точке невозврата. На секунду я даже захотела повернуть время вспять и отменить разговор, в котором уговаривала мистера и миссис Диас поделиться своей историей. Всё ведь так хорошо начиналось. Все были дружелюбны и, казалось, искренне рады знакомству. Моя мама тоже хорошо общалась с Диасами, но не слишком близко. Вдруг этот день станет началом большой дружбы?
Я ругала себя за глупые мысли. Они буквально живут в разных мирах. А время продолжало лететь вперёд. Я вцепилась пальцами в свой деревянный стул.
Сенатор поставил локти на стол, сложив руки вместе.
— Как давно вы в штатах?
Он выражал искреннее любопытство. Хороший знак.
Пенни задела под столом мою лодыжку своей. Во дворе Ева и Грейси что-то кричали, Гус лаял, а Гейб хохотал.
— Двадцать пять лет, — гордо ответил мистер Диас. — В декабре будет двадцать шесть.
— И что привело вас сюда? — спокойно спросил сенатор, не подозревая ничего плохого.
Мистер Диас больше не мог держать улыбку. Он опустил взгляд на вилку, словно искал на ней остатки еды. Он хотел рассказать. Я видела по нему. Но это не какой-то пустяк, чтобы просто взять и признаться.
Энрико повернулся ко мне, и я сделала самый крошечный в мире кивок.
— Давай, papi, — подтолкнул он.
Я наклонилась через стол, чтобы коснуться руки мистера Диаса.
— Вы можете им доверять.
Я посмотрела в глаза Мэг и, наконец, сенатору, видя, как к ним постепенно приходит осознание. В них отразилось замешательство. А затем неприкрытый шок. По их лицам легко было всё прочитать. Но, к моему громадному облегчению, они не забыли о вежливости. Ни на секунду.
— Прошу, — сказал сенатор. — Это ваш дом. Можете поделиться с нами чем угодно — это не выйдет за пределы этих стен.
Диасы одновременно выдохнули.
— В моей деревне царила страшная нищета, — начал мистер Диас. Пенни откинулась на спинку стула, полуприкрыв глаза, словно это была хорошо знакомая сказка на ночь. — Работы никакой не было, только если работать на людей… — он покачал головой. — Плохих людей, опасных. Я рос в страхе. А без работы не было еды. Иногда мы за весь день не брали в рот ни крошки. А то и дольше. Это сложно объяснить здесь, когда столько всего стоит на столе — только протяни руку.
Миссис Диас накрыла ладонь мужа своей и подхватила историю, её глаза были расфокусированы, пока она вспоминала своё прошлое.
— Я выросла в трёх домах от Карлоса. И когда нам было шестнадцать, мы отправились в деревню в часе пути от нашей и нашли там священника, который нас поженил. Моим родителям это не понравилось — они хотели выдать меня за одного из богачей в городе, хотя все они были ужасными людьми, торговавшими наркотой, — она подняла брови. — Теперь, когда у меня есть свои дети, я могу их понять. Они просто хотели, чтобы у меня было больше, чем у них. И я хочу этого для своих детей, но их жизнь — это их жизнь. Я никогда бы не стала их принуждать. А мои родители превратили мою жизнь в ад, запретили видеться с супругом.
— Моему кузену удалось перебраться в Америку, — прямо признался мистер Диас. — Он сочувствовал нам и поэтому дал взятку, чтобы нам позволили пересечь границу. Было тяжело и очень страшно, особенно вместе с Инес. Я мог бы уйти один, найти работу и присылать ей деньги. Это было бы благоразумнее, но она не хотела расставаться.
— Я бы ни за что не отпустила его, — улыбнулась она.
Целый спектр эмоций промелькнул на лице сенатора, пока он слушал их историю, но главный образом выделялось сочувствие.
— Вы… — начал он, но голос прозвучал хрипло. — Вы боялись, что вас поймают?
Мистер Диас посмотрел на свою жену, она сжала его ладонь, придавая ему сил.
— Мы и сейчас боимся. Мы любим эту страну. И гордимся тем, что живём здесь. Но знаем, что эта страна не гордится нами, — он подался вперёд, глядя сенатору в глаза. На его лице отразилась мольба. — Если бы мы могли действовать по правилам — подождать визу пятнадцать лет и приехать легально, клянусь, мы бы это сделали. Но это был не вариант. Не для нас.
Мэг медленно выдохнула. Когда я повернулась к ней, она вытирала внешний уголок глаза.
Тут в разговор вступила Пенни, и прослезилась уже я.
— Я родилась в Лос-Анджелесе. Энрико и Ева тоже, поэтому мы американцы. Я бы хотела, чтобы мои родители тоже могли стать гражданами этой страны.
— Мы гордимся своими детьми, — сказала миссис Диас.
Сенатор повернулся ко мне с нечитаемым выражением лица.
— Мы тоже.
• • •
Обратно в отель мы возвращались в тишине. Близнецы всё ещё недоумевали, что за напряжение царило в комнате, когда они вернулись со двора вместе с Евой и Гусом.
Наконец, я набралась смелости прервать тишину.
— Простите за такой сюрприз. Это очень важные для меня люди, и я хотела, чтобы вы с ними познакомились. И узнали их по-настоящему.
Сенатор кивнул, но его взгляд оставался напряжённым. Он смотрел в окно, впервые увидев город моими глазами — маленькие постройки с неоновыми крестами в окнах, забегаловки и написанными от руки табличками на испанском, женщина, наклонившаяся к ребёнку в коляске, на перекрёстке в ожидании зелёного света.
— Они хорошие люди, — в его голосе послышалась грусть.
— Вы же ничего не расскажете? — выпалила я. — Я сказала им, что вам можно доверять…
— Конечно, мы ничего не скажем, — заверила Мэг. — Но я удивлена, что ты поставила их под удар. Ты же умная девочка, Кейт. А если бы за нами следили папарацци?
— Но не следили же. Так что… — я тяжело сглотнула. — Волноваться не о чем, правда?
Я посмотрела на сенатора в поисках ответа. И нашла его в тяжёлом молчании, сочувствии в глазах, пока он обдумывал услышанное.
Он не возвращался к этой теме, пока мы не прилетели обратно в Мэриленд. Пошатываясь после перелёта, мы разбрелись по спальням, чтобы хоть немного отдохнуть. Когда я бросила свой рюкзак на пол, на пороге моей комнаты возник сенатор и прислонился к дверной раме.
— Знаешь, Кейт… На это нужна смелость. Чтобы сделать то, что сделала ты. И вера. Вера в меня и Мэг.
Я замерла на месте, в ужасе ожидая, когда на голову рухнет огромный валун под названием «но». Заметив моё выражение, сенатор шагнул в комнату, открывая объятья. Я закрыла глаза. Он обнял меня, крепко.
— Просто хотел, чтобы ты знала, что мы гордимся тобой, — пробормотал он мне в макушку. — И это всё, что я