Читать интересную книгу Пария - Дэн Абнетт

- Эй! – заорал Шадрейк мне в спину. Лайтберн вздохнул и двинулся за мной. Он проследил направление моего взгляда и тоже увидел Юдику.

Нам потребовалось довольно много времени, чтобы добраться до Юдики. Когда, наконец, я подошла к нему, он, похоже, поначалу даже не узнал меня. Он весь дрожал, словно от жуткого холода, на его бледных щеках выступили лихорадочные пятна. На лице блестели капли пота, им пропиталась его одежда. Он обнимал себя обеими руками, словно у него были сломаны ребра, или он получил рану в бок.

- Юдика?

Мне пришлось трижды повторить его имя, прежде чем он поднял голову и посмотрел на меня.

- Бета? 

- Юд, мы уходим. Нас ждет Шадрейк. Нам пора.

Он кивнул, не переставая дрожать. От этого кивка он на секунду согнулся в приступе резкого, болезненного кашля. Я поддержала его, чтобы он не упал. Его кожа была липкой от пота и холодной, как лед.

- Что с тобой случилось? – спросила я.

Он снова закашлялся. Сухой кашель, казалось, драл ему горло словно теркой. Он кашлял все сильнее, с надрывно-болезненным звуком. 

- Я пошел искать тебя, - наконец произнес он. Каждое слово давалось ему с большим трудом. – Потом появилось какое-то ужасное существо. Я сбежал, но оно оставило на мне свою отметину. 

- Где?

Он помотал головой и снова кашлянул.

- В моей душе, - произнес он. – Думаю, я приду в себя, но сейчас я совсем без сил.

- Помоги довести его до машины, - сказала я Проклятому. Лайтберн кивнул.

Мы почти волоком дотащили Юдику до экипажа. Шадрейк, увидев его, похоже, был почти недоволен. Вся наша компания – Юдика, Шадрейк, Лукрея, Лайтберн и я – устроилась в экипаже, и Шадрейк скомандовал сервитору выезжать. Под шум работающего двигателя моторный экипаж покинул двор и медленно двинулся на юг вдоль Педимент-Стрит. Множество людей бежали этой дорогой – пешком, или на машинах. Шадрейк, потянув шнур, привел в действие клаксон нашего экипажа, пытаясь разогнать беглецов с дороги. 

Я помогла Юдике устроиться на угловом сидении у одного из окон. Экипаж был отлично оборудован, убран изнутри богатой обивкой из красного бархата с золотой бахромой. Потолок был расписан в технике тромплёй – небеса с белыми облачками и игривые херувимы. На стенах красовались газовые бра из алого стекла.

В общем, это был роскошный экипаж. 

- Чей это герб? – спросила я, показав на дверцу.

Нам потребовалось больше часа, чтобы выбраться из пробки в квартале поблизости от базилики и отправиться на юг, углубляясь в районы к востоку от Врат Мытарств. В этом более старом и видавшем виды районе, на улицах с менее оживленным движениям экипаж увеличил скорость и загрохотал по булыжной мостовой.

Клубы дыма, поднимавшиеся над базиликой, заслоняли даже высившиеся на западе горы и казались неким мрачным предупреждением, ниспосланным нам.

Водхауз – под этим названием район был известен в настоящее время - когда-то был участками земли возле болот, которые первые поселенцы очистили от леса и выстроили первые деревни, из которых впоследствии возникла Королева Мэб. Это были не самые здоровые и пригодные для жизни места. Хотя здешние дома больше не строили из дерева, но они по-прежнему громоздились друг на друга мрачными грудами – и теперь, уже давно оставаясь без ремонта, постепенно разрушались. Вода подтачивала и покрывала грязными разводами рокритовые стены, приводила в негодность кровлю домов. Черепичные плитки были покрыты пятнами, многие отсутствовали. Тротуары и пустыри, заваленные грудами ржавеющего металлолома, постепенно уходили под воду. Я понимала, что сейчас нахожусь ближе, чем за долгие годы, к болотам, где родилась, - но мысль об этой близости была лишь мимолетным ощущением; я не испытывала никакого желания размышлять над этим дальше.

Местные жители высыпали из своих убогих жилищ и толпились вдоль всей Водхауз Роу, глазея на столбы дыма и суматоху вдали. Одетая в лохмотья беднота провожала настороженными взглядами двигавшийся мимо экипаж.

