он занял место моего учителя психологии из института, где я, разумеется, никогда не учился. Да какой там, на дворе 2020 год, никакой третьей мировой еще не случилось, а к космосу люди вообще остыли и занимались мирскими проблемами.
Позже, когда я пришел в себя, то в подробностях рассказал ему все что видел. Врач четко фиксировал этот бред для своей диссертации и публикаций. Я сам, без труда определил, что люди из моего бреда имели точных аналогов в реальности, а в качестве их имен мой мозг собрал коллаж из имен известных людей или людей искусства. Сам врач искренне развеселился, когда узнал что попал ко мне в бред в роли учителя.
Единственным субъектом, которого мы так не смогли идентифицировать и найти аналогов в реальности был тот самый Рыжий. Психиатр продолжал биться над этой загадкой, его это немного беспокоило. Впрочем, он склонялся к выводу о том, что это материализовавшийся образ моего подсознания, сопротивляющийся разрушению иллюзии. Ведь рыжий появился тогда, когда терапия начала давать положительные результаты, и я встал на путь выздоровления. В то время я уже начал реагировать на внешние раздражители и даже контактировал с людьми вне моей фантазии. Кульминацией стал момент, когда я сумел построить диалог с Ритой. В бреду я услышал ее и отвечал вполне осознанно, уже через два дня после этого я очнулся.
Наконец мой врач вернулся с утреннего обхода и, увидев меня улыбнулся:
– Привет. Все никак не можешь смириться с тем, что ты все еще пациент. – Мой врач был младше меня, поэтому между собой мы сразу перешли на «ты».
– Ну, знаешь. Я вообще уверен, что я в больнице всего два месяца, а никак не год и восемь месяцев.
– Это нормальное чувство. Вообще ты поразительно быстро идешь на поправку с самого момента пробуждения.
– С тех пор как я с вами, у меня только одно желание – поскорее выписаться.
– Достойная цель. Как протез?
– Скоро буду бегать. Если быть точным – летом, а то бегать по снегу и льду не очень хорошая идея.
– Ты сегодня прям какой-то необычно веселый, заходи в кабинет, поговорим.
Я зашел в его кабинет. Стены здесь были такими же обшарпанными, как и всюду в здании. Вообще больница была паршивенькая, но молодой врач на большее и не мог рассчитывать. Он сел за свой старенький стол, я сел напротив него на довольно побитый временем, скрипучий деревянный стул. Врач привычным жестом достал из ящика диктофон и включил его на запись. Он договаривался об этом еще с Ритой, чтобы полностью фиксировать весь процесс моего лечения. А после того как я пришел в себя он условился об этом уже со мной.
– Алексей. Я тут подумал и решил, что тебя можно выписывать. – Улыбнулся он. – Так что как только погода наладиться можешь ехать домой. Рецепты на лекарства уже выписал и приложу их к выписке, все рекомендации там же.
– Замечательно, прямо сейчас позвоню Рите! – в физическом плане я еще, конечно, не до конца оправился, но уж очень на меня давили местные стены. А ночами так вообще тяжело приходилось, особенно когда у буйных случался припадок. Врач хорошо это чувствовал, наверно, поэтому и решил меня поскорее выписать.
– Ты вчера вечером сказал, что хотел мне что-то еще рассказать?
– Нет, теперь, пожалуй, не хочу.
Мы рассмеялись.
– А если серьезно, то меня беспокоят мои сны. За два месяца мне раз десять снился Япет. Это обычные сны, не кошмары. Но они выглядят как будто это, правда, происходило со мной. И это меня беспокоит.
– Леш, сны продукты нашего сознания и подсознания. А твое сознание, пока ты находился в тяжелом состоянии, было на именно Япете. Пускай всего этого не было на самом деле. Ты все это пережил. Помнишь, мы слушали записи, как ты кричал, когда там, в бреду упал в пещеру. Для твоего сознания ты, правда, был там, и у тебя правда болела нога. И теперь сознание невозбранно использует этот материал в ходе конструирования сновидений, это нормально.
– Но это пугает.
– Ты пережил то, что мало кому удавалось, и вылечился. Кто знает, может именно твой случай позволит нам понять, как работает мозг в таком состоянии. А пока человечество только приоткрыло эту дверь. Поэтому готовых ответов быть не может, но я считаю, что ничего страшного в этом нет. Особенно учитывая, что они тебя не беспокоят, ничем, кроме содержания.
– Слушай, а долго люди восстанавливаются после таких травм? Когда я смогу быть полноценным человеком?
– Ты уже полноценный человек. Мы вытащили тебя. Что касается тела, то физиотерапевты тебя подлатают. Но врать я тебе не могу, ты, вряд ли когда-нибудь станешь прежним. Слишком тяжелая травма и слишком обширные последствия, но ты среди нас, что уже огромный успех. Не забывай об этом.
– Я просто хочу снова быть собой. Таким как прежде.
– Это невозможно, к сожалению.
– Я понимаю. Просто чувствую, что жизнь стала другой и, когда я долго мучаясь, встаю, наконец, с кровати, то немного… скучаю по Япету. Я скучаю по месту, где никогда не был. Не знаю нормально ли это, но я должен рассказать тебе об этом чувстве.
– Это, конечно, не нормально. Но в твоем случае все не нормально. Даже тот факт, что ты очнулся, уже является отклонением от нормы. – Он не улыбнулся. – Впредь я просил бы тебя обратиться к психологу. У меня есть несколько знакомых, я оставлю тебе их номера телефонов. Но нет смысла держать тебя здесь, все что может дать тебе больница ты получил. Но есть смысл в том, чтобы помочь тебе собрать паззл, что сейчас у тебя в голове. Если ты не хочешь обращаться к другим специалистам, я могу помочь.
– Ты разводишь меня на платный прием?
– Раскусил! – вот тут он, наконец, повеселился. – Если быть честным, я опасаюсь регресса. Серьёзно опасаюсь. Я вижу, как тоска по иллюзии все глубже закрепляется в твоей голове. Ты покинул очень глубокую иллюзию, где был вполне счастлив. И очутился в мире, где ты теперь фактически остался за бортом. Уж прости, что так грубо.
– Справедливо. Но есть одна деталь, в космосе я не был в курсе, что у меня есть сын. Да, теперь я за бортом, но маленький спасательный круг еще держит меня на плаву. Рита не даст мне снова окунуться в бездну. Ну и на тебя уповаю.
Тут зазвонил телефон, он взял трубку и сразу изобразил лицом крайнюю степень мучения. Мы с ним неплохо сдружились, и я знал, что ему часто звонил его отец, бросивший семью, когда парню было тринадцать. А теперь на старости лет он вдруг понял, что отцовства то ему и не хватало всю