— Кем?
— Приходилось и на комбайне, и на тракторе.
— Как налажена учеба в команде?
— Все учатся.
— Обеспечили ли вы безаварийное действие механизмов за весь период плавания.
— Пока никаких ЧП не было…
— Да что ты его не знаешь, что ли!
— Знаю не знаю, а он сегодня в партию вступает. Понимать надо!
— А он что, не понимает!!
— Все ясно!
— Голосуй, секретарь!
— Кто за?
Против?
Воздержался?
Единогласно!..
— Спасибо, друзья! Я этого никогда не забуду…
Заместитель командира капитан 2 ранга Усенко пожал Николаю руку:
— Поздравляю, старшина!.. А день этот на всю жизнь должен запомнить. Не каждому такое дано: на атомном корабле, на глубине, на экваторе, в кругосветном походе… Много ли ребят в Союзе могут сказать, что их вот так, как тебя здесь, приняли в партию!..
И, весело глянув на смутившегося старшину, добавил:
— А вообще правильно поступил, старшина. Это стало хорошей традицией — идти в партию в самые трудные для тебя и твоих товарищей минуты… Значит, все взвешено крепко… Так и держи!
Он не знал еще тогда, что поедет в Москву делегатом пятнадцатого Всесоюзного съезда комсомола, что увидит замечательных людей, что ему друзья поручат передать съезду боевой флаг атомохода, обошедший с ними вокруг света.
— Есть…
— Пеленг двести двадцать семь… Неизвестная атомная подводная лодка.
— Боевая тревога! Ход самый малый! Усилить наблюдение!
Напряженно застыли на своих постах подводники.
— Докладывать пеленг, рассчитать дистанцию до цели!
Минуты тянулись медленно, томительно.
— Товарищ командир, пеленг на неизвестную лодку идет на корму!
— Ну и отлично. Продолжать наблюдение в режиме ШП! Средний ход!
А на другой лодке командир ее сидел в матросском кубрике.
Говорили о походе, и вообще «за жизнь».
— Товарищ командир, вот получит, скажем, корабль звание гвардейского. А люди-то остаются те же…
— Не скажите… Помните песню? Родилась она в годы Отечественной войны: «Морская гвардия идет уверенно».
— «Любой опасности глядит она в глаза», — подхватил кто-то.
— Верно. Так вот это — не пустые слова. В среду гвардейцев попал я лет пятнадцать назад.
Назначили меня тогда командиром торпедной группы на знаменитую «С-56». Гордился я этим, а втайне побаивался: справлюсь ли. Служить на «С-56»! Почет-то какой! Десять гитлеровских кораблей потопила во время войны эта лодка!
Решил я однажды провести тренировку по заделке пробоины. Подал команду. Старшина продублировал ее. Смотрю, матросы действуют правильно, но как-то вяло. Перехватил один-два брошенных на меня недоуменных взгляда.
Думаю, в чем дело? Где я сплоховал?
Подошел тут старшина ко мне и говорит:
— Это для нас, товарищ лейтенант, давно пройденный этап. Позвольте, я продолжу учение?
— Действуйте!
— Погасить свет!
Погас свет. В отсеке — тьма кромешная. Только слышу короткие команды да стук инструмента.
Думаю, уж не разыгрывают ли меня?
— Включить свет!
Стало светло. После темноты даже зарезало в глазах.
Оглядываюсь. Матросы стоят на своих местах.
— Товарищ командир! Учение проведено, пробоина заделана!
— В темноте?
— Так точно!
Проверил. Действительно все сделано отлично.
А я их учить собирался, думаю, самому надо учиться…
«Как встретить Нептуна?» — спрашивала стенгазета. В помещенных рядом предложениях недостатка не было:
«Поставить шампанское в холодильник, так как Нептун любит — со льда»; «Заварить крем для тортов»; «Провести политбеседу: «Нептун и его влияние на гирокомпас»; «Подобрать свиту Нептуну. Найти подходящую русалку»; «В целях пропаганды передового опыта показать Нептуну кинофильм «Старик Хоттабыч»; «Предупредить некоторых военных, чтоб шашни с русалкой не заводили».
Точно в момент пересечения экватора из центрального поста появились два тритона, затем владыка морей Нептун и русалка… Новичков, ранее не пересекавших экватор, ждала купель.
Всем были вручены памятные дипломы:
«Я, Нептун, властелин всех морей и океанов, повелитель рыб больших и малых, награждаю тебя дипломом за переход экватора под водой на атомном ракетоносце за то, что приумножил ты славу флота советского».
