Ещё б, Алёнка, мужика тебе нормального, говаривала Света.
И замуж, пока не слишком поздно.
И детей, пока родить можешь.
И вот тогда я и сама обязательно стану нормальной, полноценной женщиной, а не впавшей в детство дурой, на мужиков забившей и посвящавшей свободное время каким-то идиотским увлечениям.
– Пыталась научиться рисовать, – призналась я после некоторого размышления. Вроде вполне приличное хобби для леди. – Правда, начала только недавно и особого успеха не добилась…
– Прекрасно! – невесть чему обрадовался Эветьен и снова взял меня за руку. – Закройте глаза.
– Что, будем визуализировать, как я рисую? – уточнила я иронично.
– Закройте глаза, Асфоделия, – твёрже повторил Эветьен.
Ладно, чёрт с тобой.
– Представьте, что перед вами чистый холст, а ваша рука – это кисть…
– Серьёзно? – я открыла глаза и посмотрела на мужчину со всем доступным скепсисом.
– А как иначе, по-вашему, учат азам на первой стадии? – в ответном взгляде отразился не меньший скепсис. – Хорошо, если ученик знаком с основами и ему не надо объяснять элементарные вещи, но ведь так бывает далеко не всегда.
– Но визуализация… то есть воображать холст или что-то там ещё… это же… ну, не знаю… банально.
– Энергия фактически незрима, рассеянна и зачастую неощутима в должной мере, поэтому на первых порах лучше представлять её в виде знакомых физических предметов, которыми ученик часто пользуется. Чтобы воздействовать силой на материальный объект, прежде следует её собрать и сконцентрировать в количестве достаточном для собственно воздействия в зависимости от степени его сложности. Вы не сможете сорвать цветок, если не возьметесь за него и не потяните, либо не попробуете надломить стебель. Вам потребуется приложить определённое усилие и совершить определённые действия и больше действий увеличивает и количество усилий. Это непреложный закон и распространяется он не только на жизнь обычных, неодарённых людей.
– А нельзя просто пальцами щёлкнуть? – приуныла я от будущих перспектив. – Или палочкой волшебной махнуть и заклинание произнести?
– Нельзя, – отрезал Эветьен. – Где только вы набрались подобных престранных идей? Закройте глаза и представьте, что…
– Можно хотя бы не холст и кисть, а бумагу и карандаши?
– Что такое каран… да-ши?
– Это… такие разноцветные стержни в деревянной оболочке, ими тоже можно рисовать, как красками.
– Грифели?
– Э-э… наверное.
– Если вам так будет легче, пожалуйста.
Я закрыла глаза, и мы начали заново.
* * *
Чистый лист бумаги перед мысленным взором.
Рука в виде этакого большого розового карандаша, в котором заключён не стержень, но собирается, копится энергия.
Самая странная визуализация в моей жизни.
Эветьен велел провести условным карандашом по несуществующей бумаге – будь всё настоящим и получилась бы линия. Или зигзаг, если рука дрогнет.
У меня не получалось ничего.
Я старательно концентрировалась, воображала всё необходимое и водила рукой взад-вперёд по воздуху, чувствуя себя и впрямь странно. Открывала глаза, оценить результат и понимала, что оценивать нечего, ни линий не появлялось, ни рука не светилась, как накануне. Эветьен хмурился и просил повторить.
– Может, оно лишь от поцелуев включается? – предположила я, когда рука уже начала уставать от попыток изобразить дирижёра невидимого оркестра, а новая порция разочарования – портить общий настрой.
– Мне вас поцеловать? – Эветьен рассматривал меня задумчиво, сосредоточенно, словно задачу, для решения которой не хватало какого-то незначительного на первый взгляд элемента. Однако если поразмыслить как следует, то недостающий фрагмент обязательно появится.
– Не надо! – на всякий случай я отодвинулась на самый край полы кафтана.
– Отчего же? Только не уверяйте, что мои поцелуи вам противны.
