Ложки и Л. Д. Теуш
Прошло два дня и на участке появился редкий гость — начальник Магнитогорской исправительно-трудовой колонии капитан Теуш Леонид Давидович, юрист по образованию, но по виду — заправской военный человек, производящий впечатление своей выправкой, четким шагом, по фигуре сшитым мундиром, а главное — своим артистическим типично мужским лицом, характеризующим наличие уверенности в себе и силу воли. О нем среди заключенных шло очень много всякого рода толков. Говорили, все что угодно, что он грубиян, не дает спуску за малейшие проступки, особенно любит порядок и чистоту. К наказаниям прибегает редко, но зато умеет пробрать так, что виновник не рад сам себе. Но главное, как говорили зеки, справедлив. Мог ругаться по матерному, не стесняясь даже присутствия женщин. Вот так выглядел Теуш в глазах заключенных. К 58 статье, которой в колонии было не так много, преобладали бытовики, относился как к бытовикам, не делая различия.
Вот пред ним я и предстал.
— Как фамилия?
— Конаржевский.
— За что сидишь?
— 58 п. 10.
— Рассказывай, что надумал с ложками, только коротко.
Я изложил свои соображения по этому вопросу, подчеркнув, что ложки, как слышал, нужны везде не только в тылу, но и на фронте. «Что тебе надо иметь для того, чтобы через 3–4 дня начинать их производство?». «Нужна осина, помещение, несколько человек физически здоровых людей, пилить чурки, их колоть, кузнец и горно и подручный к нему для изготовления стружков». «У тебя есть люди, которым можно доверить здесь, в зоне, пилы, топоры? Будешь отвечать ты за них, т. к. ты возглавишь свою выдумку. Понял? У вас имеется половина свободного барака, вот и займите ее под дело, — обратился Теуш к начальнику участка». «Я пришлю вам сюда вместе с осиной несколько 50 мм досок, вот будет и стол и сиденья, и приготовьтесь, на первый случай, принять человек пятьдесят ослабевших, а ты, Конаржевский подумай, нельзя ли изготавливать хорошие портсигары из отходов эбонита и текстелита».
Теперь уж не знаю, какая по счету новая работа появилась в моей «заключенной жизни». Важно то, что она даст передохнуть перед, возможной еще в будущем, тяжелой физической работой. Шел только пятый год заключения, впереди еще пять, а дела на фронте не радовали. Отступаем. Враг двигается к Сталинграду. Ленинград в осаде. Как там мои, живы ли? Не радовало и облегчение моего положения, в голову лезли иронические мысли, вроде «додумался до ложек», «на ложках хочешь нажить себе спокойствие». Но в ответ говорило другое: «Но ты же этими ложками облегчишь, может быть, сохранишь и жизнь других людей».
Это подтвердилось в разговоре с начальником ППЧ Мельниковым, который развил перспективу и значение этого предложения, не только для поправки здоровья ослабевших, а и возможностью направлять из бригад на ложки тех, кто только начинает слабеть на тяжелых физических работах, а ложки нужны, ох, как нужны. Магнитогорский УРС, прослышав о них, сразу собирается дать заказ на несколько десятков тысяч штук, так что финансовых потерь тоже будет.
Инструктором ложечников стал тот, у которого я впервые увидел изготовленную ложку (фамилия в моих ранних записках отсутствовала). Началось полным ходом производство ложек. Сначала в среднем производили каждый по две ложки, а через 5–6 дней уже 4 шт., а к концу месяца — по 6 ложек. Люди перестали чувствовать себя доходягами. Многие стали получать 1 кг хлеба и ударную еду. В конце второго месяца была назначена медицинская комиссия для перекомиссовки и из первых 50 человек вернулись в свои бригады 46 человек. На их место поступили недохотяги, а просто ослабшие физически, которые укрепили свои силы в течении одного месяца и вернулись на производство. Так пошел цикл за циклом длившийся 1–1,5 месяца.
В это время я организовал бригаду в составе 9 человек, которая начала выпускать мундштуки, портсигары, дамские редикюли из отходов текстолита и эбонита, бригадир ее был Новицкий, молодой толковый парень кp (контрреволюционер). И это производство пошло в ход.
Однажды приехал на участок Теуш. Вызвал меня в штаб и поставил новую задачу:
— Вот что, Конаржевский, подумай, что ты будешь делать с малолетками, если я тебе пришлю 15–20 человек. А это будет, наверно, дней через пять. Готовься! Если будешь давать им какой-то режущий инструмент, то его после работы надо обязательно отбирать, чтобы они в общую зону с ним не ходили. (Необходимо сказать, что выход в этот барак был огорожен забором и свободного выхода из образовавшейся небольшой зоны, в которой расположена небольшая кузница, необходимая для изготовления стружков и их закалки, не было).
Как занять малолетних преступников помог мне решить Медяков, 15-летний паренек, попавший в колонию за ненамеренное убийство, исключительно способный на всякие выдумки и обладавший золотыми руками — великолепно резал по дереву, делал сумочки, мундштуки и всякую забавную мелочь. Обещание Теуша прислать дней через пять малолеток им было точно выполнено. На участке появилось 17 малолеток от 12 до 15 лет. Это была шумная толпа, сразу нарушившая ритм работы мастерской, вызвавшая настороженность ложечников. Я их собрал в кучу, отвел на то место в бараке, где они должны были работать, а место приготовили заранее, барак был громадный — ширина 12–15 метров, а длина части отведенной под мастерскую — метров 15.
Простора было много и воздуха тоже. С малолетками я начал такой разговор:
— Ребята, прежде всего хочу познакомиться с каждым из вас: как зовут, что вас сюда привело? Чем каждый из вас интересуется, т. е. началась оживленная беседа.
Затем спросил группу:
— Что бы вы хотели делать? Какую продукцию выпускать?
Один из них заявил:
— Только не ложки, уж больно это неинтересно.
Кто-то высказал интерес к изготовлению мундштуков, портсигаров. А тут Медяков предложил делать игрушки. На это сразу все откликнулись согласием. Я подумал, что, очевидно, на первый случай надо изготовить самую несложную простую, а потом они сами, войдя во вкус, надумают что-то более интересное. Ведь надо было учесть и возможность сбыта игрушек. Правда, в то время в Магнитогорске, как мне сказал начальник участка, игрушками нигде не торговали, было не до игрушек, т. к. даже малые ребята работали на оборону. И начал с простых бабочек с хлопающими крыльями от движения колесиков.
Первый образец выполнил Медяков и он стал, как бы инструктором или бригадиром. Ребята каждую бабочку катали по бараку, проверяли ее качество. Через неделю сотню таких бабочек увезли в город.
Они разошлись в течение несколько часов. Но надо было думать о дальнейших делах. Бабочками нельзя ограничиваться. Подумал, помозговал и решил ребятам предложить делать игрушки со смыслом, более сложных, хотя бы по теме басни Крылова «Ворона и лисица». Посидели с Медяковым, наметили ее схему, эскизный рисунок выполнил художник Афанасьев и запустили ее в работу. А игрушка была такая: коробка, на ее площадке резная ель, на ней сидит ворона, у нее в клюве, на незаметном крючке, кусок сыра, а под деревом сидит лисица и смотрит на ворону. Сбоку коробки ручка, если ее крутануть, то ворона громко каркала, сыр падал, а лиса в этот же миг прыгала на него. С двух боковых сторон коробки помещались выдержки из басни Крылова, вроде «Ворона каркнула во все воронье горло, сыр выпал и с ним была плутовка такова».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});