после чего дразнящим движением провел их кончиками по влажной коже. Когда он убрал
руку и осторожно прижал меня к стене, я почти впилась и всосалась в его губу. Вокруг нас
журчала вода, стекавшая в основном по его широкой спине, так что мне доставались лишь
некоторые брызги. Денни плотно прижался ко мне всем телом, мы все еще были скользкими
от мыла. Он склонился ко мне для глубокого поцелуя, и я пылко, со стоном, ответила тем же.
Его член, стоявший стоймя, притиснулся ко мне целиком, и я осторожно сомкнула на
нем пальцы. Когда я сдавила самый корень, у Денни вырвался стон – прямо мне в ухо. Я
стала двигать рукой, и он тяжело задышал. Его грудь вздымалась и опадала, соприкасаясь с
моей, внезапно он чуть приподнял меня и ловко вошел. Он был так силен, что этот маневр
дался ему без труда и оказался на удивление удобным для меня. Громко застонав от
удовольствия, я обвила Денни ногами, чтобы он вошел еще глубже.
Я обняла его за шею, он же поддерживал меня за бедра, задавая потрясающий ритм. В
моей голове растекся сладкий дурман, и весь мир свелся к одному Денни с каждым его
прикосновением, вздохом, запахом и движением. Это пьянило, поражало красотой и
согревало сердце… и, может быть, немного печалило, позволь я себе в тот момент испытать
подобное чувство.
Через несколько секунд дыхание Денни ускорилось до предела, и он кончил с
громким стоном, удовлетворенно стиснув мои бедра. Но он не прекратил двигаться, и
секундой позже я изогнулась и крикнула, пронзенная судорогой. Мы замерли. Вода остывала
вместе с нами, и вот Денни аккуратно опустил меня и переставил так, чтобы чуть теплые
струи смыли с нас остатки пены.
– Я люблю тебя, – сказал он, закрывая кран.
Выйдя из-под душа, Денни вручил мне полотенце. Я тепло улыбнулась ему и тоже
ступила на ворсистый коврик.
– И я тебя люблю.
Он помог мне немного вытереться своим полотенцем, заставив хихикать, а после
занялся собой, и вскоре мы покинули нашу уютную душную ванную, чтобы Денни наконец
собрался на работу. Очень скоро он спустился в кухню, одетый в брюки цвета хаки и синюю
футболку на пуговицах (синее ему отчаянно шло). Его волосы еще оставались влажными, и
он, разумеется, позволил мне уложить их. Я спустилась следом в своих обычных джинсах и
блузке и тоже с мокрыми волосами, заботливо расчесанными Денни.
Келлан уже сидел внизу, пил свой кофе и выглядел, как обычно, прекрасно, разве что
немного бледным. Денни, лучась от радости, кивнул ему:
– Салют, приятель!
Келлан, хоть и смотрелся болезненным, сумел ответить с непринужденной улыбкой:
– Привет, старина.
Денни поцеловал меня в последний раз и потрепал по щеке.
– Ну вот, теперь я опоздаю. – Он глянул игриво, и я покраснела. – Но ты того стоишь.
Я бросила взгляд на Келлана. Тот побледнел чуть сильнее, продолжая сосредоточенно
потягивать кофе, и я поняла, что он знал, о чем шла речь. Может быть, он даже слышал нас в
душе. Я не помнила, вела ли себя тихо… Наверное, нет. Денни обнял меня напоследок,
бодро простился и отправился на работу, а я продолжала стоять посреди комнаты с довольно
глупым видом и не знала, что делать.
– Я поставил твой кофе в микроволновку, – шепнул Келлан из-за стола, и я взглянула
на его бледное лицо и нежные глаза. – Он остыл.
Проглотив комок, я дошла до микроволновки и включила минутный разогрев. Затем
повернулась.
– Келлан… Я…
– Не надо, – сказал он тихо, невидящим взором уставясь в кружку.
– Но… – моргнула я.
Он встал и подошел ближе. Остановившись на некотором расстоянии, он не
прикоснулся ко мне.
– Ты не обязана мне объяснять… – Келлан смотрел в пол. – И уж точно не должна
извиняться. – Он поднял на меня глаза. – Поэтому, пожалуйста… просто молчи.
Вина и сочувствие захлестнули меня, и я раскрыла для него свои объятия:
– Иди сюда.
Он чуть помедлил, будучи весь в растрепанных чувствах, затем обнял меня за талию и
уткнулся лицом в мою шею. Я прижала его к себе и погладила по спине.
– Прости, – прошептала я ему на ухо.
Он, может быть, и не хотел ничего слышать, но мне было нужно сказать это.
Келлан тихо выдохнул и кивнул, не отрываясь от моего плеча и стискивая меня чуть
сильнее.
