— Тише, тише. Побереги силы. Ты был в бреду, в лихорадке, после трудного путешествия и перенесенных лишений. Ты заразился легочной болезнью и был на волосок от того, чтобы отправиться на небо…
Анвар вздрогнул. Как это ни называй, но речь шла именно о смерти. Какое-то смутное воспоминание шевельнулось у него в голове, но крылатый врачеватель заговорил вновь.
— Я должен покинуть тебя, но я разжег огонь, и оставляю тебе бульон и запас дров. Во что бы то ни стало ты должен поддерживать здесь тепло. В этой фляжке ты найдешь лекарство от кашля. Я вернусь, как только смогу. — С этими словами он улетел, и Анвар удивленно поглядел ему вслед.
***
Из всех чувств, дарованных человеку, в мире Черной Птицы осталась, кажется, одна только боль, и боль эта давила ее так, что трудно было пошевелиться. Открыв глаза, она увидела ножку ночного столика, а возле этой ножки — кровь, много крови. А в крови валялись черные перья и обломки косточек. Черную Птицу вырвало, и она отвернулась. От этого движения боль вспыхнула еще острее, и девушка пожалела, что не может снова потерять сознание и забыть об ударах, крушивших ее крылья… Забытье было бы спасением. Черная Птица поймала себя на мысли, что желает объятий смертной тьмы так же страстно, как раньше — объятий Харина… Она засмеялась бы горьким смехом, если бы не боль. Черный Коготь опять обманул ее. Зная его утонченную жестокость, она должна была догадаться, что ее смерть нужна ему в последнюю очередь. В последнюю — то есть после долгих мучений.
Но какие мучения могут быть горше той судьбы, которая некогда привела Инкондора к такому печальному концу? Она больше никогда не сможет летать. Необъятная ширь небес отныне навсегда недоступна ей. О, до чего же хитер этот мерзкий Жрец! Взяв ее в жены, он может захватить власть, но она останется королевой и будет представлять собой для него постоянную угрозу, а он едва ли смог бы держать ее в заточении. У Черной Птицы, как и у прежней королевы, было много сторонников в Цитадели. Но, искалечив ее, он решил эту задачу. Черная Птица была последней из рода королевы Пламенеющее Крыло, но, неспособная летать, она никогда не получит доступа к правлению: это нарушение закона их народа. Пока у Жреца не родится наследник, он сможет остаться регентом при полностью зависимой от него наследнице престола, а для народа же главное — формальное продолжение королевского рода. Когда это произойдет, она уже не будет нужна Верховному Жрецу.., если только он не захочет оставить ее в живых ради собственного развлечения.
Черная Птица затрепетала. В живых? То есть калекой, предметом насмешек или, хуже того, жалости? И тут ее осенило, и на этот раз она рассмеялась искренне, почти торжествующе. О, да ведь она еще может расстроить ему все планы. И как прекрасно, что этот способ совпадает с последним оставшимся у нее желанием.
Для малейшего движения теперь, казалось, требовалась целая вечность. «Мама, как больно! Помоги мне!» Комната поплыла перед глазами. Черная Птица закусила губу и постаралась дышать как можно глубже, пока в глазах у нее вновь не прояснилось. И тут она явственно услышала вой ветра в шпилях храма. «Плач Инкондора», — так называл этот звук ее народ. Этот кошмарный храм был построен в память его падения и в назидание потомкам.
«Плач Инкондора»… Лишь теперь Черная Птица поняла, какая глубина душевной боли выражалась в этом ужасном звуке. Она смотрела, как ее рука, словно чужая, дюйм за дюймом, несмотря на боль, приближается к ножке ночного столика. Наконец пальцы ее сомкнулись вокруг гладкого дерева. Хорошо. Ножки у этого столика всегда были неустойчивыми, их, видно, приходилось закреплять, и это раздражало еще ее маму. Черная Птица собрала свою волю и стиснула зубы. «Только не отступай! Не смей отступать, принцесса Небесного Народа!» — приказала она себе и, собрав все силы, потянула за ножку. Она пронзительно закричала от боли. В глазах у нее потемнело, но она крепилась изо всех сил, повторяя все проклятия, которым научилась от Ориэллы. Когда боль немного утихла, Черная Птица снова открыла глаза. Хрустальный бокал разбился при падении, но крепкая ножка с острым сколом уцелела, как она и надеялась.
Сначала Черная Птица хотела заколоться, но, во-первых, тело ее плохо повиновалось ей, а во-вторых — и это самое главное, — сердце у детей Крылатого Народа было хорошо защищено толстой и прочной грудной костью, к которой крепились мощные мускулы их сильных крыльев.
«О, Отец Небес, за что меня лишили крыльев?»
Лишь теперь Черная Птица дала волю слезам. Она оплакивала утраченную навеки радость и свободу полета, азарт погони, бескрайний простор неба и чудесные краски, меняющиеся в разные часы дня… И пьянящее, давно забытое великолепие заката вдруг ослепило Черную Птицу. Она схватила отбитую ножку бокала и острым концом стала вскрывать вены на другой руке…
***
…Сидя в своей келье в подвалах под Храмом Иинзы, Сигнус читал — во всяком случае пытался это делать. Ветер по-прежнему был сильным, и жуткий вой был слышен даже здесь, в келье молодого жреца-врачевателя. Проклятый «Плач Инкондора»! Еще немного, и он, пожалуй, сойдет с ума от этих ужасных звуков. Может, это и еретические мысли, но хорошо бы, создатели Храма подумали о бедных жрецах, живущих внизу.
Но не только звуки «Плача» беспокоили молодого врача. Хватало у него и собственных тревог. Главная врачевательница Эльстер тоже лечила покойную королеву и наверняка узнала по кое-каким признакам действие яда, который он давал королеве по приказу Черного Когтя. Грозные взгляды Эльстер и сила, с которой ее железные пальцы сжимали порой его руку, давали юноше основание считать, что она поняла все. Но глубокое почтение к своей прежней наставнице заставляла Сигнуса молчать. Одно лишнее слово — и ей конец. Столица была полна шпионов Черного Когтя, и у Верховного Жреца повсюду были уши.
Именно из-за Эльстер Сигнус сменил карьеру гвардейца при Храме на «поприще света», как Крылатый Народ называл искусство врачевания. В те времена он был беззаботным отпрыском знатного рода, который, как и полагалось в кастовом обществе столицы, поступил на службу в Гвардию жрецов
— отборные части крылатых воинов. И служба его шла успешно — до того дня, когда он едва не погубил своего лучшего друга, гвардейца Солнечное Перо. Это случилось во время учений, из-за безответственности самого Сигнуса. Они столкнулись в воздухе, но Сигнус сумел сманеврировать и не поплатился за собственное легкомыслие, а его друг потерял сознание во время столкновения и упал на горный склон. Потрясенный Сигнус вместе со своими товарищами в молчании стоял над безжизненным телом друга, когда явилась по срочному вызову магистр Эльстер, маленькая старушка с морщинистым лицом, обрамленным темными, с проседью, волосами. С почти суеверным ужасом увидел Сигнус, как она, склонившись над Солнечным Пером, стала вдувать дыхание жизни в его легкие до тех пор, пока он не начал дышать сам.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});