Не помогла изменить ситуацию и кампания по празднованию 350-летия основания Русского Устья, многочисленные публикации и телевизионные фильмы. «Маргинальность» русскоустьинцев сохраняется до сих пор, несмотря на то что число их в улусном центре значительно выросло. Их считают неразвитыми, неспособными к обучению и т. д. Существует популярное объяснение этой неразвитости: русскоустьинцы якобы жили настолько изолированно, что им приходилось жениться в основном внутри поселка. В какой-то момент они все стали родственниками, но продолжали заключать внутригрупповые браки. Это будто бы привело к появлению большого числа детей с отклонениями в умственном развитии и физическими уродствами (в интервью особенно популярны ссылки на горбунов). Такие рассказы мы слышали в Чокурдахе и от приезжих русских, и от эвенов. Даже в Якутске сотрудник одного из академических институтов, узнав, что мы едем в Русское Устье, тут же рассказал нам, что «они все вырождаются» и что дошло до того, что «четверо взрослых мужиков не могут ящик с рыбой поднять». [107]
До сих пор за русскоустьинцами сохраняется прозвище «букишки». Обычно их так называют за глаза, однако дети в школе до сих пор иногда дразнят так приехавших из Русского Устья (хотя в наше время, разумеется, ни один ребенок не говорит на диалекте). Такое отношение к русскоустьинцам порождает нежелание заключать с ними браки – существуют опасения, что в результате может появиться неполноценное потомство. Несколько раз в общении с верховскими информантами в Чокурдахе мы попадали в неловкие, но характерные ситуации. Дело в том, что некоторые верховские фамилии совпадают с русскоустьинскими. В ответ на наш вопрос, не из Русского ли Устья наш собеседник (собеседница), реакция была такая, как будто мы подозреваем человека в чем-то неприличном. Вот типичный пример отношения других групп к русскоустьинцам (интервью с верховским жителем Чокурдаха):
Г: Вы сами не в Русском Устье родились? Инф: Я?!! Нет. Г: Простите, я спросил потому, что у вас такая фамилия, очень распространенная. А откуда ваш отец происходит? Инф: Отец? Г: Ну, он ведь русский? Инф: Не-е-ет! Он из казаков. Ну, знаешь, приехали сюда еще давно. Г: Из первопроходцев? Инф: Во-во. Г: А откуда он родом? Инф: Из верховских. Из тех мест, где Ожогино. Г: А русскоустьинцы, они кто, тоже русские? Инф: Вроде русских. Но они отдельно совсем. Г: Как отдельно? Инф: Да они никогда ни с кем не женятся, только между собой. Отдельно живут. Г: А почему с другими не женятся? Сами не хотят или другие не хотят? Инф: А спроси их. Женятся только друг на друге, и все. У них двоюродный на двоюродной может жениться даже… И от этого у них [покрутил пальцем у виска]. Они вроде как ненормальные, с головой у них того. Но они вас хорошо примут, они гостеприимные. Принимают всегда очень хорошо, они люди хорошие. Г: Но с верховскими они отношения никогда не поддерживали? Инф: Нет, мы с букишками никогда близко не были, они от нас отдельно. Г: А почему их букишками зовут? Инф: Ну, так я же говорю, ненормальные они – букишки. Друг на друге женятся, это для потомства плохо (м 36 ЧР).
Походск
То, что происходило и происходит после 1991 года в Походске, во основном сходно с ситуацией в Русском Устье, за одним важным исключением. Население Походска в последние годы стало расти и к 1999 году достигло 300 человек. Объясняется это чисто экономическими причинами. В 40 км вверх по течению находится улусный центр Черский, в советские годы – крупный поселок, скорее даже небольшой город. Довольно большой, стратегически важный порт на Зеленом Мысе, подчинявшийся напрямую (минуя якутские инстанции) Магадану (т. е. в конечном счете Москве), а также база полярной авиации обеспечили приток приезжих и превратили этот место в благоустроенный поселок с пятиэтажными домами, школами, спорткомплексом, бассейном. После 1991 года Черский постепенно стал приходить в упадок. Из 13,5 тысяч человек в 1999 году оставалось около 9,5 тысяч, еще примерно тысяча собиралась уехать в ближайшее время. Стоимость жилья упала, многие пятиэтажные и небольшие частные дома брошены и стоят с выбитыми стеклами и отключенными коммуникациями. Порт в новые времена оказался не нужен, грузооборота практически нет. Свернута программа полярных исследований, и как следствие закрылись полярная станция и база полярной авиации. В государственном секторе годами не выплачивались зарплаты. В этих условиях некоторые из тех, кто не решился уехать на «материк», перебрались в Походск. Правда, приезжих среди перебравшихся в Походск почти нет. В основном это «свои», вернувшиеся обратно, несколько якутов и т. д. Выгодное отличие Походска от Русского Устья заключается в его близости к Черскому. Летом, в отличие от Русского Устья, есть регулярное сообщение по реке – ходит совхозный катер, кроме того, летом это расстояние легко преодолевается на лодке, зимой – на машине или снегоходе.
