Амьо дал понять, что ни президенту Помпиду, ни кому-либо другому не удастся сбить его с толку. Он не счел необходимым даже принести публичные извинения.
Что касается остальных граждан Шербура, то официальное правительственное расследование констатировало: «Создается впечатление всеобщего заговора молчания по этому делу среди жителей Шербура».
Несомненно, этот тезис не был лишен оснований. Чувства горожан можно обобщить словами мадам Гийо, консьержки отеля, где проживало большинство израильтян. Она знала, что в канун Рождества катера отойдут, потому что в тот вечер один из матросов, немногим старше ее сына, поцеловал ее на прощание. «Я чувствовала, что пришел час расставания, — говорила мадам Гийо, — но я все хранила в тайне. Они не сделали нам ничего плохого, более того, с их помощью появились новые рабочие места. Они полностью расплатились за свои катера. Я никогда не понимала, в чем заключалась проблема».
Единственным жителем Шербура, у которого остались плохие воспоминания об израильтянах, был хозяин кафе, где семьдесят четыре матроса заказали рождественский обед, но оставили его нетронутым и неоплаченным. Он злился около двух недель, до того дня, как с почтой ему пришли оплаченный чек за несъеденный обед и самые искренние извинения.
Владелец кафе, конечно, не догадался, что этот чек был подписан в штаб-квартире Моссад.
Альфред Фраункнехт и бумажные самолеты
Альфред Фраункнехт был беспокойным человеком. В начале июня 1967 года, как только он услышал об объявлении генералом Шарлем де Голлем эмбарго на поставки наступательных вооружений Израилю, он подумал, что эмбарго для страны, находящейся на грани войны со своими могущественными арабскими соседями, станет катастрофой. Если израильские истребители-бомбардировщики «миражи» получат повреждения в ходе боевых действий, для их ремонта у Израиля не будет запасных частей.
Как никто другой Фраункнехт понимал вставшую перед Израилем проблему.
Он был главным инженером отделения швейцарской фирмы «Шульцер бразерз», занимавшегося строительством реактивных истребителей типа «Мираж». Дело в том, что швейцарское правительство купило самолеты у французской фирмы «Дассо» с тем условием, что они будут строиться в Швейцарии. Контракт получила фирма «Шульцер бразерз» из Винтертура. Как куратор проекта Фраункнехт во время своих поездок в Париж часто встречался с израильскими инженерами, приезжавшими на фирму «Дассо» для решения различных технических вопросов. Он подружился с некоторыми из них и часто разговаривал с израильтянами на политические и военные темы. Поэтому естественно, что Фраункнехт с неподдельной радостью воспринял победу Израиля в войне.
Однако скоро ом понял, что до решения всех проблем Израилю было еще очень далеко. Бескомпромиссный де Голль даже после войны не снял эмбарго и, по всей видимости, не собирался делать этого в ближайшее время.
В декабре в Париж были приглашены представители стран, закупавших «миражи», чтобы обсудить необходимость внесения изменений в конструкцию самолета. Появлению такой необходимости способствовал опыт, приобретенный израильскими летчиками в ходе шестидневной войны. Фраункнехт представлял на этой встрече «Шульцер бразерз».
Швейцарский инженер был шокирован тем, что происходило на совещании. Французы максимально использовали все, что израильтяне сумели узнать о боевом применении «миражей», однако даже не затронули вопроса о снятии эмбарго. Для Фраункнехта это было грубым нарушением правил честной игры.
Более того, он воспринял это как оскорбление, так как относился к этой стране с большим сочувствием и глубокой симпатией. Как и многие швейцарцы германского происхождения, он был на стороне Германии перед второй мировой войной. А потом, как и многие его соотечественники, испытывал острое чувство вины за свою поддержку Гитлера. Отчасти поэтому он стал ярым сторонником Израиля. По его мнению, Европа осталась в огромном долгу перед евреями за все, что она с ними сделала. А знакомство с израильтянами в процессе работы над «миражами» окончательно убедило его в правильности выбранной позиции.