По дороге в университет он оставался бледным и молчаливым. Меня мучила совесть.
Случившееся задело его. Я не вполне знала чем: моя роль в его жизни была непонятна, но он
сказал мне, что такого рода вещи его напрягут, и они напрягли. Меня это не радовало. Но я
не принадлежала ему. Мы были просто друзьями… Другое дело – Денни, который был моим
парнем, и то, что между нами произошло, обещало повториться. Я изучала лицо безмолвного
Келлана, пока мы одолевали короткий отрезок дороги до университета, и надеялась, что он
не слишком угнетен.
Он снова проводил меня до аудитории и по пути как будто оживился. Ему хотелось
поговорить о литературном цикле, и у него имелись кое-какие забавные соображения о
взглядах Остин на общество… большей частью пересекавшиеся с моей недавней лекцией по
психологии, где обсуждалась вытесненная сексуальность. На сей раз к моменту, когда он
отворил дверь в аудиторию, я уже заливалась хохотом и наверняка была красная, как свекла.
Я решила прогулять занятие по психологии. Это, конечно, была не лучшая идея, но
мне не терпелось оказаться дома и побыть с Келланом до начала смены. Да и лекция снова
была о Фрейде, а сегодня я точно не могла ее воспринять. Когда я переступила порог, Келлан
сидел на диване, перебирая гитарные струны. Песня была красивая, и я тепло улыбнулась,
когда он поднял глаза и подарил мне взгляд, пришпоривший мое сердце. Он перестал играть
и уже собрался отложить гитару, но я подошла, чтобы сесть рядом, и попросила:
– Нет, не останавливайся. Хорошая вещь.
Келлан потупил взгляд, сдержанно улыбаясь, и встряхнул головой. Он положил
гитару мне на колени.
– Держи… Давай, потренируйся.
Я скорчила мину. Последний раз, когда он учил меня, обернулся полным фиаско.
– Она звучит, когда играешь ты. А когда пытаюсь я, в ней что-то ломается.
Он рассмеялся и повернул меня на диване так, чтобы обвить руками и положить их
поверх моих.
– Просто держи ее правильно, – шепнул он мне на ухо.
От его дыхания по моей спине пробежал холодок, и я на секунду прикрыла глаза,
вбирая его запах, пока Келлан ставил мои пальцы на грифе.
– Вот так… Эй!
Он пихнул меня в плечо, издав смешок, когда заметил, что у меня закрыты глаза. Я
смутилась и покраснела, подняв веки, и он опять рассмеялся.
– Давай… Пальцы лежат правильно, аккурат под моими. – Он чуть приподнял их,
переведя в неудобное положение. – Теперь, – он показал мне медиатор, – слегка ударяешь,
вот так…
Он провел по струнам. Гитара отозвалась чудесным гудением.
Келлан вложил медиатор в мои пальцы, и я попробовала повторить его движение.
Чудесного гудения не вышло. Не получилось вообще ничего чудесного. Келлан засмеялся и
взял меня за руку, выполняя движения за меня. Коль скоро он сделал за меня решительно
все, гитара вновь зазвучала красиво. Он лениво водил нашими пальцами по грифу и ударял
по струнам вместе со мной, сцепив наши кисти и наигрывая простенькую мелодию. В конце
концов я попала в струю и расслабилась.
Келлан улыбался и смотрел на меня, продолжая не глядя играть за двоих.
– На самом деле не так уж трудно. Вот этому я научился, когда мне было шесть. – Он
подмигнул, и я снова залилась краской.
– У тебя просто умелые пальцы, – сболтнула я, на миг отвлекшись его
непринужденной улыбкой.
Он перестал играть и начал смеяться. Я закатила глаза и присоединилась.
– До чего же грязные у тебя мысли. Вы с Гриффином два сапога – пара.
Келлан скорчил рожу, а затем снова хохотнул:
– С тобой иначе не получается.
Он пытливо посмотрел на меня и убрал руки с гитары.
– Давай сама.
Вернув руки туда, где они лежали, я вновь попробовала сделать, как он. Удивительно,
но с третьей или четвертой попытки у меня получилось. Оглянувшись на Келлана, я
хихикнула. Он улыбнулся и кивнул, затем показал мне другой аккорд, и за несколько раз я
освоила и его. После череды бездарных проб я смогла наконец кое-как изобразить мелодию,
которую он выучил еще мальчишкой.
Я поиграла еще, и Келлан ставил мне пальцы то так, то эдак или показывал очередной
аккорд, пока я не выдохлась. В итоге я повисла на нем и согнула руку. Он усмехнулся и
поставил гитару на пол, затем прижал меня к груди и начал массировать мою кисть. Я
старалась не отвлекать его звуками. Это было неземным блаженством.