Входит ОЛЬГА, дает Оксане в руки табуретку.
ВЛАДИМИР. Она не фельдшер.
ОКСАНА. Я врач. По олигофренам и дебилам. Дефектолог зиз елбище ы.
ОЛЬГА. Сойдет. Пошли.
ВЛАДИМИР. Дефектолог зиз елбище.
Уводит ОКСАНУ на балкон, та исчезает.
Вообще ы. Ку-ку! Женщина, вам лучше? После анальгина? Сейчас к вам пришла помощь! Имхо! Ку-ку!
Звонок.
Еще кого-то несет.
Ольга вводит ИВАНА, у которого в руках ящик водки.
Ы?
ИВАН. О! Гого аи фичу! Фалатымбир! Быриноз фотыку баласибисирану. Поняелдык? Окы? (О! Кого я вижу! Владимир! Принес водку фальсифицированную. Понял?)
ВЛАДИМИР. Окы аж. Зиз елбище.
ИВАН. Фотыс фыбид? Амми со дапоу мунсыги! Ы! Ожин тосафо гобиль! Бальсибисирна аж фотыка. Фам те тандо? Солодо.
ВЛАДИМИР. Не понял!
ИВАН. Хочешь выпить? Мы с тобой мужики! Эх! Очень дешево купил! Фальсифицированная аж водка. Вам не надо? У! Золото! Ы!
ВЛАДИМИР (указывает наверх). Неси, неси.
ОЛЬГА. Женщине не давайте.
ИВАН. Ну, хозяй, возьми! Это вам! (Кладет бутылку на кровать.) От всей аж души! Не обижай! За ваше здоровье! Хозяя, дай каку-никакую закусочку! Там колбаски?
ВЛАДИМИР. Не-а. Зиз елбище. Ы.
ИВАН. Голпазги аж не. (Колбаски аж нет.) Ну в сырку аж, рыбки не, а?
ОЛЬГА. Что вы!
ИВАН. Огурец аж? Окоуредзэ?
ВЛАДИМИР. Откуда аж!
ОЛЬГА. Каша геркулесовая, хотите? Я сварю двухминутную.
ИВАН. Стакан нет? Зыдаганэ нэнду?
ВЛАДИМИР. Что ты! Но погодите, вы вроде бы тюркская группа… Вы же не пьете?
ИВАН. Нет! Нет! День рождения отмечать будем.
ВЛАДИМИР. Вы даже докторскую колбасу не едите, так как там свинина. Или ы?
ИВАН. Нет! Тут день рождения, поздравляем.
ОЛЬГА. Ой! И вас также. С наступающим вас! Будьте здоровы!
Иван выходит на балкон с ящиком, тут же свешивается веревка с крючком, ящик уплывает наверх.
ИВАН (возвращается). Человек аж рождается!
ОЛЬГА. Заранее поздравляем!
ИВАН. Очень плохо у нас с рождаемостью. Дети аж не хотят выходить наружу.
ВЛАДИМИР. Дети соображают.
ОЛЬГА. Что ты такое несешь! Ку-ку! Я вас не слы-шу! Ку-ку!
Пауза.
ИВАН. У меня сын родился и пал мертвый. Народ погибает наш. Нас гонят с нашей земли.
ОЛЬГА. О, господи. Мы тоже такие. Кто мы на этой земле? Гости временные.
ИВАН. Есть разница, емтырь. Мы незваные, ы.
ОЛЬГА. А мы себя как тут чувствуем? То и дело нам напоминают, кто тут хозяева.
ВЛАДИМИР. Про милицию ни слова.
ОЛЬГА. Хотите чаю?
ИВАН. Мы гибнем.
ВЛАДИМИР. Ну а вот сейчас будет пополнение. Молодец, женщина. Алле! Ку-ку!
Пауза.
ИВАН. Это моя жена. Она аж рожает. Девять месяцев назад ее задержали в милиции на ночь. Денег не было им дать. Меня за деньгами отправили, ее оставили. А я вообще полный импотент. У меня не может быть детей.
ВЛАДИМИР. Надо было жаловаться. У них есть отдел собственной безопасности!
ОЛЬГА. Да, да. Они помогают! Я точно знаю! В милиции есть очень хорошие, просто изумительные люди!
ВЛАДИМИР. Меня на днях останавливают, ваши документы. Я: вы че, мужики! Вы на кого бросаетесь? Вы! У меня дочь лейтенант! Пару слов сказал. Совсем обнаглели. Надо в суд подавать. Да, я брюнет, и что?
ОЛЬГА. Ты лысый брюнет уже.
ИВАН. Но мы рады. Если даже в отделении милиции зарождается новая жизнь в нашей женщине! Нам нужно! Родится новый человек! Поздравьте меня! Я потому импотент, у нас в поселке была рядом атомная электростанция. Сейчас она остановлена, а что толку. Вся почва отравлена. И вода. Огурцы вырастают с локоть. В пруду двуглавые рыбы плавают. Поздравьте так что.
ОЛЬГА. А поздравляем. О, господи.
ИВАН уходит.
А Сережа говорил, это его жена.
ВЛАДИМИР. Есть народы… у них на всех одна жена. Сиккимцы, например. Бутанцы. Они могут купить в дом только одну жену на всех братьев. Нет денег, чтобы купить каждому по жене. Сиккимцы.
ОЛЬГА. Они не похожи на сиккимцев.
ВЛАДИМИР. Им сейчас тяжело. Их гонят из родины. Там аж идет война на истребление.
Звонок. Ольга вводит СТАРУШКУ с узлами через плечо.
Это еще что? Кто это?
ОЛЬГА. Я спросила, вы на балкон, она ответила да.