Мы проехали покинутую промзону, большинство участков которой были законсервированы и забыты. Двери служебных и торговых помещений были заперты и заколочены досками, складские сараи выглядели пустыми и заброшенными. Нашим взорам открылись плоские серые зеркала Сточных канав – огромную сеть переполненных водохранилищ, окружавших Водхауз; вода с болот собиралась в них в качестве резерва водных запасов для города. Они походили на небольшие моря или огромные озера, разграниченные дамбами, которые не давали им выходить из берегов. Свет играл мрачными бликами на их поверхности, по водной глади ходила легкая рябь от ветра. Немногочисленные хижины, сараи и межевые столбы отмечали границы их рокритовых берегов. Наш путь проходил вдоль насыпи по краю водохранилищ. Эта промозглая, низинная часть Королевы Мэб выглядела неподвижной, погруженной в сонный застой и медленно разлагающейся от сырости – казалось, какая-то сила прорыла под мокрой землей скрытые траншеи, через которые жизнь медленно покидала это место. 

Когда на землю опустились вечерние сумерки, мы ехали по гравийной дороге вдоль берега самого мрачного и таинственного пруда Сточных канав – огромного пространства темной, илистой воды, приближаясь к мрачной, темной роще. Шедрейк сказал мне, что это – последняя выжившая часть древних лесов, которые были здесь до возвышения Королевы Мэб. 

В течение всего долгого и все более мрачного путешествия мы, не создавая лишнего шума, сидели в трясущемся экипаже. Я была чересчур ошеломлена отнявшими у меня все силы событиями этого дня, чтобы задавать вопросы касательно нашего пункта назначения, или дальнейших планов, а Шадрейк не проявлял никакого желания рассказывать о них. Он одну за другой откупоривал бутылки с амасеком и смолил бесчисленные папиросы с лхо, болтая и хихикая с Лукреей, словно они были на вечеринке. Он лишь сказал, что герб на дверце принадлежал семейству его покровителя, что они из милости одолжили ему эту машину, и что теперь мы отправляемся в их имение, чтобы укрыться там. Когда я спросила его о причинах такой щедрости, он сказал, что они должны ему гонорар за пару работ, и что он обещал им мой портрет. Они доверяют его вкусу в выборе моделей. Шадрейк назвал мне их имя – Каторз. Это древний род. Они мне точно понравятся. 

Я никогда не слышала этого имени.

Больше он ничего не сказал, и продолжал вести себя так, словно все происходящее было захватывающим приключением. Он пил. Лукрея хихикала и, аккомпанируя себе на виоле, мурлыкала дурацкие песенки. Лайтберн мрачно молчал, и только пару раз приложился к бутылке с амасеком. 

Юдика сидел у окна, кутаясь в плащ, все еще дрожа и не отрывая взгляда от холодной черной водной глади, расстилавшейся снаружи.

Время от времени он кашлял. Я бы сказала, что он серьезно болен. Это был сухой кашель, и в его звуке я слышала нечто странное, похожее на статический треск радиопомех.

Шадрейк попытался сменить тему и спросил меня, что произошло в базилике. Я могла рассказать не так много. Чувствуя себя полностью обессиленной, я откинулась на спинку сидения, и позволила ровному покачиванию экипажа убаюкать меня. 

Когда я проснулась, экипаж включил освещавшие дорогу лампы и теперь покачивался на темной дороге среди торфяных болот, под сенью огромных древних деревьев. Их кроны, казалось, были покрыты тенями, а не листвой. Впереди, в конце аллеи, виднелся окруженный могучими и темными старыми деревьями дом – внушительное каменное сооружение.

- Ага, - произнес Шадрейк, уже пьяный, как сапожник. – Приехали. Пр-рошу любить и жаловать. Поместье Лихорадка. 

ГЛАВА 31 

Повествующая о доме Каторз

 Итак, поместье называлось Лихорадка. Так мне сказали, но я не видела ничего, что подтверждало бы эти слова. Ни на массивных воротах темного чугуна, ни на облупившейся парадной двери не было ни малейшего намека на табличку с названием.

Это довольно большое здание состояло из нескольких крыльев. Оно было построено в основном из голубовато-серого камня, который не встречается в префектуре Геркула. Камень влажно поблескивал, словно от сырого климата покрылся слизью. Возможно, причина действительно была в этом – но, может статься, этот влажный, как у змеиной кожи, блеск, был его естественным свойством. Крыша с низкими скатами была покрыта черной черепицей и также напоминала чешую какой-то громадной рептилии. Здание пребывало не в лучшем состоянии, было видно, что ему не помешал бы ремонт. Крыша поросла мхом, который свисал с водосточных желобов. Окна казались тусклыми и полуслепыми, а оконные рамы медленно гнили под действием сырого болотного воздуха. Лужайки вокруг здания были заняты сорняками, а деревья беспорядочно разрослась, загораживая свет своими темными кронами, наполовину закрывая здание, словно веер – лицо притворно-скромничающей кокетки. Поместье было построено среди старого леса, но теперь лес начал отвоевывать обратно когда-то утраченную землю.