— Я обещаю любить ребенка всем существом. Я буду защищать его от тех, кто попытается навредить нашему творению, и я уберу всех со своего пути.
Он смотрел на нее с огнем в глазах, на ее глазах выступили слезы.
Персефона сжала его ладони, притянула их к своему животу.
— Это будет самый любимый ребенок во всех мирах, не только в Царстве мертвых. Мы будем любить ее больше звезд на небе.
— Ее? — повторил он, приподняв бровь, глядя на нее с потрясением. — Почему ты думаешь, что это девочка?
— Предчувствие, — ответила она с искрой в глазах, и он задумался, было ли это просто предчувствие. — Что ты будешь делать, если у нас будет дочь?
Он не знал. Уничтожит мир, чтобы ничто ей не навредило? Выпустит титанов, чтобы никто не подумал идти в Подземный мир с темными намерениями?
Он посмотрел в глаза Персефоне, уверенность звенела в его голосе.
— Что угодно. Я сделаю все, если у нас будет дочь.
Персефона опустилась на колени перед ним, коснулась его лица.
— Ты не знаешь, как я счастлива. Я думала… Я не знала, хотел ли ты детей.
Он не думал, что будет в его будущем. Откуда он мог знать, что эта женщина попадет в его жизнь, еще и принесет ребенка с его глазами? Или его носом? Или его губами?
Аид был так потрясен, что не знал, что сказать. Как выразить эмоции в нем. Он был бесконечно влюблен в нее в этот миг, и смог сказать лишь:
— Я счастлив. Я очень-очень счастлив.
Он прижал ее к сердцу, надеясь, что она останется там навеки.
Может, их жизни снова усложнятся. Несколько месяцев порознь помогли им стать ближе, когда она вернулась. Они не разобрались с ревностью, с ее сомнениями о его любви. Это могло повториться. Он знал, что мог ошибиться, и это снова вызовет тяжелый разговор.
Но пока что он был счастлив обнимать ее. Обнимать их, понял он с ясностью. Его жену. Его ребенка. Все было в одном создании, и его сердце пело, пока он смотрел на нее.
— Олимп, спаси меня, — выдохнул он в ее сердце, поцеловал место, которого коснулись его слова. — Я буду поклоняться тебе до дня, когда тебя заберут из моих рук в смерть. И даже тогда, моя жена, моя королева, я последую за тобой туда, где оказываются боги.
ГЛАВА 40
Чем больше она была в Царстве мертвых, тем больше ощущала молитвы смертных. Персефона сидела у замка на скамье в саду, опустив ладонь на выросший живот, прикрыв глаза. Она отклонила голову и слушала надежды и мечты смертных.
— Королева Персефона, прошу, даруй мне ребенка, — звал один голос. — Я знаю, это не в твоих силах, но, боюсь, мне даруют только душу ребенка, который не выживет. Если бы ты могла дать мне ребенка из Царства мертвых, я дала бы ему жизнь, какую он заслуживает.
Если бы такое было возможно. Она собрала бы всех детей в Подземном мире и послала их к смертным матерям, которые не могли забеременеть. Но такое не было возможным, как бы она ни старалась.
Персефона потерла ладонью живот.
— Скоро, — прошептала она. — Скоро ты будешь в моих руках, малыш.
Она не могла дождаться встречи с ребенком. Она и Аид всю ночь болтали о том, как мог выглядеть их ребенок. Он хотел, чтобы это была маленькая Персефона. С ее шоколадными кудрями, ее глазами и улыбкой, которая могла зажечь солнце.
Но Персефона предпочла бы мальчика, похожего на Аида. Она хотела сына с темными волосами, темными глазами и серьезным лицом, даже во время игры.
Она много времени проводила, мечтая о том, как будет выглядеть ребенок. Много времени.
Еще несколько месяцев, и она вернется в мир смертных, хотя она успеет родить ребенка и подготовить его к тому, чтобы она ушла. Аид собирался воевать, чтобы никто не забрал его жену и ребенка. Но она знала, что они не могли влиять на это.
Ей придется уйти с их ребенком. Но, к счастью, у них было все время мира, чтобы быть вместе.
Мысли не успокаивали. Прижав кулак к животу, она с тревогой сделала отрыжку и решила отыскать Аида.