ВЛАДИМИР. А ты не спросила, вы нас грабить пришли?
СТАРУШКА. Грехи наши тяжкие, светы наши темные. А здравствуй, батюшка, сокол ясный, здравствуй, родимушка… Да вы меня не пужайтеся. Как поживаете?
ОЛЬГА. Спасибо, а вы?
СТАРУШКА. Поманеньку, баунька, Бог грехам терпит.
ВЛАДИМИР. Баунька, вам туда. (Показывает на балкон.)
СТАРУШКА (выходит на балкон и возвращается). А там никого нетути.
ВЛАДИМИР. А вы поднимайтесь. Не пужайтеся.
СТАРУШКА. Женщины мы не езжалые… Нигде не бывалые…
ВЛАДИМИР. Идите, поднимайтеся аж.
СТАРУШКА. Како?
ОЛЬГА. Ногу на табуретку, другую на перила, потом на шкафчик…
СТАРУШКА (смотрит). Ой! Как расшибет с такой высоты жахнуться.
ОЛЬГА. Нет, ногу на шкафчик.
ВЛАДИМИР. Там высокий опрокидывающий момент.
СТАРУШКА (смотрит на балкон, крестится). Страсть какая. Опрокидывающий, милок?
ВЛАДИМИР. Все ходят. (Кричит.) Ку-ку!
ОЛЬГА (кричит). Ку-ку!
Старушка трясет головой, крестится.
ВЛАДИМИР. Ку-ку там! (Трясет головой.)
ОЛЬГА (качает головой). Не так. Ку-ку!
Кукуют наперебой, глядя в потолок.
СТАРУШКА. А вы что, сектанты?
ОЛЬГА (трясет головой). Нет. Ку-ку!
ВЛАДИМИР. Ку-ку!
СТАРУШКА. Трясуны? Ку-ку?
ВЛАДИМИР. Я пигмей по матери, Ольга хазарка по бабушке, тевтонка по дедушке.
СТАРУШКА. Вы не местные.
ВЛАДИМИР. Сами мы люди не местные, предки наши жили на елке.
СТАРУШКА (перекрестившись). Случается. (Ольге.) А может, ты, милка, сама у меня купишь? У зятя на фабрике зарплату дают подушкими. У меня четыре тут подушки. Зять в аванс получил пятнадцать ли подушек… Дешево отдам. Дети пока так перепитаются, козы три, баранье, корова, огород, а вот в школу надеть польты и валенки с галошами нетути. На шее как щенята виснут. На гноищах и сметищах ищем обуви. Дома-то они по полу босые жвыкают… А у вас тут карманы глубоки, не выщупаешь… Купите, может?
ВЛАДИМИР. Да куда… Своих подушек некуда девать… Вон две аж валяются…
СТАРУШКА. Ты волосами слаб. Млявый поди.
ВЛАДИМИР. Ну не скажи…
СТАРУШКА. У меня подушки-то дюже гожие. Не потеют на них.
ВЛАДИМИР. Не лепо ли бяшить, братие.
СТАРУШКА. Пощуняй, не охичаешь, поди.
ОЛЬГА. Я пощуняю. (Тыкает кулаком в узел.)
СТАРУШКА. Ой, тише, касатик. (Гладит подушку.) Гоже. Лепые.
ВЛАДИМИР. Да маловаты они.
СТАРУШКА. Глаза перекрести.
ВЛАДИМИР. Я пигмей по матери.
СТАРУШКА. Да Господи Иисусе! (Крестится.) Упаси и помилуй! (Нежно.) Зачем нашего Христа распяли?
ВЛАДИМИР. Пигмей я! А Иисус Христос-то был не ваш. Еврей.
СТАРУШКА. Да Господи Иисусе! Да ты че, батя! Какой он яврей! Наш он!
ВЛАДИМИР. Первые люди все были евреи… Адам и Ева… Каин и Авель… Авеля Каин убил. Все люди, выходит, Каиново отродье. Вопрос: на ком был женат Каин?
СТАРУШКА. Да Господь Иисус натворил еще! Из праха! Прах ты есть и в прах обратишься. (Крестится.)
ОЛЬГА. Да! Кстати, у меня там есть детские валенки с галошами… Куртки какие-то… Не выбрасываю. Мало ли… Вдруг дачу себе заведем… Вдруг внуки будут…
ВЛАДИМИР. Мы разведемся, ты вообще голая останешься. Забыла? Так хоть продашь валенок за батон хлебушка на рынке…
ОЛЬГА. Барахла полно.
ВЛАДИМИР. Баунька! Мы как бедные научные работники ничего не выкидывали. В стенном шкафу фонд детских валенок.
ОЛЬГА. Я думала, у дочки будут деточки. Но они не спешат. Хотят пожить для себя.
ВЛАДИМИР. Пожалуйся еще.
СТАРУШКА. Не жалей того, кто плачет, жалей кто скачет. (Начинает прыгать.)
ОЛЬГА. Мы с ним расходимся. У него появилась женщина, а мы в честь этого продаем квартиру. Покупаем две отдельные. Но у нас плохая-то квартира. Во дворе вьетнамское общежитие. Они собак завезли и лишних пока выпустили, чтобы они тут у помойки перепитались.
ВЛАДИМИР. От дура.
ОЛЬГА. Сам такой.
СТАРУШКА. Надо говорить «жаль кулака ударить дурака».
ОЛЬГА. Пойдемте, я вам найду что-нибудь. Валенки есть. Там много чего… в стенном шкафу и на антресолях. На балконе елка невыкинутая, кстати. Вова, с позапрошлого года.
ВЛАДИМИР. Елка лысая нужна? Еще лыжи старые с одним ботинком, вот куда второй делся? Соковыжималка без штепселя…