как доктора Маккензи. А от одной мысли, выдержать еще одну битву, Джонсону как-то враз поплохело...
– Сначала поедем в полицию и заручимся поддержкой инспектора Ридли, – переиграл он план девушки. – Так выйдет быстрее и менее бестолково.
Мисс Харпер надулась, ей по всему не понравилось последнее слово, а еще она вовсе не жаждала снова встречаться с бывшим женихом Розалин. Он понял это, когда, выйдя из кабинета инспектора, представил ему Беатрис, дожидавшуюся в приемной у стойки дежурного констебля.
– Мисс Беатрис, – опешил инспектор. – Не думал встретить вас здесь.
– Поверьте, я тоже не особенно счастлива снова вас видеть. – Рыжие волосы всколыхнулись, когда девушка вскинула подбородок.
– Я вовсе не это имел в виду...
– А я это. Вы поверили лживым наветам, а не сестре, и за это я вас презираю!
Ридли сглотнул, сделавшись еще более мрачным, чем был.
– Ваше право, – отозвался нейтральным голосом и направился к выходу из участка.
Мисс Харпер и Джонсон последовали за ним. Причем последний буквально поволок девушку за собой, ее будто приморозило к полу собственным источаемым по отношению к инспектору холодом.
В конторе нотариуса мисс Харпер, как бы сильно ее это не возмущала, снова осталась дожидаться в приемной, а инспектора Ридли и Джонсона услужливый клерк проводил в кабинет мистера Барбриджа. Подслеповатый, в очочках-пенсне, джентльмен этот смахивал на крота, зарывшегося по самые уши в стопки бумаг, разложенных на столе. Его макушка едва-едва возвышалась над ними, когда посетители присели на предложенные им стулья.
– Итак, чем могу быть полезен, инспектор? – осведомился человек-крот, поправляя очки. – Я человек крайне законопослушный и мирный. Вряд ли вы пришли по мою душу...
– Нас интересует ваши беседы с миледи де Моранвилль, сэр, – не стал расшаркиваться инспектор. – О чем именно вы говорили с ней три года назад?
Нотариус выдержал паузу и хмыкнул в кулак.
– Кхм... инспектор, вы задаете весьма щекотливый вопрос и, должно быть, понимаете сами, что я не могу вам ответить на него прямо.
– Ответьте, как можете.
– Кхм... я, понимаете ли, инспектор, не могу разглашать тайны доверившихся мне клиентов. Это было бы крайне непрофессионально. Губительно для моего дела и чести в особенности.
– Даже если один из ваших клиентов замешан в громком убийстве?
– Особенно в этом случае.
Джонсон подумал, что этому крючкотвору не помешало бы надавать оплеух, аж руки чесались самому это сделать. Даже странно, что Ридли оставался настолько спокойным: либо был от природы миролюбив, не в пример Джонсону, либо привык изо дня в день общаться с такими вот вредными типами. И Джонсон склонялся к версии номер два...
– Мистер Барбридж, если я сделаю предположение, и оно окажется верным, вы подтвердите это кивком? – осведомился инспектор.
– Кхм, полагаю, что так можно сделать.
– Мистер Барбридж, – Ридли вперил в нотариуса пристальный взгляд, – миледи де Моранвилль приходила справляться, что ей делать, коли она захочет развестись с мужем?
По тому, как суетливо маленький джентльмен сдернул с носа и водрузил снова на место свои кругленькие очочки, сделалось ясно, что инспектор попал точно в цель.
Но Ридли продолжал сверлить его взглядом, и тот кивнул.
– Раз вы и так знаете это... Д-да, миледи справлялась, что ей сделать, чтобы расторгнуть их с графом брак.
– И что вы ей посоветовали?
– А что я, по-вашему, мог посоветовать? – взвился нотариус. – Велел ей и думать забыть о подобном. Это мало того, что скандально, так еще донельзя аморально. Подумайте сами: расторгнуть то, что скреплено самим Господом на небесах. Это немыслимо!
– Но прецеденты уже существуют.
– Скандальные, аморальные прецеденты.
– Именно так вы и сказали миледи? – спросил Ридли, и говоривший враз стушевался.
Ну еще бы, разве осмелился бы какой-то третьесортный нотариус обличать светскую леди в грехе!
– Я сказал, что, коли леди хочет развода, – мистер Барбридж промокнул лоб, – то ей предстоит обратиться в церковный суд с ходатайством о раздельном проживании. Коли оно будет одобрено, то леди смогла бы покинуть дом мужа, но это ни в коем случае не развод, – поспешил добавить рассказчик. – И вступить в новый брак ей никто не позволил бы.
– А миледи желала вступить в новый брак? – уточнил Ридли.
– Полагаю, что да, – через силу выдавил Барбридж. – Этот аспект был ей особенно интересен. Но я сказал сразу, что единственным поводом для развода как такового является супружеская измена. И, получив разрешение на разъезд, муж должен был подать иск в суд общего права... В суде муж имел право потребовать от любовника леди финансовую компенсацию за нанесенное оскорбление... Но и это только в том случае, если у него имеются двое свидетелей, что докажут неверность жены. И только если измена доказана, парламент мог бы издать частный акт о расторжении брака.
– А если в измене уличен муж? – не удержался от вопроса Томазо Джонсон. – Жена тоже имеет право на иск?
Мистер Барбридж даже подпрыгнул на месте.
– Что за нелепые предположения, сэр?! Это полный абсурд. Измена супруга – недостаточная причина для иска.
Джонсон изогнул губы в улыбке.
– Что же в таком случае достаточная причина?
Барбридж понял, что над ним потешаются, и сделался хмурым и злым.
– Многомужество и инцест, – процедил он сквозь зубы.
– Во как, забавно, однако.
Что именно так позабавило Джонсона, так и осталось неясным, так как Ридли поспешил осведомиться:
– И более вы ни о чем с миледи де Моранвилль не говорили? Лишь консультировали ее о правовой подоплеке развода?
– Она трижды приходила сюда, – признался нотариус, – и трижды спрашивала о том же. В последний раз она особенно интересовалась, кто из родителей получает права на ребенка в случае намечающегося развода...
Ридли поднялся и поблагодарил мистера Барбриджа за уделенное время, в дверях, правда остановился:
– Вы слышали, ясное дело, о деле де Моранвиллей и сразу поняли, о ком идет речь, едва я спросил, и все-таки три года назад, когда умер ребенок, не сочли нужным явиться в полицию и рассказать о визитах графини. Почему, сэр?
Барбридж смутился, тряхнув головой.
– Я связан нотариальной тайной, инспектор.
– Но умер ребенок. Полагаю, это достаточная причина, чтобы однажды поступиться своими профессиональными принципами. – И еще более жестко: – Вы, быть может, покрывали преступника. Совесть совсем не