Читать интересную книгу Свой против своих - Фридрих Незнанский

Дмитрий не нашелся, что сказать по этому поводу, и тогда Александр Борисович попросил его рассказать о своих отношениях с матерью. Тот честно поведал, как он любил мать, которая всю жизнь очень тактично заботилась о нем, не докучая излишней опекой. Как ценил эту тактичность, позволявшую ему чувствовать себя всегда свободно и раскованно, засидевшись допоздна в веселых компаниях, не поглядывать каждую минуту на часы. Между ними никогда не было серьезных конфликтов. Тамара Афанасьевна не докучала ему расспросами насчет того, с кем он проводит свободное время, где находится, когда вернется домой.

— То есть, я считаю, по отношению ко мне мать вела себя идеально.

— А как вы к ней относились?

— Старался не огорчать — и вроде бы удавалось.

— С этим ясно, — кивнул Турецкий. — Теперь расскажите, пожалуйста, о ваших отношениях с Людмилой Витальевной.

От следователя не укрылось, что при этих словах Дмитрий помрачнел. Александр Борисович догадался, что у парня нет желания признаваться в связи с женщиной намного старше его. Он решил подтолкнуть Саврасова:

— Если вы вели себя по-гусарски и не удержались от того, чтобы пополнить свой донжуанский список ее именем, никто вас осуждать не будет. Настоящий мужчина не смотрит на возраст своих партнерш. Была бы женщина симпатичная, это главное. А возраст — это все от лукавого.

После таких слов Дмитрию показалось, что ему остается только похвастаться тем, что он соблазнил такую симпатичную сексуальную Людмилу Витальевну.

— Отправляя меня на Кипр, она предупредила, что будет ждать меня по выходным в Москве и оплачивать дорогу. Первое время я и прилетал к ней каждую пятницу, а по воскресеньям возвращался. Потом мои визиты стали реже. Утомительно. К тому же Людмила Витальевна собралась покупать виллу в Испании, часто улетала на выходные туда. Иногда я присоединялся к ней.

— Виллу она купила?

— Да, очень хорошую, с отличным садом, там даже пальмы есть. На берегу моря.

— Она там часто бывала?

— Насколько мне известно с ее слов, раза два в месяц. По выходным.

— А вы?

Дмитрий замялся.

— Я летал туда редко, поскольку познакомился с одной девушкой и не хотел встречаться с другими женщинами. Маргарита бывшая наша соотечественница, сейчас она с родителями живет в Германии. Мы хотим в ближайшее время пожениться.

— Приятно слышать. А Скворцовской известно о вашем увлечении?

— О нет, нет, — поспешно сказал Саврасов. — Я представляю ее реакцию, поэтому старался скрыть. Она же вспыльчивая, порох, глаза мне выцарапает. С нее станется.

Некоторое время Турецкий, задумавшись, молчал, потом сказал:

— Сегодня мы с моим шефом обсуждали ситуацию, сложившуюся вокруг не желающей разговаривать Скворцовской, и пришли к единому мнению, что к признанию ее может подтолкнуть сильный психологический шок. Думаю, если устроить вам с нею очную ставку и вы бы рассказали об истинных причинах своего отдаления, это бы сломило ее упорство.

— Я согласен, — опустив голову, тихо произнес Дмитрий.

Глава 42 Настоящий конец большой войны

Людмилу Витальевну Скворцовскую душили слезы. Так глупо влипнуть! Так нелепо! Теперь уж поздно пить боржоми и запивать кефиром. Окружила себя полными идиотами, недоносками, которые дрожат за свою шкуру и готовы все рассказать следователям, лишь бы выкрутиться. Мужики называется. Она, женщина, молчит, не поддается ни на какие провокации, кремень. А те олухи распустили языки, выслуживаются. И это после всего того, что она для них сделала. Осыпала деньгами с головы до ног, каждый благодаря ей накопил уже на десять поколений вперед. Разве без нее они чего-нибудь добились бы в жизни! Бездарный Коростылев, который протирал в Америке штаны и все делал невпопад. Оказался-то он за кордоном по такому блату, что дальше некуда. Дедушка был шишкой в Госплане, отец тоже не последняя величина в Совете министров. Все дороги этому придурку открыты, зеленая улица. А в голове у «совка» две извилины, без ее советов этого Коростылева уже давно с треском уволили бы. Только страну позорил своим идиотизмом.

То же самое и Толя Альбицкий, маменькин сынок, алкаш несчастный. Жил, забот не зная, стриг купоны. Верещагин тот хоть что-то организовывал, старался, рисковал. Альбицкий же всячески хитрил, пытался обвести ее вокруг пальца. Поросенок он самый настоящий! Димку Саврасова подговаривал действовать в обход меня. Слава богу, тот не согласился, проявил порядочность.

