли Риш атаковать, как нападают шакалы, в этот период темноты или дождется более позднего времени, когда взойдет луна? Брин не заметил перемещения ашбалов от Ворот Иштар к исходным для атаки позициям, а ведь ему требовалось перекинуть своих людей на нужную позицию. Осталась лишь одна линия часовых у подножия холма. Но это ничего не значило, если Риш собирался атаковать после наступления темноты. Любой командир поступил бы так. У израильтян оставалось примерно полчаса до начала атаки. Достаточно, чтобы похоронить Моисея Гесса.

* * *

Хоснер не собирался идти на похороны. Какой смысл? Он обрел бы больше силы духа, глядя на небеса, чем уставясь в темную яму и слушая Левина, повествующего о них самих.

Хоснер попробовал определить созвездия, однако это требовало много времени. Легко удалось найти Большую Медведицу, Орион и Таурус, но остальные оставались бессмысленными скоплениями звезд. Больше повезло с отдельными звездами. Кастор и Поллукс. Полярная звезда и Вега.

Именно вавилоняне были первыми астрологами древнего мира. Как и жители современного Ирака, они спали ночью на плоских крышах своих домов. Как же им было не накопить большое количество знаний о небесных телах? Их учение ревностно охранялось и вначале не распространялось на другие цивилизации. После падения Вавилонского царства астрологи разбрелись по всему свету. Через много лет после того, как Вавилон был забыт древними, слово «халдейский» – синоним вавилонского – стало нарицательным именем астрологов, чародеев и колдунов. Судьба Вавилона как государства – пример гордыни и продажности. На долю его народа выпало бродить по свету, продавая свои древние тайны ради куска хлеба, и в конце концов заслужить лишь упоминание как о народе чародеев.

Зато мир обрел глубокие знания о звездах. Странно, размышлял Хоснер, что из всех ученых народов древнего мира только евреи никогда не проявляли интереса к астрологии или астрономии. Он мог бы, наверное, развить целую теорию, почему так получилось, но чувствовал слишком большую лень и усталость, чтобы заниматься этим.

* * *

Мириам встала на колени рядом и заглянула к нему в яму:

– Ужасно. Вылезай оттуда.

Ее совсем не было видно. Как же она его нашла, как узнала, что это он? Наверное, была поблизости, пока еще не стемнело.

– Пожалуйста, вставай. Похороны начинаются.

– Иди.

– Я боюсь. Он совсем почернел. Проводи меня.

– Я никогда не хожу на похороны в первых рядах. У нас еще пятнадцать минут. Позволь мне любить тебя.

– Я не могу.

– Ласков?

– Да. И мой муж. Я не смогу вынести еще и эти сложности.

– Я к сложным себя не отношу.

Он слышал ее дыхание. Женщина находилась очень близко, наверное, меньше чем в метре от него. Достаточно протянуть руку…

– Это неправильно. Я могу оправдаться за Тедди. Но за тебя ни перед кем не смогу оправдаться. Меньше всего – перед самой собой.

Яков засмеялся, а она смеялась и плакала. Потом перевела дыхание.

– Яков, почему я? Что ты во мне увидел? – Мириам помолчала. – Что я увидела в тебе? Я все в тебе порицаю. Правда. Почему такое происходит с людьми? Если я не терплю тебя, то почему я здесь?

Хоснер протянул руку и нашел ее запястье.

– Почему ты последовала за мной? – Она попыталась освободиться, но он не позволил. – Если ты идешь за опасным зверем, то должна знать, что собираешься делать, когда окажешься в его логове. Особенно когда собираешься уйти и обнаруживаешь, что он стоит у выхода. Если бы зверь мог говорить, то спросил бы тебя, что у тебя было на уме, когда ты пошла за ним. И у тебя должен быть правильный ответ.