Однажды вечером в начале 1967 года он ужинал в ресторане со своими израильскими друзьями. Когда он мыл руки, его внимание привлекла татуировка на локте одного израильтянина, стоявшего рядом. Он спросил, что означают вытатуированные цифры.
— Это память о пребывании в Дахау, — ответил израильтянин.
Любой, кому довелось встречаться с уцелевшими узниками гитлеровских лагерей смерти, знает, как сложно ответить на такое признание. Особенно тяжело это было сделать Фраункнехту, чувствовавшему за собой долю вины за преступления нацистов.
Вскоре после этой встречи Фраункнехт решил сам посетить Дахау. Этот вроде бы символический жест с его стороны произвел на швейцарца глубокое впечатление. Он вспомнил о самых страшных моментах в истории мирового сионизма.
Поэтому, когда Фраункнехт увидел, как французы «наносят Израилю удар в спину», он был глубоко встревожен.
Во время ланча с французскими коллегами он очень пылко защищал интересы Израиля. Эмбарго, говорил он, это непростительная ошибка. Франция задерживала поставку пятидесяти израильских «миражей», которые уже оплачены Тель-Авивом. Действия французов создавали угрозу самому существованию маленькой нации.
— Это дело чести, — сказал он своим коллегам. — Но что мы можем сделать? — ответил один французский бизнесмен. — Вы же знаете, что тут замешана большая политика. Мы здесь ни при чем. Давайте-ка лучше закажем еще одну бутылочку вина.
Фраункнехт не собирался оставаться в стороне. Он был готов сделать все, что в его силах, чтобы помочь Израилю. И скоро ему представился такой случай.
В конце 1967 года израильтяне внимательно изучали любую возможность получить запасные части к «миражам». Некоторые инженеры, работавшие с Фраункнехтом, знали о его симпатиях к Израилю и считали, что можно было бы обратиться к нему за помощью. Однажды вечером, перед отъездом Фраункнехта в Париж, к нему подошли два знакомых израильтянина и без обиняков спросили, может ли он помочь Израилю приобрести запасные части к самолетам.
— Они стоят сейчас на вес золота, — сказал один из них.
Как и ожидали израильтяне, Фраункнехт с пониманием отнесся к просьбе.
— Я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь вам, — ответил он, — но я не в состоянии заключить сделку такого рода. Мне придется иметь дело со своим руководством. Кроме того, вам необходимо напрямую выйти на правительство Швейцарии.
В январе израильское правительство сделало так, как говорил Фраункнехт. Очень осторожно израильтяне обратились к швейцарскому руководству с вопросом, может ли оно обеспечить поставку запасных частей, которые задерживают французы.
В феврале был получен отрицательный ответ. Все приходилось начинать сначала.
В Тель-Авиве и Иерусалиме вновь и вновь рассматривались возможные альтернативы. Даже несмотря на то что французские секретные службы и военные власти с пониманием относились к проблемам Израиля, правительство Франции упорно отказывалось снять эмбарго. Некоторые французские летчики, учившиеся вместе с израильтянами, предлагали перегнать несколько самолетов в Израиль. Их предложение с благодарностью было отвергнуто из-за необходимости дозаправки самолетов в воздухе во время их перелета, а при таких условиях операция становилась трудноосуществимой и опасной.
Руководство Моссад было в отчаянии. Кто-то предложил еще раз обратиться к Альфреду Фраункнехту. Возможно, он придумает какой-нибудь выход из создавшегося положения?
В апреле 1968 года два сотрудника Моссад вновь нанесли визит Фраункнехту. Полковник Цви Аллон и полковник Негемия Каин встретились с инженером в номере цюрихской гостиницы «Амбассадор» и, представившись вымышленными именами, сказали, что они хотели бы вернуться к известному ему делу.
Ответ на их просьбу вновь был положительным, но, так же как и в прошлый раз, малообещающим. Он сделает все, что в его силах, но гарантировать ничего не может. Аллон и Каин вылетели в Израиль ближайшим рейсом. Они не были уверены, что из этого что-нибудь получится.