Читать интересную книгу «…и компания» - Жан-Ришар Блок

Домой Жозеф вернулся в состоянии такого восторга, который уже нельзя было скрыть от посторонних глаз, даже от глаз его родных.

Куда серьезнее было то, что в субботу вечером он снова появился в Планти, стараясь убедить себя, что ему необходимо подготовить хозяина дома к некоторым странностям семейства Зимлеров. Но господин Лепленье ничуть не удивился его приходу; старик вообще считал вполне естественным, что людям приятно его посещать, и целый вечер зевал гостю прямо в лицо. В конце концов он должен был признать, что молодой Зимлер иногда порет несусветную чушь.

Понятно, что Жозеф появился в Планти на следующее утро и сидел пышный, как пион, и важный, как индюк, наперекор морозу, от которого трескались губы и застывала улыбка Лоры.

Сара не могла забыть кое-каких слов Жозефа. Она поклялась себе понаблюдать людей, которые так привлекали ее сына. Инстинктивное недоверие еще усилило тусклую сдержанность Гермины. Ни Ипполита, ни Миртиля не удалось уговорить присоединиться к дамам. Котенок казался им слишком недостойным предлогом для визита. Гийом согласился пойти, потому что пошел бы в любое место — он радовался воскресному отдыху, прогулке и заранее соглашался веселиться или скучать, в зависимости от обстоятельств. Выйдя за пределы фабрики, он снова становился перед лицом жизни робким и покорным школьником. А Лора, любопытство которой было до крайности возбуждено рассказами брата и упорством дяди Жоза, тайно готовилась вместе с другими дамами Зимлер к предстоящей стычке.

Ведомая сияющим от счастья лоцманом, эскадра Зимлеров, хотя и лишенная двух флагманских кораблей, с величайшей осмотрительностью и высокомерием вошла в неприятельские воды, замаскировав батареи, но зарядив пушки.

Не будет преувеличением сказать, что неприятельская гавань пышно разукрасилась в их честь флагами. Господин Лепленье предвкушал этот визит уже давно. А от зоркого глаза Элен не ускользнуло, что между Жозефом и его семьей имеется какая-то загадочная, непонятная для нее связь, основанная не на добром согласии, не на взаимоуважении, а составляющая как бы самую суть их существования.

Устоять перед мадемуазель Лепленье было невозможно. Она почему-то решила, что Зимлеры тоже не устоят. Но не слишком ли положилась она на свои силы? И если она потеряла чувство меры, то не потому ли, что чересчур заботилась об успехе? Бесспорно одно — Элен не учла, с какого рода женщинами ей предстояло иметь дело.

Поцеловав Лору, она тут же почувствовала, что нарушила какой-то неведомый ей закон. И это неведомое с каждой минутой сгущалось вокруг нее. Элен смеялась, но смеялась одна. Она говорила и видела, что ее не понимают. Она удвоила любезность, но ее очарование, способное растопить все льды Гренландии, разбивалось о глыбу враждебности.

Потеряв под ногами почву, она почувствовала страх, а страх усилил в ней самые благородные, но и самые опасные побуждения.

«Когда люди упорствуют, я беру их измором», — шутила она иногда. Говорилось это не из хвастовства. Просто Элен знала, что ее порывистая и жизнерадостная натура могла все обратить себе на пользу, даже смущение.

«Из чего сделаны эти женщины?» — с тревогой думала Элен. Она чувствовала себя как гимнаст на чересчур пружинящем трамплине, и всякий раз, не соразмерив расстояния, прыгала дальше цели.

Только много позже Элен поняла то, о чем должна была бы догадаться еще тогда. Она родилась в стране, где войны, революции и империи вычеркнули из жизни три миллиона самых молодых и самых здоровых мужчин, где одни только хилые в течение двадцати лет вступали в брак и производили на свет детей. Женщины скоро поняли всю силу своего превосходства над немощными супругами; с помощью священников они забрали в руки воспитание детей и на целое столетие стали негласными правительницами семьи, делового мира Франции, французского общества. Все это Элен знала. Она знала также, что, по утверждению лучших статистиков, Франции суждено до конца XIX века быть страной, управляемой женщинами. Она видела призраки этого повсюду и ежедневно.

Но она не знала того, что во Франции существует небольшая горстка людей, к числу которых принадлежали и Зимлеры, отличающаяся воздержанием, упорством, изворотливостью и первобытной силой, — там мужские резервы были почти нетронуты, и мужчина с древних времен подчинил себе женщину, издавна отведя ей роль наседки и прислужницы.

