— На своем подворье в Москве.
— Охрана?
— Обычная.
— Бери кирасиров. Полсотни, думаю, хватит. Герасима… — начал отдавать царевич приказы.
После чего забрав папку отправился дальше.
— Алексей Петрович, — вполне благостно произнес Василий Голицын прямо с порога. — Заключение брака с представителями дома Габсбургов — это очень сильный политический ход.
— Погоди, — остановил его парень. — Все в кабинете.
Они зашли.
Сели.
— Габсбурги это… — начал было снова Василий Васильевич, но царевич прервал его жестом.
— Ты помнишь того человека, который на общей встрече предлагал мне похлопать?
— Конечно, — кивнул Голицын.
— Месяц спустя в Москву въехало посольство Речи Посполитой. Которое, среди прочего, представляет интересы французского двора. А еще неделю спустя он встречался с представителем этого посольства. Они обсуждали вопрос воцарения Бурбонов в России.
— Это просто игра.
— Игра? Они обсуждали физическое устранения Романовых. То есть, меня, отца, брата, сестру[1] и прочих.
— Он просто болтун, который увлекается.
— Посмотри, — протянул Алексей ему папку.
Голицын ее нехотя открыл.
Вчитался.
Серея лицом с каждой секундой все сильнее.
Наконец он закончил читать последний листок и поднял глаза на царевича.
— Я от имени отца объявил правила игры. Они были непонятны?
— Отчего же? Понятны.
— Желающих строить мануфактуры пока не наблюдается. Не так ли?
— Пока ведь зима.
— Разумеется. Зима. Самое время продолжить играть в старые игры.
— Я с ним поговорю.
— Я ведь открыто заявил, что власть обязана и будет себя защищать. Объявлял?
— Да.
— Я говорил, что тот, кто на нее покусится, будет наказан, вплоть до физического устранения и конфискации семейного имущества?
— Говорил.
— И он все равно это сделал. После того, как я проговорил открыто правила игры. Так?
— Сделал.
— У него в голове жижа? Или быть может он не серьезно воспринял мои слова?
— Он просто… склонен к интригам. И довольно резок в оценках.
— Хорошо. Для первого раза я ограничусь казнью. Чтобы не разводить особый шум, не публичной, а с сохранением чести. Возможно кто-то обольстился моим возрастом. Или еще чем-то. Полагаю, люди должны понять серьезность намерений.
Голицын промолчал, сильно напрягшись.
— Предупредишь его? — спросил Алексей.
— Нет, — вымученно выдавил из себя князь.
— Хорошо, тогда вернемся к делу, с которым ты пришел. Габсбурги, говоришь?
— Это очень влиятельный род с большими связями в Европе.
Царевич подошел к большому железному, несгораемому ящику… шкафу, если быть точнее.
Открыл его.
Несколько секунд водил пальцами по папкам.
Наконец выхватил одну и положил на стол.
Развязал завязки.
И быстро перебирая подшивки по корешкам, проверил верность содержимого. После чего подвинул князю.
— Что это?
— Сверху — общая сводка по невестам из дома Габсбургов. Дальше — личное дело на каждую. В принципе можно ограничится в каждом деле только последней страницей.
— О как! — удивился Голицын.
Придвинул папку.
Вчитался. Иногда удивленно вскидывая брови.
Царевич же спокойно и равнодушно сидел в кресле. Его мысли были далеко от кабинета. Он вспоминал все те лица, что присутствовали на том собрании. Каждого. И прикидывая — кто еще решится. Ведь глаза зеркало души. И многие в тот день себя в известной степени выдали… хотя там находились и не все. Далеко не все…
Так продолжалось долго.
Папка то толстая.
Алексей же терпеливо ждал.
— Боже, — тихо выдохнул Василий Васильевич, когда закончил.
— Тебе так нравятся эти невесты?
— Но неужели все так плохо?
— Хуже некуда. Карл II, из-за которого началась большая война в Европе, не был случайностью. Династический брак с их домом с довольно высокой вероятностью влечет за собой подобное и у нас. Политические же выгоды… — царевич усмехнулся. — Их приобретают они, а не мы.
— Это не совсем так.
