Алексей пополнил число наших болельщиков, его жена отправилась домой, а мы принялись ждать результатов второго тура, усевшись на маты в конце зала.
В пол-одиннадцатого я узнал, что моим соперником будет Яков Бабич, представитель михайловского завода бурового оборудования, а Олег проговорил неразборчиво:
— Кто такой этот гомнюк?
Витаутович, похоже, тоже не понял, и Олег уточнил:
— Антон Анатольевич Гоманюк. — Он скривился, прочитав: — Представляет СКА, бой пройдет в четвертой… Четвертая клетка — это ведь приговор, да?
— Если победишь нокаутом, возьмешь на болевой или удушающий — нет. По очкам, вероятно, да. Но я тебе напоминаю, что сетка первых трех раундов составлена заранее! Так что нет здесь подставы, Олежка!
Олег молча уставился на сцепленные пальцы. Витаутович прикрикнул:
— Не раскисать! Саня смог, и ты сможешь! Гоманюк — не Ибрагимов, а так, массовка. Техничный, натасканный, но СКА ставку на него не делает.
— Как и на меня, — уронил Олег, в сердцах ударил мат. — Сука Гришин, так подосрал нам!
— Прекратить истерику! — рявкнул Витаутович. — Идем со мной.
Я остался один и издали наблюдал, как Витаутович прокачивает деморализованного бойца. Олег кивал, пытался бодриться, но, похоже, слишком эмоциональный парень был сломлен.
Когда Олег вернулся, его состояние улучшилось, глаза загорелись. Он хотел надрать задницу этому гомнюку. Его бой был третьим, мой — шестым, в восьмой клетке.
Поскольку отсев затянулся, а время у организаторов поджимало, ведь им еще арену в порядок приводить перед официальным открытием, потому третий круг проходил, будто в ускоренной съемке: скороговорка ведущего, торопливая работа рефери, быстрые решения судей.
Олег стоял возле четвертой клетки, сжав кулаки, и сверлил взглядом то судей, то стоящего по другую сторону клетки Гоманюка. Витаутович подбадривал Олега, бросал слова в топку разгорающегося негодования. Я сам переживал за Олега больше, чем за себя: моему сопернику Витаутович вообще значения не придал, лишь отмахнулся от меня, уронив: «Потом».
В клетку Олег и Гоманюк вошли одновременно. Утомленные судьи без интереса на них уставились. И снова, не спросив о готовности, рефери объявил бой.
Гоманюк был одного роста с Олегом, одной комплекции — высокий, мускулистый, но не перекачанный. Минуту они кружили друг вокруг друга, обмениваясь ударами, сблизились, вошли в клинч… и тут Гоманюк коротким незаметным ударом врезал Олегу лбом в лоб.
Ах ты ж падла с говорящей фамилией!
Ошеломленный Олег отшатнулся, и Гоманюк воспользовался этой секундной растерянностью — ударил его по корпусу, и лишь тогда рефери остановил бой, оттеснил Гоманюка и принялся отчитывать.
— Дисквалификация! — орал Витаутович.
В два прыжка он оказался возле судейского столика, припечатал ладонь к столу с такой силой, что он треснул, стаканы с водой подпрыгнули и перевернулись, расплескав содержимое и заставив всех вскочить.
Рядом тут же образовалась охрана, особо борзый потянул ручищи к Витаутовичу, но так и замер, словно его парализовало. Тирликас уперся руками в стол и принялся что-то доказывать… Не «что-то» — он высказывал вполне обоснованную претензию. Судьи выдвинули встречную претензию и, пока не дошло до удаления, Витаутович вернулся ко мне, тяжело дыша и вращая глазами.
— Предупреждение. Представляешь? — процедил он.
Рефери дал сигнал к бою. Олег провел неудачный бросок в ноги и сам оказался на лопатках. Я бросился к клетке, сжал кулаки. Глаза застелила багровая муть. Давай, Олег, ты можешь!
— Он ногами не работает, заходи ему за спину! Заныривай! — крикнул я.
Олег попытался, но как борец он мне уступал, и не смог провернуть прием. Да еще сказалась подлая травма — из рассеченной брови потекла кровь, но бой никто не остановил. Гоманюк как-то легко опрокинул его и классически заломал руку.
Как Олег сдался, я уже не смотрел — от злости кровь пульсировала в висках, по венам растекался расплавленный свинец ненависти. Не отпускать это состояние! Пронести до финала, чтобы отправить противника в нокаут одним ударом!
Дальше все было будто в пелене: баюкая руку, из клетки выбрался Олег. Витаутович бросился его поддерживать, а я просто стоял в стороне, сжимая и разжимая кулаки. Осмотрев Олега, тренер подозвал медиков. До слуха донеслось: «Разрыв связок» — и травмированного бойца увели в санчасть. Похоже, Олег не сдавался до последнего.
Тем временем Витаутович молча подошел ко мне, осмотрел с ног до головы. Уголок его века дергался, ноздри раздувались.
— Суки, — проговорил я, и голос показался мне чужим. — Этого Гоманюка нужно было снимать с боя, а они ему — победу. Что за фигня, Лев Витаутович?
Лев Витаутович кивнул:
— Ты злись, Саня, злись. Не держи в себе. Главное, чтобы в бою эмоции не помешали. Думай, а не злись!
— Знаю.
Мы молча направились к восьмой клетке, где мне предстояло сразиться с Бабичем. Я сосредоточился и не реагировал на сторонние раздражители. Свист зрителей, голос ведущего слились в назойливый, но стихающий гул. Горячо. Как же горячо!
Перед тем, как мне войти в клетку, Витаутович положил руки на мои плечи, как в самый первый раз, когда успокаивал меня, и сказал:
— Саня, контролируй силу, иначе выгоришь до финала. А ты дойдешь, я верю.
Интересно, он ту самую силу имеет в виду, или я вижу намеки там, где их нет?
— Да, — кивнул я и занял красный угол.
В синем, куда обычно становился я, появился кудрявый черноволосый крепыш, похожий на цыгана. Рефери объявил бой.
Противник сделал бесхитростный прямой — я уклонился, чувствуя, как внутри бурлит энергия. Второй его удар я отбил, собрался вырубить его сокрушающим в печень, но сообразил, что сломаю ему ребра, и в последний момент остановил колено. Но и легкий скользящий удар отбросил Бабича на полметра. Разинув рот, мой противник скорчился на полу.
К нему подбежал рефери. Улыбаясь, я осмотрел собравшихся за сеткой. Встретился с недоуменным взглядом пятящегося Борецкого. Увидел, как Витаутович одобряюще кивает, и ярость схлынула, словно волна прибоя. Меня выбросило в реальность. Обрушились голоса, аплодисменты, свист.
В третий раз за день рефери поднял мою руку. Не глядя на меня, одними губами, он прошипел:
— Все, Неруш, порезвился — и хватит. Послушай совет — снимайся, пока цел.
Глава 18
Вовремя предать — это не предать. Это предвидеть!
— Не понял? — спросил я, обалдевший от его наглости.
Рефери сделал вид, что ничего не говорил: посмотрел недоуменно, а потом вслед за Бабичем, почему-то подволакивающим ногу, прошествовал к выходу.
Ну ни хрена себе расклад! Совсем страх потеряли. Берега попутали… Охренели! Жажда справедливости била копытом и жаждала ринуться в бой, бить, рвать, доказывать, но здравый смысл натянул удила. Тпру, Саня!
Стараясь переварить услышанное, я