— Нет сети, пойду вниз.
— Подожди меня на улице, — отвечает он: похоже, такого глупого объяснения ему вполне достаточно. — Я сейчас закончу и приду.
Меня больше не интересует ничего, кроме мобильного телефона в моей руке.
— С кем ты разговаривала? — спрашивает меня Месье.
— С Андреа.
— Ты сейчас у него?
— Вышла, чтобы спокойно поговорить.
Иными словами, прохаживаюсь по его улице, словно проститутка, на высоченных каблуках, причиняющих мне боль, которой я даже не чувствую: я ничего больше не чувствую. Я ощущаю только Месье.
Мне необходимо быть сильной. Мне нужно казаться безразличной, чтобы он не узнал, во что я превратилась с тех пор, как он замолчал. Мне не следует забывать ни на секунду: он звонит только потому, что я загнала его в угол своим звонком в клинику. Мне нужно вернуться в то далекое время, когда он сам преследовал меня и после четырех звонков без ответа присылал сообщения, словно касаясь рукой моих волос: «Элли…».
К сожалению, это уже неактуально. Все, что осталось от меня в маленьком теле, старательно накрашенном и одетом, буквально чахнет от необходимости понять, что же я сделала не так, что в моем поведении и разговорах безвозвратно отдалило Месье от меня, от наших тайных встреч в отелях.
— Как поживаешь? — спрашивает он меня.
— Хорошо. А ты?
— Гм… Хреново, — бросает он сквозь потрескивание в телефоне. — Я чувствую себя старым.
— Но ты совсем не старый! — отвечаю я, выказывая горячность, граничащую с инстинктом самосохранения.
Я знаю, что хочет сказать мне Месье. Неделю назад это было написано черным по белому в одном из его сообщений: «Твое молодое тело и юный взгляд делают меня старым». Тогда я осознала весь ужас оборотной стороны медали юности, и я ничего не могла с этим поделать. Я не могла запретить себе хлопать в ладоши, как маленькая девочка, когда Месье приходил ко мне во вторник утром. И я никогда не думала, что тот лихорадочный энтузиазм станет камнем преткновения. Я даже не догадывалась об этом. Я могу прибавить себе стройности, белокурости, даже красоты, что угодно, но только не возраста. Разве это не ужасно?
— Ты должен мне поверить. Ты не старый.
— Не могу. Знаешь, это неотвратимо.
— А как же я? Что будет со мной?
— Я тебя понимаю, детка.
Он употреблял это слово вместо «милая», когда ему казалось, что я капризничаю.
— Просто сейчас мне ничего не хочется.
— Даже меня?
Месье рассмеялся, и в его голосе прозвучали те растроганные интонации, так хорошо знакомые мне.
— Как только я тебя вижу, сразу хочу заняться с тобой любовью. Кстати, фотографии твоей попы чуть не свели меня с ума.
Я улыбаюсь: вот до чего дошла. Как последняя потаскуха, попыталась зацепить его снимками в нижнем белье и без него, и даже мои ягодицы выглядят отвратительно грустными, — но Месье увидел только мою розовую кожу, и я улыбаюсь.
— Ты хочешь, чтобы мы прекратили встречаться?
— Я такого никогда не говорил.
— И что же мы тогда будем делать?
— Не знаю.
— А что ты вообще знаешь?
Идущая впереди парочка оборачивается, услышав мое хныканье. Я чувствую себя такой одинокой, поэтому и говорю слишком громко, не замечая, что всего в нескольких метрах от меня, за домом, образующим угол и служащим мне укрытием, возле своей машины меня ждет Андреа. Он машет рукой, чтобы сообщить о своем присутствии, и на какую-то долю секунды у меня перехватывает дыхание, словно кто-то душит меня: кажется, на этот раз он все понял.
— Ты же не один в этих отношениях. Меня это тоже касается. Если ты больше не хочешь видеться, я предпочитаю знать об этом, чем жить как наркоманка в ожидании очередной дозы, — говорю я, понизив голос.
Я медленно иду к Андреа, не в силах даже подумать: мне нужно закончить разговор. Я пребываю в таком нервном напряжении, что продолжаю говорить, даже сев рядом с ним в крошечный салон его пятисотого «Фиата». Я надеюсь, он не услышит бархатного и ласкающего голоса Месье.
— Не очень-то это любезно так говорить. Что ты наркоманка.
— Не очень любезно для кого?
— Для меня. Ты же знаешь, мне сейчас нелегко живется.
(А мне, по-твоему, легко? Чувствовать себя устрицей, постоянно открытой в ожидании твоих сообщений и звонков и ловящей их на лету? Быть похожей на течную кошку, которая выгибается возле стены твоего дома, отчаянно мяукая, невольно привлекая своей влажной щелкой всех самцов в округе. И что я могу сделать в своей болезненной одержимости тобой? Думаешь, легко мне отдаваться другим ради того, чтобы просто убить время, умирая от желания расцарапать им лицо? Думаешь, мне нравится заставлять себя не вспоминать о тебе целыми днями в смехотворной надежде, что мое молчание победит твое? Это никогда не срабатывало.
Вот как я растворилась в твоей тени: я набираю в Google твое имя и, проведя два часа за чтением информации, которую знаю наизусть, на несколько секунд прихожу в себя: «Какого черта я этим занимаюсь?». В последнее время я только ем и сплю и не делаю ничего, чем могла бы гордиться, ничего, не имеющего отношения к тебе. А сейчас мой друг везет меня в ресторан, где мы проведем вечер, который я без колебаний поменяла бы на пять лишних минут разговора с тобой, слушая, как ты даешь мне обещания пьяницы. Мне двадцать лет, у моих ног может оказаться весь мир, но это невозможно, потому что я сама у твоих ног. И кому из нас легче живется? Богатому хирургу, окруженному любящей семьей и восхищенными друзьями, или мне?)
— Поверь, мне тоже нелегко.
— Я знаю, детка. Но почему ты чувствуешь себя наркоманкой?
— Ты прекрасно понимаешь почему. Просто хочешь услышать это из моих уст.
Андреа спокойно смотрит на меня, терпеливо ожидая, пока его подружка закончит разговор. Эта безмятежность в его красивых темных глазах убивает меня и одновременно раздражает.
— Тебе-то как раз легче. У тебя и волки сыты, и овцы целы.
— Нет, это тебе легче. Сколько, по-твоему, мужчин отдали бы все, чтобы оказаться на моем месте?
— Мне плевать на других.
— Ты ничем не связана, ты свободна. А я должен продолжать жить, словно ничего не было.
Месье, насколько я помню, всегда недооценивал реакционную способность такого молодого сердца, как мое.
— Ты прекрасно понимаешь, что это не так. Что мне очень трудно это дается. Ты прекрасно понимаешь, какая я. Не зная, что происходит, могу я тебе чем-то помочь или нет, я схожу с ума.
— Ты не можешь мне помочь. Дело только во мне, само пройдет.
— Значит, ты не забыл обо мне?
— Я не забыл о тебе, — улыбается Месье.