— Хлеба, господин? — спросила красавица блондинка, встав на колени рядом со мной. Она предложила мне серебряный поднос, на котором лежали горячие, исходившие паром ломтики горианского хлеба, испеченного из лучшего зерна са-тарна.
Взяв один ломтик, я полил его горячим маслом из серебряного кувшинчика, тоже стоявшего на подносе, и небрежным кивком отпустил рабыню. Грациозно поднявшись на ноги, девушка отправилась обслуживать других господ. Одежды на ней не было вовсе.
— Мне было бы спокойнее, если бы наш гость обошелся без маски, — проворчал Клиомен.
— Но ты должен понимать, что сохранение его инкогнито в наших общих интересах, — терпеливо объяснял Поликрат. — Даже здесь, в нашей цитадели, может найтись предатель, который, узнав нашего гостя, выдаст его за вознаграждение. Более того, любая ничтожная рабыня способна запомнить его черты, а кто поручится, что она, будучи проданной, не попадет в руки тех, кому вовсе не следует знать о посещении друга?
Клиомен угрюмо кивнул и снова припал к чаше с вином.
— Неужели у вас даже рабыни знают, что я гонец Рагнара Воскджара? — спросил я.
— Конечно знают, — сказал Поликрат. — Этот праздник был устроен специально в честь твоего прибытия. Но даже если бы об этом не объявлялось открыто, трудно скрыть что-то от кухонь и чуланов. Маленькие сучки, сколько ни сажай их на цепь, любопытны и любят посплетничать. С этим ничего не поделаешь.
Я улыбнулся, признавая его правоту.
— Мяса, господин? — спросила девушка, опустившись передо мной на колени с полным подносом жареного мяса боска, нарезанного кубиками и нанизанного на палочки.
Взяв несколько палочек, я окунул одну из них в соус и присмотрелся к склонившей голову девушке. Волосы ее были коротко обрезаны, вероятно в качестве наказания, и, предлагая мясо мужчинам, эта нагая рабыня, по существу, предлагала им себя.
Пожалуй, даже в первую очередь себя, а потом уж горячее лакомство. Это вполне соответствует горианским обычаям, и такого рода вопрос, обращенный к мужчине, обычно трактуется шире, нежели простой интерес к его кулинарным пристрастиям. Точно так же понимается и другой, весьма распространенный в тавернах и пиршественных залах Гора вопрос: «Вина, господин?».
— Ты действительно считаешь, — спросил Поликрат, — что флот Рагнара Воскджара, полностью оснащенный и подготовленный, может прибыть сюда через двадцать дней?
— Не предвижу особых затруднений, — заверил его я.
— Хорошо.
Я огляделся по сторонам, рассматривая рабынь, двигавшихся между столиками. Некоторые из них носили на теле по пять стальных обручей: узкий стальной ошейник и такие же браслеты на запястьях и лодыжках. Эти обручи предоставляют богатые возможности желающему связать рабыню тем или иным способом, каковых на Горе существует великое множество. Для этого требуется лишь шнур да умение. Того и другого мужчинам Гора не занимать. Разумеется, девушек связывают по-разному, в зависимости от поставленной цели, но в основном различают три типа уз: «узы удержания», «узы наказания» и «узы наслаждения». К последним относятся особые, наиболее изысканные и изощренные способы связывания.
— Винограда, господин? — произнес нежный женский голос рядом со мной, и я, оглянувшись, узнал ту самую свободную женщину из Виктории, которую на моих глазах вывели из толпы и раздели донага, после чего она сама завязала свои волосы узлом покорности.
— Господин? — вновь спросила она почтительно и покорно.
За время пленения эта женщина буквально преобразилась: красота осталась при ней, но привлекательность ее значительно усилилась. Мне захотелось немедленно заключить ее в объятия. Женщина предложила мне поднос с виноградом «та», причем каждая виноградина была очищена от кожицы. Я улыбнулся: надо полагать, она чистила виноград собственноручно. Рабыням нередко дают такого рода трудоемкие задания.
Я окинул взглядом ей стройную фигурку, едва прикрытую полосками желтого шелка.
— Вижу, она тебе нравится, — сказал Поликрат. — Если хочешь, забери ее на ночь в свои покои.
— Подумаю, — ответил я, пожав плечами.
На площадке перед нами продолжался танец с плетью.
— Фруктов, господин? — тихонько проговорила другая девушка, опускаясь передо мной на колени.
Голос ее звучал испуганно, голова была опущена. Когда я повернулся к ней, она задрожала и не подняла головы.
— Робеет, — со смехом сказал Поликрат. — Наверное, знает, что ты гонец Рагнара Воскджара и боится тебя. А заодно и меня с Клиоменом, ведь из всех, кто находится сейчас в зале, мы занимаем самое высокое положение.
Я снова улыбнулся. Разумеется, любая рабыня будет испытывать робость в присутствии людей, властных над ее жизнью и смертью.
В руках девушка держала поднос со спелыми сочными фруктами. Одежда ее, как, впрочем, и остальных служанок, отражала представление хозяина о том, что надлежит носить рабыне: узкие полоски шелка ничуть не скрывали ее женских прелестей, но, напротив, привлекали к ним внимание. Так, шелковая лента, повязанная под грудь, приподнимала ее, распаляя мужскую похоть.
Впрочем, все же это была одежда; предшественница этой девушки прислуживала за столом совершенно нагой.
— Это новая рабыня, — сказал Поликрат, — мы даже еще не успели толком приучить ее к ошейнику.
Ее темные, довольно длинные волосы повязывались плетеным желтым шнуром, достаточно прочным, чтобы при случае им можно было бы связать рабыню. Если бы волосы распустились, они бы темной волной упали до ее ягодиц.
— Хороша, не так ли? — спросил Поликрат.
Взяв девушку пальцами за подбородок, я поднял ее голову, и нежные испуганные карие глаза рабыни встретились с моими. Их выражение заинтересовало меня. Я не раз видел его раньше в глазах рабыни, встретившейся взглядом со своим господином. Правда, эта рабыня попыталась отвести глаза в сторону и даже отвернуться, хотя я и удерживал ее подбородок. Меня она явно не узнавала.
— Она боится, что ты захочешь ее, и, думаю, одновременно желает этого, — заметил Поликрат.
Девушка задрожала.
Я отпустил ее подбородок, и она опустила голову.
Поликрат осмотрел ее с ног до головы.
— Эй, маленькая шлюха, ты зачем подошла к нашему столу?
Девушка подняла голову и робко протянула мне поднос с горианскими персиками и сливами. Взгляд ее вновь встретился с моим, и она, покраснев, потупилась. Мне стало ясно, для чего служит шелковая лента, так волнующе приподнимающая ее нежную округлую грудь. Жест, которым были предложены фрукты, безошибочно указывал на то, что она с покорным ожиданием предлагает мне и свою красоту.