Ах, Дима, Дима, хорошо нам с тобой гулялось. Видала виды Людмила Витальевна, а такого самца не доводилось. По внешнему виду и не скажешь, самый что ни есть обычный парень. Скорее даже подумаешь, рохля рохлей, нетемпераментный человек. Многие рыхловатые блондины ее разочаровывали, не получалось с ними приключения. Был даже один профессиональный культурист — участвовал в чемпионатах по бодибилдингу, все органы словно железные, кроме одного, самого важного. А Димка просто зверь ненасытный, откуда только сила берется. Ох и замучивал ее к утру, валялась без сил, словно половая тряпка. После него дня три могла без мужика обходиться — вот что такое Димка Саврасов.

А Томка… Что — Томка? Скворцовская их даже не связывала. Димка сам по себе, ее институтская подруга сама по себе. Да, это ее сын. Ну и что с того — ведь он уже взрослый, самостоятельный человек. Нет никаких причин стыдиться такой связи. Никто никого не принуждал, они сошлись по взаимному влечению, долго были довольны друг другом. А сейчас…

Скворцовская застонала в бессильной досаде, едва не прикусила губу. Господи, как все нужно делать вовремя! Купила виллу, необходимо было сразу уезжать из России, остаться в Испании. Без работы не пропала бы, накоплений хватило бы на много лет, купалась бы сейчас в роскоши. А вместо этого валяется, как старуха Изергиль, в грязной одежде на омерзительной, вонючей кровати и тупо смотрит на стены с процарапанными надписями. Где фирменная одежда от легендарного Пако Рабанна? Где итальянские туфли? Где свежие устрицы с бутылочкой шабли? Где джазовая музыка, от которой она балдеет? А главное — где ее ненасытный Дима, который так умело ублажал ее прекрасное тело, одаривая ее неземным наслаждением.

Раздался звук открываемого замка, громко звякнула отодвинутая щеколда. «Скворцовская, на выход!» — закричал конвойный. Это он предупредил, что через несколько секунд зайдет. Мало ли в каком виде она окажется. Людмила Витальевна медленно встала, одернула на себе мятую одежду, автоматическим движением поправила прическу, господи, до чего же сальные волосы, просто стыд.

Наконец выкрашенная такой же серо-зеленой масляной краской, как и стены, дверь открылась…

Когда она увидела в кабинете следователя Диму, у нее от неожиданности подкосились ноги. Вот же он, золотой ее человек, два метра до него. Почему же она не может наброситься на него, сорвать одежду, расцеловать с ног до головы? Почему она сейчас лишена этого счастья?! Почему так несправедливо устроен мир?!

— Садитесь, Людмила Витальевна, — предложил Турецкий. Он сказал это бесстрастно, почти вежливо, хотя в душе все клокотало от злости на эту респектабельную даму, на совести которой кровь нескольких людей.

Сначала следователь попросил Дмитрия подробно рассказать о порядке прохождения ооновских денег, отправляемых из Нью-Йорка и регулярно оседавших после некоторых переводов на Кипре, о подготовке документации при оформлении покупок, а также отправке их адресатам. Скворцовская слушала его с равнодушным, даже несколько ироничным выражением лица. Подтвердить или опровергнуть показания Саврасова она, как и следовало ожидать, отказалась.

— После похорон матери вы улетели в Германию, — обратился Турецкий к Дмитрию. — Вы отправились туда по служебным делам?

— Нет, по личным.

На лице Скворцовской мелькнуло едва заметное удивление.

— Что вы называете личным делом? — задал очередной вопрос следователь.

— В Германии живет девушка, на которой я в ближайшее время собираюсь жениться.

Теперь уже впору было удивиться Турецкому — арестованная не прореагировала на это сообщение. Казалось, она пропустила слова своего любимчика мимо ушей. Александр Борисович нагнул голову, чтобы взглянуть в записи, у него подготовлены вопросы, и в этот момент Скворцовская стремглав вскочила со стула и с душераздирающим визгом набросилась на Дмитрия. Она повалила опешившего от неожиданности Саврасова на пол и стала молотить кулаками, крича: «Негодяй! Мерзавец! Свинья неблагодарная!» — не преминув добавить несколько забористых выражений, от которых покраснели даже присутствующие в кабинете конвоиры.

Милиционеры с трудом оторвали арестованную от своей жертвы, усадили на стул. Скворцовская поникла и неожиданно заревела. Лицо ее сморщилось и покраснело, уголки губ опустились, из превратившихся в щелочки глаз хлынули слезы. «Рушится! Все рушится!» — причитала она, словно деревенская баба на похоронах кормильца.