Оказалось, что Нептун был знаком и со стихосложением. Во врученных им грамотах говорилось:
Достойному потомку мореходов,Прославивших в веках российский флот,Тебе, тебе, моряк с атомохода,Владыка моря поздравленья шлет.Запомни знаменательную дату:Сегодня ты перешагнул экватор!И хоть твоя дорога нелегка,За труд — награда: званье моряка!..
Нептуном был инженер. Тритонами — офицеры. Русалкой — трюмный матрос.
7
Грусть точно знает свои часы. Она приходит после вахты, когда руки и мозг освобождаются от привычного, поглощающего все внимание человека ритма, напряженность спадает, чувства и нервы расковываются.
Воспоминания и раздумья берут свое, и естественному желанию человека, его потребности отключения от работы, смены впечатлений и лиц, прогулки с девчонкой по заснеженной вечерней улице или просто нехитрой вечеринке с друзьями противостоит одно равнодушно-непреодолимое слово «невозможно».
Невозможно, потому что весь мир подводника ограничен стальными стенами отсеков.
Невозможно, потому что и позади и впереди — еще долгие дни похода.
На людей, ради эксперимента заключавших себя в сурдокамеру на такой же срок, смотрят как на героев. Для них, подводников, это такие же будни, как для какого-нибудь инженера с «Электросилы» ежедневная поездка в метро до работы.
Психологический пресс, давящий на сознание, здесь неизмерим. Пружина может согнуться, если она не закалена. Если весь нравственный комплекс людей не подготовлен к таким перегрузкам и не найдено средство снимать накапливающуюся ото дня к дню смятенность души.
Рецептов здесь не существует, и каждый как-то естественно и заметно приходит к чему-то своему. У Витьки Малышева этим, по его словам, «клапаном, стравливающим пар», была гитара. С исцарапанными боками и порыжевшим от времени лаком на некогда черной полировке.
Витька подтрунивал над собой, зачитывая ребятам вслух выдержки из свирепых статей, где инструмент сей, доказывающий легкомыслие некоторых юнцов, только на этом серьезнейшем основании предавался анафеме. В защиту гитары Витька, сколько ни искал, пока ничего не нашел. Если не считать авторитетного мнения Клавдии Шульженко, намекавшей, что, может быть, «сам Ойстрах поет под гитару тайком».
Гитарные баталии, признаться, мало трогали и самого Витьку и ребят его отсека. Нехитрый инструмент, прошедший с ними великое множество морей и океанов, извлекался из рундука, и в отсеке становилось тихо-тихо. Так, что даже был слышен плеск водяных струй за бортом.
— Витька, давай ту, про Оскара Кричака.
— Что, опять захандрил?
— Захандрить не захандрил, а провентилироваться надо.
— Я тебе не вентилятор… — Витька ворчал для приличия. Какой же уважающий себя музыкант так вот, сразу, не поломавшись немного для виду, ударит по струнам!
— Ладно, споем!
Он пробовал струны, и они отвечали ему тонкими и басовитыми нотами, звучащими здесь, отраженными от стальных стен, особенно отчетливо и резко. Витька брал на тон ниже — песня требовала сосредоточенности — и хрипловато-простуженным голосом начинал:
Отплываю завтра я.Что ж, не первый случай.Ты, хорошая моя,Зря себя не мучай.
Я вблизи тебя люблю,А вдали тем паче.На прощанье кораблюПожелай удачи.
Там повсюду снег да лед,Голый камень серый.Экспедиция идетДалеко на север…
Ребята тихо подхватывали, стараясь не спутать гитарный ритм, не разрушить настроение песни:
Все мне будет по плечу,Так или иначеСделать много я хочу.Пожелай удачи.
Свет звезды в вышине.Ветер. Ветки гнутся.Предстоит уехать мне,Предстоит вернуться.
Предстоит еще решитьРазные задачи.Предстоит на свете жить.Пожелай удачи!..
— А знаете, — сказал неожиданно Витька, отложив гитару в сторону, — песня эта тоже имеет самое прямое отношение к нашему походу.
— Как так?
— А вот так. Помните, к нам на лодку приезжал журналист Анатолий Сергеев?
— Да.
— Во время отпуска я был у него в Москве дома. А туда зашел по каким-то делам Константин Ваншенкин. Это он написал слова песни. И я завел речь об этом. Сказал, что песню на лодке любят.