Остался один часовой.
Он часто присаживался к тихо догоравшему костру или ходил вокруг палатки. В полночь часовой присел у костра и захрапел. В этот момент Александр опустился на самые нижние сучья, приготовил пистолет и гранату. Ему казалось, что он почти бесшумно спрыгнул на землю, но часовой заметил его, схватился за автомат. Не растерявшись, Азончик выстрелил в него и тут же швырнул в офицерскую палатку гранату. Раздался взрыв… В лагере поднялась невообразимая суматоха. Гитлеровцы палили наугад. Но их выстрелы были уже не страшны Александру. Его скрыли шумящие сосны и непроглядная тьма.
…На рассвете Азончик вернулся в партизанский отряд.
Спецгруппа действует
Как-то ночью на базу отряда пришел отец Александра, как его ласково называли партизаны — дед Семен. Он сообщил сыну, что по селам рыскают жандармы и полицейские, ищут партизан. В их селе, правда, не были. Кроме того, немецкие власти вывесили объявления о том, что все красноармейцы, оказавшиеся в окружении, смело могут поступать на какую угодно работу: гражданскую, в полицию и в немецкие воинские части. Оплата — по соглашению.
Выслушав отца, Александр заметил:
— Очередная ловушка.
Утром следующего дня Азончик собрал всех партизан отряда и рассказал товарищам о сложившейся военной обстановке.
— Положение с каждым днем усложняется, — сказал он. — Гитлеровцы и полицейские прочесывают леса. Уже дважды гитлеровцы, приближались к нашему лагерю. Поэтому я предлагаю для более действенных операций на некоторое время разделить отряд на пять мелких групп. Каждая группа будет иметь конспиративное место базирования и район действий. Гитлеровцы будут сбиты с толку, они подумают, что действует уже не один отряд, а несколько… Как, товарищи?
— По-моему, это правильное будет решение, — поддержал Франц Святоха.
— Что же касается фашистских листовок, — продолжал Азончик, — с призывом идти служить к ним, мы должны среди населения вести свою пропаганду, разъяснить людям, что это ловушка.
Через два дня после совещания партизанские группы разошлись по своим районам. Азончик с неизменными боевыми товарищами Григорием Мельниковым, Францем Святохой, Федором Волгиным, Лукой Узгорком, Михаилом Сидоренко, Андреем Мулатовым и братом Николаем остался на старом месте. Местом встреч и связи оставался дом Александра на хуторе, там же хранилось оружие.
После разделения отряда Азончик предпринял ряд дерзких боевых операций.
Как-то ему доложили, что по шляху, который соединял города Сморгонь и Свирь, передвигаются войска. Александр решает сделать засаду. Группа, прихватив с собой пилу, два топора, несколько длинных веревок и гвозди, отправилась на дорогу. Выбрав место, где лес почти вплотную подходил к дороге, Александр залез на одну из сосен и закрепил конец веревки за ее верхушку. Со стороны дороги сосну подсекли топором, а второй конец привязали метрах в двадцати сзади к другой сосне, которая должна была сдерживать падение подрубленного дерева. Так же подрубили и закрепили еще несколько деревьев. Подсечки на соснах замаскировали мхом. Около каждой сосны, к верхушкам которых были привязаны веревки, лежали, укрывшисъ зелеными ветками, партизаны.
Чтобы задержать гитлеровцев, на дороге устроили завал. Когда все было готово, Азончик предупредил Мельникова и Волгина:
— Как только заметите на дороге колонну, приготовьте топоры, чтобы можно было, когда я брошу в первую машину гранату, в одну секунду перерубить веревки. На гитлеровцев начнут валиться сосны, это вызовет среди них панику. Вот в этот момент и будем их бить.
Вскоре партизаны услышали гул, и Азончик в бинокль увидел три автомашины.
— Едут! — вполголоса проговорил он. — Приготовиться!
Машины, подъехав к завалу, остановились. Из кабин и кузовов повыскакивали гитлеровцы. Они с тревогой посматривали на кусты у обочины дороги, громко разговаривали. Потом решили разобрать завал.
Этого момента и ждали партизаны. Вот из кустов полетели в первую машину гранаты. Мгновение — и раздался взрыв! Тут же с шумом начали падать подпиленные сосны. Послышались стоны, крики… Гитлеровцы, перепуганные насмерть, открыли беспорядочную стрельбу и, оставив две целехонькие автомашины, начали отходить в сторону города Сморгонь.
Заметив паническое отступление гитлеровцев, партизаны бросились к машинам…
Операция прошла удачно. Умелыми действиями горстка храбрецов уничтожила двенадцать вражеских солдат, одного офицера и захватила двенадцать винтовок, два автомата, три пистолета, восемь гранат и два ящика боеприпасов.
Засада
Успех предыдущей операции окрылил Азончика и его товарищей. Через три дня на дороге Долгиново — Глубокое они снова устроили засаду. По данным разведки, этой дорогой должен был пройти небольшой карательный отряд эсэсовцев.
День выдался пасмурный, дождливый. Бушевал ветер. Погода была на руку партизанам. Дорога, у которой была устроена засада, проходила через небольшой лесок. По ней то и дело сновали взад-вперед грузовые машины, в основном порожняком. Нападать на них не было смысла.
Вскоре внимание партизан привлекла подвода, ехавшая со стороны Долгинова. Лошадь шла по самому краю дороги. На телеге сидели пять полицейских. Они стоймя держали винтовки и о чем-то оживленно разговаривали.
— Полицейские!.. Действуем!! — передал Азончик по цепочке своим товарищам. — Приготовиться!!
Когда подвода поравнялась с местом засады, партизаны с первых очередей уложили всех предателей и в одно мгновение оказались около повозки. От выстрелов лошадь испугалась и метнулась было в лес, но Азончик бросился к ней и, вцепившись в уздечку, остановил.
— Не шали, дура. Мы свои! — похлопывая лошадь по шее, успокаивал ее Александр. — Ну, а теперь в лес… Надо замаскировать след.
Пробираться в густом лесу было трудно. Телега задевала осями за деревья, и партизанам приходилось приподнимать задние колеса, чтобы сдвинуть ее с места. Углубившись километра на три в лес, Азончик приказал остановиться.
Ночью партизаны постирали в реке коричневые полицейские мундиры, высушили их у костра, зашили дырки. Утром надели всё на себя. Одному лишь Михаилу Сидоренко не досталось экипировки. Он окинул взглядом своих товарищей и сказал:
— Це теперь можно и до Берлина ехать. Особенно вы, Александр Семенович, выглядите добре. Як будто вони шили для вас специально.
— Ты прав, Михась. Если нужно будет, и в Берлин поедем. Но это позже. А сейчас слушайте, какая стоит перед нами задача. Ты не огорчайся, Михась, что тебе не достался мундир. Будешь у нас ездовым, так сказать, крестьянином, которого мы заставили везти нас, «полицейских», в Долгиново. Понял?