Он мог потереть ее спину, успокоить ее и напомнить, что все будет хорошо. Как бы тяжело ни было, все станет проще, ведь они будут в этом вдвоем.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Она встала и пошла к его покоям. Она еще не ковыляла, хотя живот уже был большим. Дом ее ребенка вел ее к комнате Аида.
В конце коридора Геката и Танатос ждали у двери. Хмурясь, Персефона остановилась за ними, но они не посмотрели на нее. Они просто смотрели на дверь, словно она могла загореться.
— Я могу помочь? — спросила она.
Геката обернулась с ужасом в глазах. Персефона задумалась, умер ли кто-нибудь. Танатос побелел, как снег, хоть уже был бледным. Он неловко раскрыл крылья, мешая ей войти.
— Ничего не происходит, — пролепетал он. — Все под контролем.
Он вызывал подозрения.
Тревога вспыхнула в ее желудке и поднялась ко рту.
— Что происходит?
— Ничего! — Геката прыгнула перед Персефоной, словно могла помешать ей даже смотреть на дверь. — Ничего, моя королева. Все под контролем, и я предлагаю тебе пока что уйти в свои покои. Мы с Танатосом справимся.
— Справитесь? — Персефона посмотрела ей в глаза, сверля взглядом. — Я не знаю, что вы затеяли, но мне можно войти в покои мужа, когда я желаю.
— Конечно, — Геката взглянула на Танатоса, а потом посмотрела на Персефону. — Но, может, не сейчас?
Вот и все. Персефона не могла сидеть и ждать, пока эти дураки поймут, что за историю они хотят ей рассказать. Она напряглась так, что почти ощущала металл во рту, и он не пропадет, пока она не поймет, что происходило за той дверью.
Она послала лозы с потолка. Они обвили руки Танатоса, придавили его к стене, заставив замереть на месте.
— Моя королева! — закричал он, листья заткнули его рот и помешали говорить дальше.
Геката попятилась от Персефоны, поднимая руки.
— Не связывай меня зеленью. Не нужно.
— Ты помешаешь мне войти в покои моего мужа? — спросила Персефона.
— Нет, но лучше не делать этого сейчас.
— Почему нет? — ее глаза пылали от гнева. Ее сердце гремело в груди, как барабан, бьющий по ребрам.
Геката вздохнула, ее плечи опустились в поражении.
— Смотри сама. Но не говори, что я не предупреждала.
Слова звучали зловеще, и Персефоне казалось, что то, что она увидит за дверями, будет ее виной. Если ей не понравится увиденное, она не сможет выместить гнев на Гекате или Танатосе.
Персефона отпустила магию, и Танатос упал на пол. Его крылья ударились первыми, тяжелый стук разнесся эхом в ее голове.
— Ладно, — ответила она. — Это будет моей виной.
В глазах Гекаты было искреннее сожаление.
— Я пыталась.
Они быстро зашагали прочь, а потом побежали. Убегали от Персефоны. Или от того, что было за дверью.
Ей стало еще больше не по себе. Она сглотнула, вытерла ладони об черный пеплос. Ничто не могло навредить ей. Она была королевой Подземного мира, ничто не посмеет выступить против владычицы.
Персефона опустила ладони на двери и толкнула.
Комната была такой, как она помнила. Черные украшения, красивые вырезанные духи на четырех столбиках кровати. Черные бархатные покрывала и красивый портрет Аида и его семьи над камином в дальнем углу. Это место было ее убежищем, в этой комнате она научилась легко любить мужчину.
Что-то пошевелилось на кровати. Она подумала, что там спал Аид, и что Геката и Танатос оберегали покой господина.
Но длинная худая нога выскользнула из-под покрывала. Нежная и красивая женская нога.
Сначала пришел гнев. Она хотела броситься на кровать в гневе и сорвать женщину с простыней Аида. Она хотела порвать ее на куски за то, что посмела трогать то, что принадлежало Персефоне.
Тьма в ней подняла голову раньше, чем она сделала это. Она зашептала слова силы. Слова означали больше, чем просто ссора с любовницей.
«Узнай, что она хочет, — сказала тьма. — А потом накажи ее».
Персефона не побежала к кровати, визжа, как банши. Она тихо прошла вперед, ее шаги не было слышно. А потом прислонилась к столбику кровати и спросила: