– Верно. Могла ли она быть столь ужасна, какой её описывали донесения эмиссаров?
И это чувствовалось в отношении Тисона к Асфоделии. Он не видел в ней ни нечестивую презренную островитянку, ни чудовище, ни шпиона под прикрытием, но всего-навсего нуждающуюся в защите, помощи и заботе девушку. Хорошо быть сильной, независимой и вообще крутой супергероиней романа там, где ты можешь себе позволить этакую роскошь, где добрый автор снабдит всеми причитающимися плюшками и вовремя добавит плюс сто к броне. Однако что делать в мире, где с тобой, растерянной, неопытной, мало что понимающей, расправятся в два счёта, едва сочтут тебя опасным элементом? А я всегда старалась трезво оценивать свои силы и возможности и понимать, какие препятствия я могу преодолеть, а какие баррикады разве погребут меня под собой.
– Когда я увидел тебя впервые в замке фрайна Делени, то понял, что нет в тебе того, о чём говорилось в донесениях.
– Конечно, я даже с кровати вставала с трудом, а братец твой требовал лететь в столицу вот прямо сейчас, – проворчала я.
– Ты другая, – произнёс вдруг Тисон задумчиво. – Мне трудно объяснить это, но… ты смотрела иначе, чем любая фрайнэ на твоём месте, иначе говорила, иначе двигалась, иначе делала всё. Согласилась на простую еду и поделилась ею со служанкой.
Когда такое было?
А-а, вспомнила, на барке по пути в столицу.
Так рыцарь видел, как я отдала часть бутерброда Кили? Ой.
– Обращала внимание на мелочи, не замеченные никем, и безыскусно радовалась им…
– Э-э… чему я, прости, радовалась?
– Солнечным зайчикам на первом твоём утреннем благодарении в храме столичной резиденции. Виду с императорской барки.
Вот так и узнаёшь о себе много нового и интригующего. Удивительно, что куча вышеупомянутых мелочей произвела на Тисона такое неизгладимое впечатление. В моём-то мире мужики на подобные несерьёзные вещи внимания не обращают, здесь, как я заметила, и подавно. От добродетельной юной фрайнэ требуется иное.
Воспитание, положение семьи, приданое. А, и плодовитость ещё, куда без способности к регулярному деторождению?
– Порой ты сама казалась лучиком солнечного света…
– Надеюсь, лучиком света не в прямом смысле, – не удержалась я.
А то один тут уже рассуждал о моём предположительно метафорическом свете, который оказался вполне себе натуральным, без сравнений и аллегорий.
– Но непозволительно рыцарю Рассвета забывать об обетах Четырём и ордену, – и тон сразу переменился, стал сухим, царапающим множеством колючих песчинок.
– Поэтому после первого поцелуя ты накатал прошение о замене? – спросила я в лоб.
– Да.
Даже не знаю, радоваться, что не спорит с очевидным, или печалиться, что не пытается приукрасить суровую действительность? Ответил бы уклончиво или вовсе лапши навешал, чтоб поприятнее для женского слуха было.
– Тем же утром брат сообщил о произошедшем на лестнице случае.
– Ты передумал?
– Как было возможно оставить тебя одну, без защиты? Вероятно, первое происшествие и впрямь было – могло быть – несчастным случаем, но второе, со следами вторичного эха?
– И что было бы, не будь оного происшествия? – собственный голос прозвучал тихо, безрадостно.
Внезапно Тисон ускорил шаг, обогнал и остановился передо мной, загораживая путь. Я замерла, глянула выжидающе.
– В то мгновение решение казалось правильным, да и как могло быть иначе? Ты всё время рядом, на расстоянии вытянутой руки, близкая и недосягаемая, такая открытая, настоящая… и безмерно далёкая. К тебе можно прикоснуться, однако каждое это прикосновение лишено обычного почтения, невинного смысла. Мне следует быть подле тебя, защищать и беречь от невзгод, но помнить о границах, обетах, чистоте помыслов… о долге, что перестал быть просто долгом.