— А как? Габсбурги за нас будут воевать? Только честно.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Не думаю. Но поддержат в возможной войне с османами, если она произойдет.
— Если им это будет выгодно, они и так нас в ней поддержат.
— Возможно.
— А в остальном это мы окажемся вынуждены поддерживать Габсбургов в их войнах за их интересы. Не так ли?
В дверь постучались.
— Войдите. — громко произнес царевич.
Внутрь шагнули Арина и Герасим.
— Дело сделано, — тихо, но отчетливо произнесла Миледи, скосившись на Голицына.
— Какое дело? — не понял он.
— Изменник Родины казнен. — пояснил Алексей. — И я очень надеюсь, что вы сможете донести до этих придурков, что шутки кончились. Им объявили правила игры. Или они играют по ним. Или у России будет другая аристократия.
— Как казнен? — растерялся Василий Васильевич.
Алексей вопросительно посмотрел на Герасима.
Тот на языке жестов отчитался.
— Кирасиры вошли на его подворье. Разоружили охрану. А этого идиота утопили в бочке с водой. Я приказывал утопить в бочке с помоями, но она оказалась пустой. Недавно опорожнили.
— Утопили? Как утопили?
— Мне показалось это подходящей формой казни. Официально можно будет сказать, что он подавился косточкой урюка. Он ведь любил урюк, не так ли? Ну и спокойно отпеть в церкви, хороня в открытом гробу. Надеюсь, вы сможете донести до остальных, причину казни?
— Да, да, — закивал Голицын, напряженно глядя на этого кошмарного подростка.
— Дополнительно передай, что я требую возмещения за мои хлопоты. Семья поваренка, взятая в заложники, должна быть доставлена мне в целости и невредимости. А сверху того остальные рода высшей аристократии должен будет выплатить в казну пятьдесят тысяч рублей. В течение недели. Сами разделите промеж себя — кто по сколько скинется. По родовитости. Повторюсь. Плата налагается только на высшую аристократию. Кто к таковой себя не причисляет, тот и не несет ответственности за случившееся. Я думаю, что это справедливо — отвечать за своего собрата, пусть даже тот с жижей в голове. И да, если семья этого поваренка убита или изувечена — то сто тысяч.
— Это большие деньги.
— Покушение на царевича вообще дело не дешевое и опасное. Не так ли? А вы, я уверен, знали, что он делает. Пусть не все, но многие. И не предприняли ничего. Даже не предупредили меня. Наказание понятно?
Голицын молча кивнул.
— Ступайте, — кивнул Алексей этой парочке из Герасима с Миледи.
Дверь закрылась.
— Ты, Алексей Петрович, начал очень опасную игру. — тихо произнес Василий Васильевич.
— Я начал?
— Эти законы всех разозлили…
— Эти законы ответ на попытку этих «всех» устроить переворот и убив меня с отцом утвердить на престоле Софью. Я к тому моменту им не сделал ничего. Вообще ничего. Я тихо учился и занимался обычными делами, приличествующие моему положению.
— Они за это заплатили кровью.
— Они? — хохотнул Алексей. — Были убиты только те, кто изгваздался, будучи на виду. Политически изгваздался. Большая часть организаторов заговора не понесла никакого наказания. Ну, разве что, испугалась. Не так ли? Или тебе перечислить состав заговорщиков и назвать их настоящих лидеров? А ведь я подумывал их физически вырезать уже тогда. В этой всей истории жаль только моих теток и кузин, которых убили якобы по моему приказу. Тех, которые не имели никакого отношения к заговору.
Голицын нахмурился, но промолчал.
— Я шаг за шагом искал попытки внутреннего примирения. Тебя вытащил из ссылки, потому что — толковый человек и думал, что ты мне поможешь. А что на выходе? Как пытались свергнуть, так и пытаются. Хоть кол на голове теши. Дебилы,… — подытожил царевич.
— Все не может измениться быстро.
— Может. Может Василий Васильевич. Если бы моя служба безопасности прозевала этого отравителя, то меня бы убили. А потом и моего отца, который во многом небрежен в вопросах безопасности. В сущности, его и не трогают в первую очередь, понимая, что я ничего никому не прощу. Так бы давно отравили.