– Наушники – «С», – отрапортовала Веда, складывая изученные предметы в другой конец стола. – И подкова тоже. Твой ошейник…
– Это браслет!
– Хорошо, пусть будет браслет. Но это прописное «Е».
Клумси повертел свой амулет, подергав за торчащий конец.
– Пожалуй, – согласился он. – Тогда гармошка с этими дурацкими хвостами – это «Н». А эта затычка для ушей…
Он сложил вместе половинки гарнитуры.
– То ли «Гэ», то ли «Эр», – сказал он.
– «Р», – произнес я одним звуком. – Не забудь скобу, которая за ухо цепляется. Бумажный листок Лины. Посмотрите, как странно он свернут.
– Похож на «П»!
– Он разворачивается надвое. Это «Н».
– А, точно.
– Остается вампирский протез. – Веда потянула за концы моста. – Почему у него каркас такой странный? В таких штуках простые стержни используются.
– Очевидно, вампиру проще носить именно эту, – ответил я. – В любом случае это буква «Е».
– Так-так. – Клумси в азарте потер ладони. – Что у нас выходит? Десять символов.
Взяв мелкий камень, он нацарапал на столе:
ССЕЕННХАРО
– Теперь, очевидно, из этого надо составить слова, – вымолвила Веда. – Рено, хор…
– Сено не сахр! – сказал Клумси с радостью. – Хотя нет, буквы не хватает. Но в принципе утверждение верно…
– Херес на сон, – предложила Веда. – Смысл есть, только вряд ли я угадала.
– Хренасе нос… – проговорил оборотень и зарделся. – А что, вполне послание, если оно было для нашего Инквизитора. Или, если местами поменять, получится «нахер»… Он, простите мой френч.
Ответ на загадку сразу всплыл в моей голове, и я облегченно выдохнул.
– Да нет, все правильно, – сказал я, выстраивая амулеты в линию. – Только ты забыл пробел. Вот что получается.
Клумси и Веда рассмотрели получившиеся буквы и в один голос сказали:
– НА ХЕРСОНЕС!
– На Херсонес, – подтвердил я. – Сколько там бензина в мотоцикле?
– А что там, в Херсонесе? – спросил Клумси, складывая амулеты в портфель.
– Полагаю, второе место Силы, – предположил я. – Больше нет вариантов.
– Ну, Надюш, спасибо. – Клумси захлопнул портфель. – Только вот почему нельзя было просто написать как есть?
– А ты не путай Абсолютную волшебницу с всесильными колдунами, которых в природе не существует. Надежда может быть сколь угодно Великой, но даже она не сможет обмануть Инквизицию напрямую. Ее остановит простой знак «карающего огня», который сработает, к примеру, при попытке связаться с нами извне. И не факт, что его наложат именно на нее. Могут на мать, на Гесера, на любого близкого ей человека…
– Да понял я, понял, – застенчиво улыбнулся оборотень. – Нам остались косвенные подсказки.
– И они нам очень помогли, заметь.
– Хорошо. Тогда я вам портфель оставлю, а сам в кота – и поскачу в Сумраке. Так быстрее.
Веда села на мотоцикл, снова надела куртку и шлем.
– Не делай ничего без нас, – предупредила она. – Дождись, пока мы прибудем.
Клумси кивнул, перекинулся в кота и растворился в Сумраке.
Сложив наушники, Веда вернула их в сумку на багажнике.
– Закрепи портфель сзади, – сказала она с азартом. – И садись.
– Уверена? А я не свалюсь?
– Будешь держать меня за талию. Не чужие ведь люди.
Глянув на меня, она улыбнулась. Через шлем я видел лишь ее глаза, но и этого мне хватило, чтобы понять, что никакие места Силы мне не нужны для счастья – вот он, источник моей энергии, в обтягивающем мотоциклетном обвесе…
– Одно мы не учли, – крикнул я, стараясь перекричать мотор «ямахи». – Твой амулет – один из двух, которые еще не были использованы!
– И что с того?!
– То, что тебе предстоит еще какой-то важный шаг! Сегодня кому-то пригодится защита от магии в Сумраке. И я не имею понятия, как это может быть.
– А гармошку ты берешь?
– Да. Что-то мне подсказывает, что фон Шелленбергу нужно отдать его амулет.
Веда не ответила, лишь задвинула забрало шлема и поддала газу. Я попытался, насколько мог, укрыться за ее плечом. «Ямаха» набирала скорость, врываясь в город, на который надвигались сумерки.
Глава 8
Херсонес Таврический. Древний город позабытого народа, жившего здесь в эпоху, когда не были изобретены даже карты, на которых можно было бы разметить его рамки. Ныне – национальный памятник, хранящий замшелые руины. Одно из немногих мест на полуострове, где полностью оправдан платный вход. По мне, здесь не помешали бы еще дресс-код, фейс-контроль и парочка металлоискателей.