Выяснилось, что, как и в Русском Устье, при хорошо организованном менеджменте (договоры о продаже деликатесной рыбы, в основном в Якутск) в новых условиях вполне можно выжить. В принципе в организации дела в Походске нет больших отличий от Русского Устья. Интересно, что совхоз так и сохранил свое старое название, но при этом по сути является обычным производственным кооперативом, наподобие русскоустьинского. Что касается менеджмента, то он, пожалуй, организован в Походске даже лучше, чем в Русском Устье. Заслуга в этом целиком принадлежит директору совхоза Геннадию Ивановичу Вострикову, человеку талантливому и чрезвычайно активному, который практически все время проводит в разъездах и переговорах, центром которых, разумеется, является Якутск. По словам наших информантов, директору удалось наладить контакты со всеми нужными людьми, включая «черскую мафию», которая якобы контролирует значительную часть реальных ресурсов в регионе (поставки продукции, перепродажа, зимнее автодорожное сообщение).
Так же, как и в случае с русскоустьинцами, относительное экономическое процветание является предметом гордости походчан. Причем выражается это даже в более эксплицитной форме. Так, в ходе интервью нам неоднократно приходилось слышать неодобрительные высказывания в адрес жителей села Андрюшкино, в котором в основном живут юкагиры (иногда то же самое говорят и о селе Колымское, населенном в основном чукчами). По мнению походчан и некоторых жителей Черского, юкагиры использовали свою принадлежность к коренному населению, чтобы получить государственные субсидии на социальное развитие, неразумно их потратили, и теперь им ничего не остается делать, как просить новые. На самом деле все объясняется, видимо, гораздо проще: то, чем всю жизнь занимались старожилы (рыбалка), оказалось в новых условиях рентабельным занятием, которое при разумном подходе к делу может приносить определенный доход. Нынешняя ситуация является предметом гордости походчан, которые не упускают возможности лишний раз сказать об этом при случае.
Такое поведение имеет свои объяснения. Как русскоустьинцы на Индигирке, походчане на Нижней Колыме считаются маргинальной группой с очень низким престижем. В этом повинны прежде всего приезжие русские, которые, как и на Индигирке, таким способом попытались отмежеваться от походчан, «числившихся» русскими. Ср. интервью с одной из временных работников ЗАГСа в Черском (русская, лет 30—35, живет в Черском 20 лет):
Г: Почему у вас так мало браков заключается в Походске? Инф: Им это ни к чему. Г:?! Инф: Зачем им жениться? Они специально не женятся, чтобы пособие одиноким матерям получать. У них же у всех детей куча. Г: А браки между приезжими русскими и походчанами бывают? Инф: Почти нет. Очень редко. Г: Почему? Инф: Никто не хочет в Походск ехать. Это же место отдаленное. Г: Только по этой причине? Инф: Я вам откровенно скажу: они же там все пьют, кто захочет с ними связываться? Сидят там в своей деревне и пьют. Г: Женщины тоже? Инф: Конечно. Семьями пьют. Г: Вы мне объясните: Походчане – они русские? Инф: Пишутся русскими. Г: А на самом деле? Инф: Хотите я вам паспорта покажу? На фотографии посмóтрите. Какие они русские? Ни одного русского лица. Только что написано – русский. Хм. Г: Так они ближе к русским или к коренному населению? Инф: Конечно, к коренному населению (ж?? ЧР).
Надо заметить, впрочем, что на тех походчан, которые переехали и живут в Черском давно, такое отношение, в общем-то, не распространяется. Точнее будет сказать, оно не распространяется на тех походчан, которые не поддерживают активной связи с Походском (например, там не осталось родственников, которых они навещали бы). Их походское происхождение как бы забывается, и они начинают восприниматься в Черском просто как колымские местнорусские. Многие приезжие, впрочем, с презрением и подозрительностью относятся ко всем, кроме своих: и к местнорусским вообще, и к коренному населению, независимо от этнической принадлежности. Правда, походчане в этом отношении пользуются какой-то особой нелюбовью, возможно по причине компактного проживания (большая часть колымских местнорусских растворилась в многотысячном населении Черского, а остальные рассеяны по разным мелким населенным пунктам).