Мириам ничего не ответила, но Хоснер слышал ее учащенное дыхание. Какое-то животное чувство пронизало тело женщины, и Яков почувствовал это по нескольким квадратным сантиметрам ее кожи, прикасавшейся к его руке. Ритм ее дыхания изменился, и он мог поклясться, что по запаху почувствовал: она готова. Во мраке, без всякого визуального контакта, он знал, что из резкой и настороженной она превратилась в пассивную и покорную. Яков сам удивился своей проницательности и доверился чувствам. Легко потянул за запястье, и она без сопротивления соскользнула в его пыльное убежище.

Он помог ей раздеться, потом они легли бок о бок, лицом к лицу, и Яков снял с Мириам одежду. Кожа женщины была гладкой и прохладной, как он и ожидал. Он прижался губами к ее губам и почувствовал отклик. Она откинулась на их скомканную одежду и подняла ноги. Хоснер лег между ними и почувствовал, как крепкие бедра с неожиданной силой охватили его спину. Он легко вошел в нее и на секунду замер. Хотелось видеть ее лицо, и было жаль, что это невозможно. Он сказал ей об этом. Она ответила, что улыбается. Тогда он спросил, улыбаются ли ее глаза, а она ответила, что, наверное, улыбаются.

Он двигался медленно, а она сразу же отвечала. Чувствовал, как твердеют ее соски, касаясь его груди. Дыхание женщины ровными горячими толчками овевало его щеку и шею.

Яков подсунул руки под ее ягодицы и приподнял. Мириам издала короткий болезненный стон, видно, он проник слишком глубоко. Он поднял голову и посмотрел ей в лицо, пытаясь разглядеть черты. Ночь была невероятно темная, но звезды горели все ярче, и наконец он смог увидеть ее глаза – черные, как само небо, – а в зрачках отражался звездный свет. Он думал, что сможет разглядеть выражение ее глаз, но понял, что в них блестит лишь отражение света звезд.

Мириам начала двигаться под ним. Ее ягодицы возбуждающе перекатывались в теплой пыли. Хоснер слышал свой голос, тихо говоривший то, что никогда бы не сказал, если бы не полная темнота. И она так же отвечала ему, защищенная только этой невидимостью, словно ребенок, который закрывает лицо, рассказывая свои самые потаенные секреты. Ее голос становился низким и глубоким, а дыхание судорожным. По телу женщины пробежала мягкая дрожь, сопровождаемая долгим спазмом. Тело Хоснера напряглось на секунду, затем яростно содрогнулось.

Они тихо лежали, обнимая друг друга. Над ними витал ветерок, охлаждая пот.

Хоснер перекатился на бок. Обхватил женщину рукой, чувствуя, как вздымается и опадает ее грудь. Сейчас мысли были затуманены, но в них отражалось понимание того, что он утратил свои позиции. В Тель-Авиве это было бы чудесно. Но случиться могло только здесь. Побоку стратегические и тактические соображения. Яков был совершенно уверен, что любит ее или очень скоро полюбит. Хотел спросить Мириам о Ласкове и о ее муже, но все это касалось будущего. Поэтому сейчас было лишним. Он попытался думать о чем-нибудь, что можно было бы сказать, чтобы доставить ей радость, но на ум ничего не приходило. Поэтому произнес:

– Я не знаю, что тебе сказать.

– Ничего не говори, – промолвила она и прижала его руку к своей груди.

* * *

Звезды проступили ярче, их стало больше. Евфрат отражал их свет, холодный и неживой. Повернув голову, Хоснер увидел несколько темных силуэтов, неподвижно застывших над могилой и резко выделявшихся на фоне реки. Он подошел ближе, но остался за спинами людей. Мириам задержалась на мгновение и прошла дальше.

Тело Моисея Гесса бережно опустили в могилу. Раввин прочитал молитву о мертвых, и голос его звучал чисто, звонко и раскатисто, разлетаясь в притихшем вечернем воздухе.

От группы людей отделился явно опечаленный Беккер.

Как странно, подумал Хоснер. Здесь, в Вавилоне, покоятся останки тысяч евреев. И вот сегодня к ним присоединяется еще один.