Если кто-нибудь его увидит, то вряд ли придаст этому значение: на нем обычный комбинезон полицейского; в последнее время на улицах можно встретить сотни наблюдателей, горожане к ним начинали привыкать.
Выйдя из зарослей, Улыба увидел переднюю стену дома, площадку, парапет, но тут вдруг почувствовал непреодолимое желание чем-нибудь похрустеть. Он вспомнил, что в авиетке, которую они посадили метрах в ста от дома, осталась еще одна пачка маленьких шоколадных безе, которые он обожал. Ноги сами изменили траекторию, и Улыба почти бегом устремился к цели.
«Я бы не против побывать в столице, – звучал в ушах женский голос. – Такое событие случается раз в жизни».
«Раз в десятилетие, дорогая, – поправил ее Сваровски. – При Новой Системе люди станут жить гораздо дольше, чем век. Я верю в это».
«И я верю», – подумал Улыба.
Через полминуты, подбежав к авиетке, он сунул руку в карман, чтоб достать электронный ключ, но наткнулся на странный, знакомый предмет. Вытащив его, Улыба понял, что это «ухо», минирадар – точно такой же, какой Руди недавно прикрепил к стене дома Астахова.
«Откуда?» – спросил он себя, и в этот миг что-то кольнуло его изнутри, всколыхнулось в памяти. Это касалось то ли работы, то ли Новой Системы. Улыба даже остановился. Он вертел в руках «ухо», не понимая, что с ним делать. Возможно, в комплекте было два «уха», а он каким-то образом это просмотрел. Боясь насмешек со стороны Руди (тот не преминул бы в не слишком тактичной форме указать Мальтону-Джеку на его некомпетентность), Улыба решил запихнуть «ухо» в коробку из-под полифункционала.
Он вытащил пачку пирожных и, закрыв колпак, побежал обратно, внимательно слушая беседу, которую вели объекты.
* * *
Мила потерялась во времени. Она лежала, закрыв глаза, но порой приоткрывала их и даже поднимала голову, пытаясь выглянуть наружу. Но из всей лаборатории ей был виден лишь край монитора, по которому ползли непонятные знаки.
Она улавливала какие-то обрывки мыслей Айвена. Иногда ей казалось, что он выбирается из своей камеры-гроба, подходит к оборудованию, вновь что-то там переключает, переговаривается с Астаховым. Дважды Мила даже отчетливо услышала звуки пощечин и сдавленный стон пленника.
Видимо, что-то не ладилось. Послышалось перешептывание. Почему Айвен и Астахов говорят шепотом, она не понимала. Есть что-то, чего ей нельзя знать? Но это даже смешно: Смит вступает в сговор с каким-то психом, которому только что надавал пощечин, – для того, чтобы действовать против нее. Нет, это звучит нелепо. Шепот прекратился, а потом вновь послышался, но уже словно бы из другого конца помещения.
Мила стала задремывать. Ей хотелось перевернуться на бок, согнуть ноги в коленях, подложить руку под голову, но узкое пространство камеры не позволяло.
Вдруг она увидела мальчика по имени Ивар. Он стоял под окном, держа в руках записку. Вид у него был ошеломленный, словно только что ему рассказали о смерти близкого человека.
– Ивар, что с тобой? – прошептала Мила одними губами.
И тут он ответил, да так громко, что слышно было сквозь стекло:
– Не препятствуй ему, пожалуйста. Пусть он сделает то, что должен.
– Кто? – спросила Мила, пытаясь понять, о чем говорит мальчик, но разум тут же связал его слова с последними событиями.
Ивар плавно, методично закивал и произнес.
– Ты знаешь… ты знаешь…
– Вылезай, – тут же раздался голос Айвена.
Она схватилась за края стенок камеры и села. Спина затекла, поясницу ломило.
– Нас… уже не видят? – спросила она, ощущая, как внутри все холодеет.
– Пока еще видят. Но это не надолго, скоро мы станем невидимками. Но прежде надо разобраться со вторым этапом и подготовить пути к отступлению. Сейчас я открою дверь. Сходи на кухню, приготовь что-нибудь. Я хочу есть.
Айвен помог ей выбраться и открыл дверь. В холле Мила сразу увидела другой, скрытый за ширмой, дверной проем, который вел в кухню – немного нелепую в сравнении с общим интерьером дома. Стены покрывала старая самосветящаяся пленка пунцового цвета. Под потолком на нитке висел недоделанный макет межзвездного корабля системы «Сонди». Модель была склеена из какого-то плотноволокнистого материала и выкрашена ярко-алой краской. Задняя часть корабля то ли отвалилась, то ли не была сделана вовсе и зияла черной дырой. Мила огляделась в поисках продуктов.
Кухонные шкафчики и тумбы были сильно обшарпаны. Термоплита покрыта многослойным бурым налетом. В углу стоял гигантский кухонный агрегат, на одном из отсеков которого была изображена снежинка. Мила подошла и открыла дверцу. Испытывая брезгливое содрогание, она вытащила из холодильника две пластиковые емкости. В одной были остатки прокисшего салата, в другой – испорченный паштет. Поставив их обратно, Мила нагнулась и нашла масленку со свежим – на удивление – маслом. Отыскав в одном из шкафчиков поднос, она вымыла его и протерла пористыми салфетками, потому что полотенце, висящее возле раковины, было заскорузлым от впитавшейся в него грязи. Похоже, хозяин никогда не слышал о домашних роботах. Как это странно, учитывая то, что в доме лаборатория со сверхсовременным оборудованием.
Где же кофе? Мила стала открывать шкафчики, из которых едва не вываливался всякий хлам, беспорядочно туда набросанный: рабочие рукавицы, моток проволоки, яркие порнографические журналы, пакет с чем-то неопределимым, покрытым плесенью, бутылка бренди, папка с какими-то документами, новая прозрачная упаковка с вилками и ножами. В одном из ящиков на блюдце лежала половина лимона; из потемневшего среза возносились вверх тонкие нити грибка. Наконец, в одном из подвесных шкафчиков Мила нашла упаковку с хлебом и начатую склянку искусственного джема, а за ними – баночку кофе и коробку сахара.
Простите, господин Кибераполлон.
Она набрала воды, засыпала кофе в кофейник, и, включив его, стала расставлять на подносе посуду. В эту минуту взгляд ее упал на фотографию, висевшую на стене. На Милу строго взирала седовласая женщина с морщинистым лицом. Ее серые глаза говорили: вы ведете себя аморально, детка! Не смейте шастать по чужой кухне, немедленно убирайтесь из дома, а не то вас ждут большие неприятности. Внизу было подписано: «Будь твердым, Вик». Мила сердито фыркнула, поставила закипевший кофейник между чашками, взяла поднос и вышла.
Когда она вернулась в лабораторию, Айвен стоял, широко расставив ноги перед пультом, которого она раньше не видела. В разных углах монитора были его и ее трехмерные изображения, а в середине, сменяя друг друга, чередой появлялись таблицы, диаграммы, текст и ряды цифр. Верхние части голов были полупрозрачны, сквозь череп просвечивал мозг; у каждого одно из полушарий (у Милы левое, у Айвена – правое) было увито золотистыми паутинками, исходящими из маленьких округлых телец-паучков. Биосиверы?! Мила попыталась что-то понять в бесконечном потоке данных, но не смогла. Поставив поднос на одну из тумб, на свободное от сенсоров и индикаторов место, она наполнила чашки кофе, взяла свою и прошлась по лаборатории.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});