Андре-Луи повернулся, держась за ручку двери.
— Нет, я ошибся, — сказал он. — Вы не фантастичны. Вы просто мерзки — вы оба. — И он вышел.
Глава Х. ИСКРЕННЕЕ РАСКАЯНИЕ
Солнечным мартовским утром, в воскресенье, мадемуазель де Керкадью прогуливалась со своей тёткой по широкой террасе замка Сотрон. У Алины был покладистый характер, и тем удивительней, что последнее время она стала раздражительной и проявляла низменный интерес к житейским делам. Это ещё более, чем всегда, убедило госпожу де Сотрон, что её брат Кантен просто возмутительно руководил воспитанием этого ребёнка. Похоже было на то, что Алина знает всё, в чём девушке лучше быть несведущей, зато несведуща во всём, что девушке следует знать. По крайней мере, таково было мнение госпожи де Сотрон.
— Скажите, сударыня, все мужчины — скоты? — спросила Алина.
В отличие от брата, графиня была высокой, величественного сложения. В те дни, когда она ещё не вышла замуж за господина де Сотрона, злые языки говорили, что она — единственный мужчина в семье. С высоты своего благородного роста она с тревогой взглянула на маленькую племянницу.
— Право же, Алина, что у вас за манера задавать самые нелепые и неприличные вопросы.
— Наверно, это оттого, что я нахожу жизнь нелепой и неприличной.
— Жизнь? Молодая девушка не должна рассуждать о жизни.
— Отчего же? Ведь я жива. Или вы считаете, что неприлично быть живой?
— Неприлично, когда молодая девушка пытается узнать слишком много о жизни. Что же касается вашего нелепого вопроса о мужчинах, то, если я напомню, что мужчина — благороднейшее творение Господа, возможно, вы сочтёте, что я вам ответила.
Госпожа де Сотрон явно не была расположена продолжать беседу на эту тему, но благодаря своему возмутительному воспитанию мадемуазель де Керкадью была упряма.
— Если это так, — сказала она, — не объясните ли вы, отчего их так неодолимо влечёт к нескромным особам нашего пола?
Госпожа де Сотрон остановилась и, шокированная, воздела руки, затем взглянула на Алину сверху вниз.
— Моя дорогая Алина, иногда вы действительно переходите все границы. Я напишу Кантену, что, чем скорее вы выйдете замуж, тем лучше для всех.
— Дядя Кантен предоставил мне самой решать этот вопрос.
— Это самая последняя и самая вопиющая из всех его ошибок, — отозвалась госпожа де Сотрон с глубокой убеждённостью. — Слыханное ли дело, чтобы девушке предоставили самой решать вопрос о её замужестве? Да это просто… неделикатно допускать, чтобы она сама думала о подобных вещах. — Госпожа де Сотрон содрогнулась. — Кантен — деревенщина и ведёт себя просто возмутительно. Подумать только — маркиз де Латур д'Азир должен расхаживать перед вами, демонстрируя себя, чтобы вы решили, подходит ли он вам! — Она снова содрогнулась. — Да ведь это просто вульгарность, это чуть ли не… разврат… Боже мой! Когда я выходила за вашего дядю, всё было решено между нашими родителями. Я впервые увидела его, когда он пришёл подписать брачный контракт. Да я бы со стыда умерла, будь иначе. Вот так должны делаться подобные дела.
— Вы несомненно правы, сударыня, но, поскольку моё дело делается иначе, прошу простить, если поступаю иначе, чем другие. Господин де Латур д'Азир желает жениться на мне. Ему было позволено ухаживать за мной. А теперь я была бы рада, если бы его поставили в известность, что он может прекратить свои ухаживания.
Госпожа де Сотрон остановилась, окаменев от изумления. Её длинное лицо побледнело.
— Как… что вы такое говорите? — задохнулась она.
Алина спокойно повторила свои слова.
— Но это же возмутительно! Никто не позволит вам играть чувствами такого человека, как маркиз. Как, ведь всего неделю назад вы позволили сообщить ему, что станете его женой!
— Я поступила… опрометчиво. Поведение маркиза убедило меня в ошибке.
— Ах, Боже мой! — воскликнула графиня. — Разве вы не понимаете, какая большая честь вам оказана? Маркиз сделает вас первой дамой в Бретани. Вы, маленькая дурочка, и этот большой дурак Кантен несерьёзно относитесь к такому на редкость счастливому случаю. — Она предостерегающе подняла палец. — Если вы дальше будете так же глупо себя вести, господин де Латур д'Азир возьмёт своё предложение назад и удалится обиженный, и будет прав.
— Я как раз пытаюсь объяснить вам, сударыня, что именно этого я больше всего хочу.
— Да вы сошли с ума!
— Может быть, сударыня, я как раз в своём уме, если предпочитаю полагаться на свою интуицию. Не исключено, что у меня даже есть основания возмущаться тем, что человек, который домогается моей руки, в то же самое время столь упорно волочится за этой несчастной актрисой из Фейдо.
— Алина!
— Разве я не права? Или, может быть, вам не кажется странным, что господин де Латур д'Азир ведёт себя подобным образом в такое время?
— Алина, вы сами себе противоречите. Вы то шокируете меня неподобающими выражениями, то изумляете ханжеством: вас воспитали как маленькую буржуазку — да, вот именно, маленькую буржуазку. Кантен всегда был в душе немного лавочником.
— Я спрашивала ваше мнение о поведении господина де Латур д'Азира, сударыня, а не о своём собственном.
— Но с вашей стороны неделикатно замечать такие вещи, о которых вам следовало быть неосведомлённой, и я представить себе не могу, кто был таким… таким бесчувственным, чтобы сообщить вам об этом. Но раз уж вы в курсе дела, то вам следовало бы из скромности не замечать вещей, которые — имеют место… вне поля зрения молодой особы, воспитанной надлежащим образом.
— Будут ли они вне поля моего зрения, когда я выйду замуж?
— Если вы будете мудро вести себя, то останетесь в неведении относительно подобных вещей, иначе… пострадает ваша невинность. Мне бы ни в коем случае не хотелось, чтобы господин де Латур д'Азир узнал, что у вас столь необычные познания. Этого никогда бы не случилось, если бы вы были должным образом воспитаны в монастыре.
— Но вы же не отвечаете мне, сударыня, — в отчаянии воскликнула Алина. — Речь идёт не о моём целомудрии, а о целомудрии господина де Латур д'Азира.
— Целомудрие! — Губы графини задрожали от ужаса. — Где это вы узнали такое кошмарное, такое неприличное слово?
И госпожа де Сотрон совершила насилие над своими чувствами, так как поняла, что тут нужны большое спокойствие и рассудительность.
— Дитя моё, поскольку вы уже знаете столько всего, чего вам не следует знать, не будет большого вреда, если я добавлю, что у мужчины должны быть маленькие развлечения подобного рода.