На мой вкус современной девушки, ничего предосудительного в его прикосновениях не было – источники не в счёт, – всё вполне себе прилично. Впрочем, представления о приличиях у нас несколько разнились.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– Коли так, то лучше было сразу отойти, поступить как должно, нежели продлевать муки и грезить о несбыточном, – Тисон покачал головой. – Я не могу ответить, как бы всё сложилось при других обстоятельствах. Нам, людям, хочется думать, что мы всегда поступаем и будем поступать верным образом, так, как надо, но на самом деле лишь Четырём ведомо, куда приведут нас те или иные решения и были ли они правильными. Послание ушло, перехватить, остановить и вернуть его мало кто смог бы.
Какая интересная у них тут почта!
– Ответ пришёл незамедлительно, я должен был отправиться в ближайший рассветный храм для обсуждения с его магистром причин моего решения, утверждения и выбора дальнейших действий.
– И ты поехал исповедоваться… тьфу, то есть обсуждать наши с тобой… твои… твоё решение? – опешила я.
– Я понял, что не могу тебя оставить, – возразил Тисон. – Не сейчас и не при таких обстоятельствах.
– А потом?
– Кто, кроме богов, знает, что будет потом?
Резонно. Может, вернётся двор в столицу и на меня снова куски потолка падать начнут? Или Стефанио наконец суженую выберет? Или…
Куча «если бы» и «кабы», пусть и без огорода во рту. Я сама не уверена в завтрашнем дне, боюсь предполагать, что будет через неделю, не знаю, где проснусь следующим утром – в кровати, в которую легла накануне, или очнусь на полу своей квартиры, а пуще того, в больнице, где пойму, что всё увиденное и пережитое было лишь галлюцинациями. Поэтому стоило ли упрекать Тисона в желании жить сегодняшним днём и не строить планов на будущее?
– Но всё равно поехал, – напомнила я упрямо.
– Нельзя без причины отказываться, когда призывают в рассветный храм. Тем более я сам отправил послание.
– И как, покаялся?
– У нас с братом возникли некоторые разногласия, породившие сомнения в том, что мы сможем и дальше… быть друг при друге столько времени, – выдал Тисон спокойно, невозмутимо, словно так и было на самом деле.
– Прокатило? Они… то есть магистр поверил?
– У него не было причин сомневаться в чистоте моих слов.
– Что дальше?
– Ничего. Мы с магистром всё обсудили, я принёс извинения, что потревожил покой его и совета из-за такого пустяка, как несущественный спор с родным братом, и поспешил назад в Эй-Форийю.
– Надо полагать, конфликт на этом исчерпан? – уточнила я настороженно.
Подобно неизвестному магистру, в правдивости Тисона я не сомневалась, но и Морелла сбрасывать со счетов не хотелось.
– Да.
– А Элиас?
– Он говорил с тобой? – нахмурился Тисон.
– Нет. Слова ещё не сказал. Просто иногда он так смотрит… Он же знает, верно?
– Не знает.
– Неужели?
– Он может догадываться, предполагать, – поправил мужчина. Взял меня за руку, сжал несильно мои пальцы в своей тёплой ладони. Привлёк к себе, хотя и не вплотную, посмотрел пристально, убеждённо в глаза. – Но у него нет повода для отправки послания в рассветный храм. И не будет.
– Вот как? – не получалось у меня успокоиться, расслабиться и вообразить, будто все проблемы позади.
– Асфоделия, я останусь с тобой столько, сколько смогу, сколько будет дано Благодатными, с этого момента и до конца, – голос Тисона звучал негромко, уверенно. – Отдам за тебя жизнь, если потребуется…
– А может, не надо так радикально? Живым ты мне больше нравишься.
– Главное, чтобы ты была жива, в добром здравии и счастлива, – Тисон второй рукой коснулся моего, провёл пальцами по щеке.
– А если…
Кто-то узнает и всё будет, как в той жутковатой истории?
Закончить мысль я не успела. Тисон напрягся ощутимо, вскинул голову и резко обернулся. Рука его скользнула по куртке – в императорских резиденциях, в присутствии императора вооружёнными были только стражи, даже рыцари ходили без мечей, да и Тисона с ним я видела лишь на барке во время полёта в столицу. Но нюанс сей вовсе не означал, что те же рыцари не носили оружия менее приметного, нежели крупногабаритная железяка на поясе.