– Нет, не противны, – не стала я кривить душой. – Просто…
– Тисон верен своим обетам, – вдруг напомнил Эветьен, и разочарование мигом улетучилось, уступив месть удивлению, настороженности, полудетской обиде и желанию сказать грубость, а лучше сразу послать в пешее эротическое. Меньше всего я ожидала, что Эветьен коснётся происходящего между мной и его братом вот так прямо, откровенно, а не мимоходом между делом, в запале спора. – Орден о том не распространяется, но некоторые рыцари весьма успешно обходят запреты на контакты с женщинами. Нет, они не женятся тайно и не заводят постоянных любовниц, однако посещают дома удовольствий, считая, что в уставе ордена не говорится о кратких связях со случайными продажными женщинами, да и кто полагает грязных беспутниц настоящими женщинами? Любопытный парадокс – закатники не приносят обета безбрачия, но, вступив в орден, быстро теряют всякий интерес к плотским утехам. Рассветники приносят, однако аппетиты на женщин у них от того не уменьшаются. Как и ко многому другому, впрочем. Тем не менее, мой брат не входит в их число. Что бы он к вам ни чувствовал, клятв ордену он не нарушит. И его просьба о замене это подтверждает.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– И что, раз у нас с Тисоном ничего не получится, то, значит, можно целоваться с вами во имя любви к науке? – огрызнулась я. – Моей женской самооценке это не шибко льстит, знаете ли.
И не только ей.
По-своему Эветьен прав, конечно, как ни печально это признавать. Тисон понял, что его увлечение может дорого ему обойтись, и сбежал, пока не поздно. Возможно, разврат на источниках только убедил его в правильности принятого решения.
Правда, всё равно обидно и хочется заявить Эветьену, что это вообще не его собачье дело.
– По крайней мере, теперь можно с уверенностью сказать, что случай на лестнице подстроили не вы, – продолжил Эветьен тем же задумчивым тоном, будто не столько со мной разговаривал, сколько делился мыслями вслух.
– От спасибо, гражданин следователь! – не удержалась я от злого сарказма.
– И вероятность, что вы ставленница Хар-Асана, невелика. Даже ничтожна мала.
– Да сегодня прямо день открытий какой-то.
– С того момента, как вы очнулись во второй раз в замке Делени, меня не покидало ощущение, что вы притворяетесь, искусно разыгрываете то ли невинную потерянную глупышку, то ли безумицу наполовину. Ещё и Тисона очаровали всего-то за сутки-другие, и Стефана ввели в заблуждение едва ли не с одного взгляда. Но вы не играете… а когда пытаетесь, то выходит плохо и неубедительно.
Он точно на посыл по известному маршруту напрашивается!
– Благодарю за познавательный ликбез, господин профессор, но лучше я пойду, пока не загубила на корню и вашу драгоценную репутацию, – я встала, отряхнула платье и направилась к кустам.
Эветьен нагнал меня почти сразу – всё-таки ходить по траве удобнее в закрытой мужской обуви, чем в лёгких домашних туфельках, и когда за тобой не волочится цепляющийся за что ни попадя короткий шлейф. Кафтан мужчина не надел, держал вместе с ремнём перекинутым через одну руку, а второй подхватил меня под локоток, останавливая возле кустов.
– С вас снята большая часть подозрений, но вы по-прежнему чем-то недовольны, – заметил он негромко.
– Да, недовольна, – призналась честно.
– И чем же, позвольте спросить?
– Вам в подробностях рассказать или ограничиться синопсисом?
Вместо ответа Эветьен бросил взгляд поверх моего плеча, отпустил локоть, обхватил меня за плечи и рывком увлёк на землю. Я дёрнулась в знак протеста, оказавшись прижатой к мужской груди, – присела тоже не особо удачно, – но Эветьен чуть сильнее сдавил плечи и шепнул на ухо:
– Тише.
Что ещё за доморощенные шпионские игры?
С аллеи донёсся хруст гравия под ногами, становящийся более отчётливым по мере приближения неведомого прохожего к нашему укрытию. Немного дальше она поворачивала под прямым углом, и неизвестный как раз вышел из-за поворота и теперь направлялся к нам. Я расслышала негромкие голоса, мужской и женский, шорох стелющейся по камешкам ткани. Дама из знати – служанки носили платья покороче и без шлейфа. Ровно подстриженные кусты были мне по пояс и если сидеть так, как мы с Эветьеном сидели сейчас, вплотную к зелёной ограде, и не высовываться, то идущие посередине дорожки не должны нас заметить. Да и гряда деревьев закрывала часть аллеи до поворота, повышая шансы остаться невидимыми. Разве что сидеть неудобно, пряжка ремня впивалась в бок и, кажется, Эветьен придавил мне юбку.