Сейчас площадь перед входом пустовала. Не было ни единой машины, ни одного туриста, никаких прохожих. Даже будка у шлагбаума пустовала. Людей не просто согнали – кто-то вывел лишних свидетелей тихо, спокойно, не торопясь, побудил добровольно и без суеты покинуть территорию. Получив подтверждение данного Надей курса, я не ощутил ни капли триумфа. Весь день меня обходили минимум на шаг. Быть может, под вечер мне удастся хоть немного вырваться вперед.
Похоже, что фон Шелленберг уже не считал нужным производить как можно больше разрушений, чтобы самому же успокаивать народ. Теперь он был сам по себе и действовал так, как и положено Высшему Темному, – деликатно.
Приближаясь к въезду, Веда сбавила обороты двигателя, последнюю сотню метров преодолев накатом. Я тут же соскочил с мотоцикла, чувствуя Силу кончиками пальцев. Источник сумеречной энергии находился совсем рядом, где-то впереди, за холодным металлом заграждения.
– Смотри, – сказала Веда, снимая шлем и вешая его на руль. – Он здесь.
Площадь все же не была полностью пуста. В ее центре, заслоняя собой въезд, стояла темная «БМВ» с открытым верхом. В салоне никого не было.
Веда слезла с мотоцикла, медленно подошла ко мне.
– Что-то тут не так, – сказала она. – Где наш кот?
Я положил руку ей на талию. Маленькая волшебница немного съежилась и прижалась ко мне. Так почти не было страшно – ни мне, ни ей.
– На первый слой, – сказал я. – Вместе.
В лучах заходящего солнца мы отбрасывали общую тень – вытянутую, узкую, нелепую. Так мог бы выглядеть гибрид Изначальных Сил в нашем мире.
Сумрак волновался. Ветра били в лицо со всех сторон сразу, решетки ограды теперь не заканчивались в паре метров над землей, а уходили далеко ввысь, теряясь в фиолетовых небесах, в центре которых виднелся огромный шар, по которому то и дело проблескивали молнии.
Кабриолет фон Шелленберга столь же спокойно стоял на месте, но теперь от него исходила призрачная угроза. Вероника сидела на капоте, освобожденная от веревок, обрывки которых свисали на колеса. Ее белые одеяния развевались на ветру, прическа испускала обрывавшиеся и столь же быстро вырастающие пряди, которые то и дело растворялись в пространстве. Девушка-призрак нас не замечала – она играла с орущим котом, подвешенным в воздухе. Клумси вращался по всем направлениям, поддерживаемый гулявшими по неизвестным направлениям вихрями.
– Отпусти его! – крикнула Веда, выстреливая Прессом в автомобиль. Он не сдвинулся с места, но Вероника немного качнулась, в траектории вихрей наметилось небольшое окно. Тут же ввинтившись в него, кот высвободился и с негодующим воплем понесся к нам.
Взвившись, но не отрываясь от автомобиля, Вероника обратила к нам свой взор и испустила крик, от которого ветра едва не сбили нас с ног. Веда села на колено, коснулась земли, заметно напряглась. Лак на ее ногтях слегка засветился – Ведающая черпала Силу с древних земель, набирала мощь, готовилась к атаке.
– Нет! – вскричал я, становясь между Ведой и призраком. – Не надо! Есть другой выход!
– Другого выхода нет, – сообщила Вероника. – Я не пропущу вас.
– Но ты можешь уйти. Эти веревки… он отвязал тебя. Избавил от привязки к машине.
Ветра немного стихли. Продолжая сидеть на капоте, Вероника посмотрела на «БМВ» с нежностью.
– Мне нельзя уходить, – сказала она. – Сумрак заберет меня.
– Сумрак уже давно забрал тебя. – Я протянул к ней раскрытую ладонь. – Ты давно умерла.
– Врешь!
Ослепительный свет со стороны «БМВ» пронзил меня, едва не опрокинув. Фары инквизиторской машины в Сумраке светили так, словно стремились развеять его вплоть до нижних слоев. Клумси покатился клубком, цепляясь когтями за гравий. Веда выставила Щит, но под лампами «БМВ» он сам начал светиться, как раскаленное стекло, и волшебница его поспешно убрала, лишь отвернувшись от источника света. Никогда не видел, чтобы Щит Мага плавился.
– Я знаю, кто ты. – Каждый шаг давался мне через болезненное усилие. – Ты та, от кого фон Шелленберг не ожидал предательства.
– Я не предавала его!
– Он считал по-другому. – Я уже начинал задыхаться.
– Он никогда не любил меня!