Это он, а не кто иной, как канонарх или регент, заранее предложил и расписал последовательность всех предстоящих действий. И потому он намеренно не допустил в свой рассказ об обретении мощей ни себя, ни брата. Они, как и все остальные, безымянные, только исполняли. Воля же была не их, но самого Климента, благоволившего состояться этому прославлению.
Уже после кончины Константина «Сказание об обретении…» стало, благодаря переводу, сделанному Мефодием, распространяться в славянской среде. К счастью, оно дошло и до нас в нескольких древнерусских рукописях и в этом своём почти первородном облике помогает перенестись в сокровенную и таинственную атмосферу предпоследней январской ночи 861 года.
Городскую пристань покидали с пением, обращенным к самому святому, прося его, чтобы не погнушался ими, не возвратил назад посрамлёнными и безутешными:
Не отврати нас посрамлены, Клименте,верою припадающих к твоему гробу…
Кажется, не одни люди, но и стихии неба и земли, возбуждённые необычностью происходящего, бодрствуют и напрягают все свои силы. Когда почти вслепую вошли в бухту «блаженного отока», мрак рассеялся, «…и се внезапу, помощию святаго Климента, разидошася облаци, просвещена же бысть луна, просвещен же аер, и вкруг ея бысть светло сияние».
С новой радостной силой возобновилось пение. Ступили на каменистый берег. В лунном сиянии отчётливо обозначился полузатопленный островок. По нему уже ходили во множестве люди, кто посуху, кто по колено в воде. На ощупь проверяли камни, выискивая те, что со следами облицовки. Оттуда изредка кто-то сообщал: разбирают завалы… ищут склеп, вход в него…
Но также внезапно луна пропала, «облаци же беша густи, нападающе от южныя страны отока…». Такая привычная для самого неуютного времени года перемена к очередному ненастью. Местным ли жителям не знать этих небесных лихорадок? Но теперь и в самой малой из перемен подозревалось недоброе знамение. Как же легко душу, настроившуюся на радость, довести до трепета и слёз! Как быстро в неуютной этой каменной пустыне теряется надежда и человек впадает в искушение!
В ночи вдруг опять всё переиначилось. «Облачная густыня, на северьскую страну зашедше, ясно небо и прозрачно яви за темноешь…» И звёзды высыпали, обильные, пронзительные, сладко жалящие: бодритесь! А на земле, перекликаясь с их полыханием, трещат факелы, свечи греют озябшие ладони. Пение то еле теплится, то пребывает в звонкости, перебарывая усталость слишком долгого ожидания.
«В печали же нам сущем, зане мног час преиде и ничтоже явися».
Напрягается всё естество стоящих на суше. А что говорить о тех, кто внизу, посреди камней, в воде, в беспрерывном поиске?..
Не отврати же нас посрамлены, Клименте!.. Явись нам, утешь напоследок.
Уже и утренняя звезда проступила на севере, когда кто-то от острова хриплым воплем завопил:
— Радуйтеся, отцы и братья!.. О Господи!..
Все, кто на берегу и кто в воде, замерли, будто не веря своему слуху. А он снова провопил:
— Отцы и братья, радуйтесь!.. Явился…
«Радуйтеся, се бо блаженная глава якоже солнце светло из глубины ада возсия нам!»
И потом, как только вынесли на сушу ковчег с мощами, все прихлынули, чтобы лобызать эти бисерообразно светящиеся главу, руки, бёдра — чистые и твёрдые, не поддавшиеся тлению святыни.
«Славословие же Божие непрестанно бысть всю нощь до подобного часа бескверныя жертвы и приношения Христа Бога нашего».
Архиепископ Георгий после отслуженной здесь же литургии сам на своей главе понёс ковчег с мощами на корабль. Когда залив остался за спиной и вышли в море, на расстояние десяти стадий от острова увидели, что весь город высыпал на берег и движется им встречно во главе со стратигом Никифором. Но пока высадились здесь и вместе дошли до городских стен, уже и вечер подступил, так что ход длился при огнях, под непрерывное пение посвященных Клименту стихир. На ночь ковчег оставили в подгородной церкви Святого Созонта. Утром шествие возобновилось, обтекло все городские церкви и напоследок замерло у распахнутых врат кафедральной базилики. Как верного своего брата и сподвижника во Христе приняли Климента первоверховные апостолы Пётр и Павел…
Похоже, рассказ об обретении мощей записан был Философом стремительно, в один присест, сразу же после события. Всё пережитое в последние недели, дни и ночи, с той самой поры, когда братья вдруг услышали про островок в отдалённом заливе, затем взятые им на себя чрезвычайные заботы, поиск книжных подспорий, поездки на место предполагаемого розыска, писание в самый сжатый срок стихов для песнопений в честь святомученика, наконец, только что пережитое сильнейшее волнение необыкновенной, поистине чудной ночи, с её мраком, холодом, резкими сменами ветров, каким-то ликующим сиянием светил, чередованием в душе каждого из них неуверенности и надежды, смятения и радостной оторопи, и торжествующий вопль, хриплый, как голос самого раннего петуха, «О Господи!.. Отцы, братья!..» — всё-всё это настолько переполняло его, что невыносимо было и дальше удерживать в себе…
Пройдёт немногим более ста лет. Из кафедрального собора Херсона-Корсуня отбудет на Русь, в Киев, часть мощей святого Климента. Отбудет как самая первая святыня для только что народившейся Русской церкви. Этими мощами укрепятся алтарь и главный престол Десятинной церкви, самой тогда большой и «украсно украшенной» в городе и в целой державе князя Владимира. По высшей справедливости особое почитание памяти Климента на Руси утвердится одновременно с почитанием двух братьев родом из Солуни.
…Беспокойные валы морские, бугрящиеся под берегом. На самой его кромке замерли в напряжённом ожидании люди. Чуть впереди всех — двое. Крепкие, не старые видом мужи. Но оба уже с сильной проседью в густых кудрях и бородах. Это они — Мефодий и Константин-Кирилл. Самое раннее из их сохранившихся изображений. Древний миниатюрист-книжник решительно сблизил пространства, поместив за спинами собравшихся город с крепостными башнями и стенами. И крышу базилики, в которую отсюда отнесут ковчег с мощами. Но это ещё будет. А сейчас — великое напряжённое чаяние, горящие свечи, накренённые на ветру огни факелов. И посреди крутобоких волн — скалоподобный камень-ковчег, явленный из пучины на великую радость тем, кто не ослаб в вере.
ХАЗАРСКАЯ МИССИЯ
Шёлковый путь
Пока в гостеприимном Херсоне братья дожидались первых тёплых дней весны, чтобы продолжить, наконец, путь к цели своего назначения, Хазария сама вдруг напомнила им о себе. Напомнила без лишних слов, но очень уж красноречиво.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});