Элен подошла к Саре, Гермине и Лоре как союзница и как равная. А перед ней были обитательницы гинекея, только что вырвавшиеся на свободу и пугливо жмурившиеся от дневного света. Обняв Лору слишком свободным движением, она преступила законы клана, посягнула на замкнутость семейной ячейки. Смело рассуждая о всевозможных предметах, она вооружила против себя целых десять веков невежества и предрассудков.

Женщина, подобная представительницам семейства Зимлеров, душой и телом принадлежит только своему мужу, отцу, брату или сыну. Все, что выходит за пределы узкого круга семьи или хозяйства, она встречает как нечто чуждое, как угрозу. Отныне Элен стала этой угрозой из угроз, живым воплощением всех ловушек, которые испокон веков подстерегали безрассудных мужчин в этом необъятном мире.

Что могли значить для таких женщин слова предлагаемого Элен союза: «Будем друзьями и сделаем его счастливым»? Счастливым не делают. Счастье механически существует там, где женщины клана служат мужчине и покоряются ему, и было бы ересью предполагать, что оно может существовать где-нибудь вне решеток этой клетки.

Элен сдавала позицию за позицией, а гости видели кругом только ухищрения сатаны и ловушки Запада. К вечеру Элен была разбита наголову и поняла, что катастрофа неизбежна.

Во время визита радость Жозефа не омрачалась ничем. Но это-то и привело Элен в ужас. Она поняла теперь, в чем крепость и нерасторжимость его связи с семьей. Ежеминутно натыкаясь на тупую самозащиту клана, она вспомнила свое первое впечатление: муравей.

«Он, кажется, торопится уйти, чтобы поскорее узнать мнение матери», — решила она.

Элен прекрасно знала, каково будет это мнение. Она заставляла себя не думать о той минуте, когда Жозеф отдаст себя на волю семьи и ее суждений.

Теперь с минуты на минуту ей становилось все яснее существование второго фактора, о котором она, к своему великому удивлению, доныне не подозревала: какое бы подчиненное место ни отводилось этим женщинам, в их полное и непреложное ведение отходила власть в особой, женской сфере, куда поглощенные делами мужчины не смели сунуть носа. По неписаному распределению ролей женщинам предоставлялась полная свобода окончательного приговора и суждений обо всем, — только, конечно, не в области дел. Женщины наблюдали и выносили приговор. Мужчина, куда бы ни вели его тайные склонности, ждал их слова и подчинялся ему. И если вдуматься, того требовала забота о сохранении единства семьи. Мужчине — полная свобода действий на военной тропе, женщине — яростная защита семейного очага и право судить о другой женщине.

«Он не сомневается, что я им понравилась, но он не сомневается также и в том, что никогда не женится на не понравившейся им женщине», — решила она, видя, как Жозеф бережно продел свою руку под локоть матери и ведет ее по заснеженной аллее. Гермина подозвала детей. Гийом подошел к жене и совершенно таким же движением, как Жозеф, взял ее под руку.

В тот же вечер Сара добилась согласия Жозефа посетить Штернов в следующую пятницу, она сообщила ему, что хочет дать срочный заказ в «Бон марше» и попросить Минну проследить за его выполнением. Составление этого заказа потребовало нескольких часов и нескольких страниц еврейского текста.

В четверг Жозеф отправился в Планти. Впервые в жизни Элен ужаснуло ее полное одиночество. Шел снег. Даже Илэр не ходил в город.

«Вандевр может погибнуть, а я ничего, ничего не узнаю», — думала Элен с какой-то леденящей душу растерянностью. Ее отец сидел у камина и перечитывал письма своих арендаторов. — «И если я погибну здесь, этого тоже никто не заметит».

Она прождала весь понедельник, вторник и среду, не смея ждать и не смея надеяться. И когда заскрипел подмерзший снежок под шагами Жозефа, она нагнулась над вязаньем и вся ушла в счет петель.

Жозеф сообщил, что он ужасно поглощен делами. С огромным трудом ему удалось выбраться из дома. Он был такой же, как всегда. Радость встречи, после того как Элен уже твердо уверилась, что он не придет, не могла побороть горечи четырехдневного ожидания. Она боялась увидеть его холодным или смущенным, но то, что он ничуть не изменился за эти дни, показалось ей еще более грозным предзнаменованием.

Действительно, Жозеф не мог противостоять искушению прийти, но он был начеку, Между ним и матерью не было еще сказано ни слова, иначе он совсем бы не пришел или пришел с полной ответственностью за свой поступок. Но почва была заминирована, и враг готовился к атаке. Жозеф не мог себе представить, что лишится той радости, которую он каждый раз испытывал в Планти. Еще немного, и эта радость привела бы его к определенному решению. Однако это немногое испарилось, рассеялось с того самого воскресенья, — достаточно оказалось холодного молчания матери.